НЕЗАБВЕНИЕ

Взрослый мужик, разменял четвертый десяток, а до сих пор занимаю у матери. Ведь знаю, что обратно долг не возьмет, – злился Глеб на себя.

И в бессильном отчаянии следом тут же начал себя успокаивать:

Да ладно, хватит уж ныть. Потом разберусь. Деньги – не главное. Надо блат для начала найти.

А иначе-то как? – после коротких раздумий спросил себя Глеб, и тут же себе ответил. – Иначе, деваться некуда: придётся ехать на Шувакиш, и там покупать за двойную цену.

Он вслушивался в шум ветра на площади. Тот подвывал, а в машине в это время было уютно. Теплый воздух от печки согревал понемногу и приглушал мрачные думы.

«Местное время одиннадцать часов ровно…» – объявил четким голосом диктор. Глеб озабоченно посмотрел на часы, выключил радио и выскочил из машины. На короткий миг показалось солнце. Он, прищурившись, закрыл дверцу и быстрым шагом направился в магазин.

Марина нервно раскладывала на прилавке расчески, заколки, ободки для волос и прочую, как её все в отделе называли между собой, «дребедень». Каждый день приходилось выдумывать, чем заполнять пустые места. Наконец она выпрямилась и с важным видом поправила облитый лаком гребешок начесанной челки. Украдкой взглянула в зеркальце и радостно выдохнула: как раз к празднику успела перекрасить волосы в модный цвет. Так-то гораздо лучше. Подновила на веках радугу сверкающих теней, обвела четким контуром изгиб узких губ и, добавив розовый перламутр, почувствовала себя звездой.

Глеба она увидела издалека и прошипела с ехидством:

– Надоели до смерти.

Глеб, подойдя поближе, наигранным голосом произнес:

– Привет!

Марина скривилась, но ответила всё же небрежным кивком. Тем временем её взгляд будто смотрел в пустоту. Она, помолчав для порядка, натянуто улыбнулась, поманила пальцем и зашептала чуть слышно:

– Не до тебя сегодня. С утра по отделам ходит директор, а с ней – проверяющие из управления.

Глеб постоял в нерешительности и, вздыхая, тихо спросил:

– Можно, я подожду?

На его лице виновато блуждала улыбка.

Марина, равнодушно пожав плечами, метнула резкий, надменный взгляд и бросила коротко:

– Как хочешь.

И отвернулась.

Глеб пожалел, что приехал, однако остался стоять у прилавка.

Чуть погодя Марина опять на него взглянула и показала глазами:

– Вон они, идут сюда.

Он собирался что-то сказать, но тем временем у него за спиной раздались голоса. Глеб обернулся и среди всех прочих увидел тоненькую, хрупкую женщину в голубом костюме, ту самую, что встретил в школе минувшей зимой.

Это случилось в один из тех противных вечеров, когда небо нависает над хмурой землей и жизнь кажется беспросветной. У Лариски была ночная смена, и Глебу пришлось идти на родительское собрание. Когда он поднялся на второй этаж, непривычную тишину школьного вестибюля нарушил лишь топот его шагов. Таких же, как он, кто пришел раньше, было трое, и все – незнакомые. Поначалу Глеб не заметил невысокую молодую женщину, ту, что стояла к нему спиной, вдалеке, и читала книгу. Он прошел мимо и почувствовал нежный, слегка уловимый запах духов. Легкий свежий аромат привел его в некоторое смятение. Женщина распахнула воротник у пальто, вскинула голову и отрешённо посмотрела в окно. В тусклых стёклах отражались покатые плечи и чёткий овал лица. На безымянном пальце её правой руки Глеб заметил обручальное кольцо. Его алмазные грани, отражая лучи, вспыхивали, словно звёзды. Почему-то он не решился встать рядом, остановился чуть дальше и постарался сделать безразличный вид, но через некоторое время понял, что неотрывно, даже, пожалуй, слишком пристально смотрит на незнакомку. По бокам её коротких изящных сапожек небрежно свисали кожаные шнурочки с крохотными металлическими шариками на концах. Подбитый бархатистым мехом каштановый мягкий шеврет облегал стройные лодыжки. Плавные линии бежевого пальто не давали возможности сразу увидеть, как она сложена. Глеб прикинул: сколько ей может быть лет. На вид он бы дал не более двадцати.

