НЕЗАБВЕНИЕ
Шрифт:
Илья чуть поёрзал:
– Ну, расскажи, как выглядела эта Лиля Брик?
Он снова заёрзал, увидев иронию в тётушкиных глазах. Она рассмеялась:
– Послушай, ребёнку все взрослые кажутся стариками. И опять же, если мне тогда было семь или восемь, сколько же лет было Лиле Юрьевне?
Размышляя, тетушка вскинула голову:
– Думаю, около сорока. Может, чуть больше. А как выглядела? Я запомнила, что у неё были стройные ноги и всегда очень изящные туфельки или сапожки. И всякий раз, когда она проходила рядом, от неё пахло какими-то удивительными духами. Вот не помню, какая была прическа,
Она повела плечами и пожурила шутливо:
– Да ты совсем сбил меня с мысли, дружок. Ведь я почему вспомнила Лилю Юрьевну? Однажды она рассказывала, как Маяковский писал стихи. Он только потому заменял в них некоторые слова, что слишком уж приземленными они оказывались. Исчезала словесная магия.
Илья возразил:
– Я понимаю, это поэт – существо крылатое, и творит он лишь тогда, когда делается безрассудным, но позволь уж хотя бы писателям быть ближе к реальности.
Тетушка насмешливо отозвалась:
– А как же без этого. Подружка моя, Ира Бессонова, царство ей небесное, – она вздохнула и перекрестилась, – как школу закончила, решила ехать в Москву, поступать в Литературный институт.
– Тетя Ира? – удивился Илья. – Вот уж о ком не подумал бы.
– Она не всегда была той, какой ты её знал.
Тётушка, тихо вздыхая, замолкла и, встряхнув головой, продолжила:
– Так уж сложилось: только Ирка отложила мечту на потом, тут-то судьба и затянула в свой водоворот. Как оно часто бывает: сделал шаг, и вот уже хода обратно нет. Такое обрушится, даже кажется, что не с тобой это происходит. А пока в школе учились, Иришка всегда что-то писала. Как это у неё получалось – ставить слова на свои места, не знаю. Мы заслушивались, когда наша учительница по литературе зачитывала перед классом её сочинения. Ирка среди нас была самой умной, знала всех классиков и мечтала лишь об одном: стать писателем. Она и экзамены все сдала на «отлично», однако без рабочего стажа её в институт не приняли. Так и сказали: сначала жизнь надо понюхать.
Она усмехнулась и тут же воскликнула:
– Ах, Илюшенька, вот только искусство – это не сама жизнь.
Илья несколько растерялся:
– А что же тогда?
– Возвышение над жизнью, вот что такое искусство. Я согласна с тем, что красота заключается в материальных вещах. Так дайте же, наконец, увидеть ту самую красоту, отсеките всё лишнее, чтобы она заиграла, и свечением своим очистила мою душу.
Илья посмотрел на тетушку и ухмыльнулся:
– Но как же понять, что отсекли всё то самое лишнее?
– Ну-у, – протянула тетушка, – об этом еще Аристотель писал: красота заключается в величине и порядке. И уж если это искусство, ты его сразу узнаешь. Оно, как цветок, источает нежный и тонкий аромат недосказанности. От этого запаха веет свежестью, и ты будто погружаешься в глубокий целительный сон. Искусство вызывает радость. Когда тебя топят, или, когда жизнь давит так, что нечем дышать, тут-то искусство становится тем спасательным кругом, который держит тебя на плаву и не дает утонуть.
Она хотела что-то ещё добавить, но тут, прищурив глаза, Илья насмешливо проговорил:
– От кого-то я уже это слышал. Кира Алексина тоже любит окружать жизнь ореолом
романтики.Кивая головой в сторону книжной полки, тетушка с улыбкой сказала:
– Я вижу, ты тоже почитываешь те книжки, что приготовил Кире в подарок.
Илья улыбнулся смущенно в ответ:
– Не мог удержаться. Я аккуратно.
– Ладно, ладно. Самое время читать. Я тоже прочла. На одном дыхании. И я аккуратно, – засмеялась она, заговорщически взглянув на Илью.
– Хорошее начало в твои-то годы, – воскликнул он с пониманием. – Да ты, оказывается, та ещё озорница.
– И в кого ты такой бестактный, милый мой друг, – шутливо пожурила тётя Маруся. – Начало, в самом деле, хорошее. Ах, Илюша, как они точно и кратко пишут, и как пленят их простые слова.
Она подняла голову, глаза её заблестели.
– И почему раньше мы не могли их прочесть? Я только буду жалеть, если жить немного осталось. Столько всего надо узнать из того, чего нас лишили, и сколько нового ждет впереди.
Тетушка снова бросила взгляд на рисунок. Ловко управляя крючком, протянула в трепещущую основу новую прядь, и тут же, не поднимая глаз, спросила:
– Где вы празднуете день рождения Киры?
– У Алексиных дома, конечно, – ответил Илья. – Я встретил вчера Кирилла. Ты знаешь, что он собирается подарить жене?
– Учитывая, что Кире исполнится тридцать лет, должно быть что-то особенное, – мечтательно отозвалась тетушка.
– Картину, – с восторгом сказал Илья.
– Какую картину? Он что, ещё и рисует? – изумленно спросила тетушка.
Илья расхохотался.
– То, что его папа рисует, это я знаю точно. А вот Кирилл, кажется, в этом не был замечен. Хотя, стоит ему только заняться…
– Тут ты прав, – поддержала тетушка, – он такой, ваш Кирилл: за что бы ни взялся, всё у него получается. Уж кому-кому, но ему-то стоит только захотеть.
Она провела рукой по лбу и спросила:
– Скажи, картина откуда?
– Помнишь, ты недавно ходила на выставку? Так вот: вчера Кирилл был у того художника.
Тетя Маруся вопросительно улыбнулась:
– У Виктора, что ли? Интересно, что же выбрал Кирилл.
Тетушка закончила ряд и прибила его тяжелым зубатым бруском. Потом маленькой ловкой ладонью взяла ножницы с табуретки и состригла выступающий ворс.
Илья оглянулся: в комнату вернулся отец. Он постоял, разглядывая рисунок ковра, потом громко спросил сестру:
– Может, отдохнешь немного?
Она бросила взгляд в окно, затем ласково посмотрела на брата:
– Лёша, принеси лампу из спальни. Как-то враз потемнело. Видимо, зима совсем близко – вот уж и рассвет с сумерками среди дня встречается.
Тревожная новость
– Ну, девчонки, до Казанской ещё три дня, а холод пробирает аж до самых костей.
Выйдя на улицу, все расслабились, с облегчением вдохнули свежего воздуха и тут же разом заговорили.
– А помните, как однажды на седьмое ноября мороз ударил под тридцать? Саша рассказывал, как тогда накануне праздника в горкоме решали: проводить демонстрацию, или же отменить. Ну кто ж бы взял на себя такую ответственность!
– А народу в тот год пришло даже больше, чем обычно.