Тем временем женщина подняла руку, пробежала глазами по циферблату часов, положила книгу на подоконник, и пока она открывала сумку, Глеб успел разглядеть рисунок распахнутого окна на мягкой обложке, и прочитал «Татьяна Толстая «На золотом крыльце сидели…». Потом она убрала книгу в сумку, всё так же неторопливо развернулась; как ребёнок, беспечно скрестила маленькие ножки, обхватила руками лёгкий кокон пальто из пушистой матовой ткани, и сразу стала заметна её хрупкая фигура.

Было в той незнакомке какое-то небрежное совершенство. Слегка сдвинутый на бок берет открывал её спокойное лицо. В свете люминесцентных ламп блестел шелковистый мех норки палевого оттенка, серо-голубые глаза, глядя задумчиво, нежно сияли, и вся она казалась окутанной неким мягким, тёплым свечением.

Глеб, оглядываясь через плечо, размышлял: «Мне кажется, будто я её знаю». Вытянув губы и растерянно сморщив лоб, он на минуту задумался. К этому времени у него в голове всё запуталось и перемешалось.

Нельзя было понять, замечала ли она его присутствие, но в голове у Глеба понеслись сумбурные мысли, пробудились мечты и фантазии, навеянные воображением. Он удивлялся себе: «Да ты поэт! Или пошляк. Слушай, надо выкинуть это из головы».

Зашумели вокруг голоса. Глеб оглянулся: народу прибавилось. Вместе со всеми они вошли в класс. Женщина села в первом ряду. Глеб, закусив губы, искоса продолжал за ней наблюдать. В ушах у неё покачивались маленькие серёжки. Золотистый витой браслет часов блестел на левой руке. Сквозь гладкую кожу просвечивала сеть голубых прожилок. Его изумил вид её тонких запястий. Так и подмывало дотронуться до них.

Так. Спокойно! – сказал себе Глеб, подавляя шальные мысли. – Ну куда тебя опять понесло?

Он опустил глаза: Дурак! Дыши ровнее и глубже.

Сквозь поток похотливых раздумий до него доносился голос классной руководительницы.

Собрание затянулось. Глеб ёрзал, нет-нет да поглядывал краем глаза на незнакомку. Он успел уловить, что в этом классе учится её дочь Аля Алексина. Фамилия была ему незнакома.

Закончилось то родительское собрание, прошла невыносимая зима, пролетели весна и лето, вот и осень почти на исходе, но он сразу узнал эту женщину. Лишь встретившись взглядом, Глеб испытал лёгкий трепет и растерянно улыбнулся. Он не мог удержаться и хотел поздороваться. Однако женщина, похоже, не заметила Глеба. Прозрачные серо-голубые глаза с некоторой отрешенностью скользнули по его лицу, и показалось, что в её непроницаемом взгляде мелькнуло что-то высокомерное.

Глеб напрягся, ему стало как-то неловко. Он выждал немного и спросил у Марины:

– Это кто такая?

Та обернулась неспешно:

– Ты о ком?

Глеб поглядел на неё исподлобья:

– Та женщина, рядом с вашим директором.

На его плоском бесцветном лице розовой тенью мелькнул румянец.

Марина взметнула тонкие брови и буркнула:

– Кто-кто? Кира Борисовна. Я же сказала: у нас проверяющие.

– Кира Борисовна, – повторил медленно Глеб и растерянно посмотрел под ноги.

Едва он услышал имя той женщины, этого было достаточно, чтобы ожили картины прошлого. Так звали лишь одну среди множества его знакомых.

Глеб вздохнул и, почесывая за ухом, глухо пробормотал:

– Кира? Хмм. Ну понятно. Вот она кто теперь: особа с высшей ступени цивилизации советского общества.

Вершинины

В этих местах, между Конжаком и Юрмой, так часто бывает: с началом последнего месяца осени земля сдается на милость зимы. Дни наступают короткие, стылые. Того и гляди ударят морозы, да закружат белые мухи.

Когда в такой студёный день Илья возвратился с работы раньше обычного, ветер трепал тополя перед домом, сдирая с высоких крон последние листья. Он заглушил машину и глянул на окна: в комнате, где стоял ткацкий станок, горел яркий свет. Илья посигналил раз, потом ещё, долго, долго, и ещё длиннее. Натянул на голову кепку, постучал пальцами по рулю и вздохнул глубоко:

– Не слышат.

Прошла минута-другая и он, наконец, решившись, распахнул дверцу машины, после взял с пола тележку, спустил её на асфальт и положил сверху самодельный короткий костыль.