Ночь большой луны

– Благодарите бога за Игнатия, - сказал Егор.

– Я благодарю, - откликнулась Ника.
– Итак, Степан, распоряжайтесь. Что мне сделать?

Они поужинали так вкусно и так плотно, что долгое время сидели за столом, не в силах оторваться от стульев. Рыба была свежей и бескостной, помидоры сладкими, хлеб еще теплым.

– Чай, арбуз?
– предложил Степка.

Ника застонала.

– Еще один грамм, и желудок лопнет, - сказала она.
– Я бы прошлась, осмотрела окрестности.

– Хотите, поедем верхом?
– предложил Васька.
– Мне лошадей вываживать надо. Заодно и прокатитесь.

– С полным желудком?
– усомнилась Ника.

– Так мы шагом!

Ника посмотрела на Степана.

– Можно?
– спросила она, как маленькая девочка.

Степка покладисто кивнул головой.

– Только шагом!
– предупредил он.
– На полный желудок, действительно, вредно. Вы когда-нибудь верхом ездили?

– Нет, - ответила Ника честно.
– Но я быстро всему учусь.

– Дай ей Лангета, - сказал Степан сыну.

Васька кивнул.

– Лангета?
– переспросила Ника и рассмеялась.
– Это мясное блюдо?

– Нет, - рассудительно ответил Васька.
– Это коня так зовут. Вообще-то его полное имя Лангедок, это мы его так коротко называем. Конь старый, но умный. Неопытного седока как в люльке везет.

Егор задумчиво подпер рукой щеку.

– Помнишь Карата?
– спросил он Степку.

– А как же!
– ответил Степка, не раздумывая.

– Это старый конь, на котором мы ездили детьми, - пояснил Егор Нике.
– Он мне как-то раз жизнь спас…

– Умер Карат через год после твоего отъезда, - сказал Степка.
– Стоя, как и положено. В тот день он из конюшни не выходил, стоял, ждал чего-то… чувствовал, наверное. А потом упал - и все.

Степка отвернулся и откашлялся, как делал всегда в минуту сильного душевного волнения.

– Он был как человек, - сказал Егор Нике. Она понимающе кивнула. Ее глаза стали серьезными.

– Он был лучше многих людей, - не согласился Степка.
– Лошади вообще лучше людей. Злобы в них нет, ненависти… Божьи создания.

Тюбик фальшиво чихнул, привлекая к себе внимание.

– И собаки, конечно, - обратился к нему Степка.
– Верные души.

Тюбик удовлетворенно шмыгнул носом.

– А вы заметили одну вещь?
– вдруг спросила Ника.
– Вы, Степан, сказали: «Карат умер».

– Ну, да, - подтвердил Степка, недоумевая.
– Так он уже старый был!

– Нет, я не об этом. Просто вы сказали про животное «умер». Как про человека. А про многих людей теперь говорят «сдох». Как про животных.

Ника помедлила и добавила:

– Странно…

– Ничего странного!
– горячо ответил Степка, который становился словоохотливым только тогда, когда речь шла о его ненаглядных лошадях. – Просто животные ведут себя благородней людей и жизнь свою проживают достойно. Поэтому язык и не поворачивается сказать про них «сдох». А люди ведут себя хуже гиен. Особенно в последнее время.

Степка помолчал и презрительно добавил:

– Падальщики…

– Не все такие, - не согласилась Ника.

– Например?
– вскинулся Степка.

– Вы не такой. Егор не такой. Вася не такой.

– Много вы понимаете, - проворчал Степка. Но комплимент ему понравился.
– Вы нас еще плохо знаете.

– Ладно, хватит философию разводить, - вмешался в беседу Васька.
– Ника, мы на речку поедем. Если хочешь - надень купальник. Вниманию гостей предлагаются водные процедуры.

– Вода теплая, - поддержал Степка.
– В самый раз.

– Егор, вы с нами?
– спросила Ника.

Егор оторвался от своих мыслей. Только что он размышлял, что у подросткового возраста есть масса преимуществ. Например, Васька сразу и легко начал говорить Нике «ты». И она не возражает.

– Если не прогоните, с вами, - сказал он уныло.

– Тогда собирайтесь. А я пока уберу со стола и вымою посуду, - распорядилась Ника.
– Должна же быть от меня хоть маленькая польза!

– Здорово!
– обрадовался Васька, вставая.
– Обычно посуду мою я. Терпеть не могу это занятие. А посудомойку отец из принципа не покупает. Говорит, что люди уже настолько себе жизнь облегчили, что собственную задницу таскать ленятся… Ой!

Степка с размаху звезданул сына по спине.

– Пап, ты чего?

– Ничего! Иди лошадей седлай, оратор!

Через полчаса они выехали со двора: Васька на рыжем Синдбаде, Ника на покладистом пегом Лангете и Егор на чудной английской кобыле Флоре.

До Дона доехали быстро, минут за пять. Лошади шли охотно, в указаниях не нуждались. Чувствовалось, что дорога им хорошо известна.

– Лангет - наш собственный конь, - рассказывал по дороге Васька.
– Отец его выкупил у одного зажратого нового русского. Тот велел отправить коня на живодерню, вот отец и выкупил… Он хочет построить еще одну конюшню, для стариков. Правда, время от времени впадает в депрессию, орет, что мы разоримся на этой благотворительности, но это пустяки. Он добрый. Только кажется таким мрачным.

– А мне не показался, - сказала Ника.

– Он у меня стеснительный, - снисходительно объяснил Васька.
– Женщин до ужаса боится.

Вздохнул и добавил:

– Он маму очень любил.

Ника, которой Егор уже успел рассказать о смерти Васькиной матери, промолчала.

– Стоп!
– сказал Васька и натянул поводья.

Седоки сделали то же самое.

– Приехали, - сказал Васька.

Прямо перед ними раскинулась широкая водная гладь, испещренная зелеными зарослями. Вода неторопливо текла мимо них, маленькие треугольники волн казались нарисованными под копирку.

– Ника тебе помочь?
– спросил Васька.

Ника, не отвечая, легко соскользнула с седла. Спружинила на длинных загорелых ногах, перекинула поводья за шею коня, сделал шаг вперед. Ее глаза не отрывались от далекого водного горизонта.

– Так вот ты какой, государь Тихий Дон, - сказала она вполголоса.

Егор посмотрел в низкое небо. Облака стелились над волной, словно старый Дон недоверчиво хмурился, разглядывая гостей. Длинная осока торчала над водой, как жесткие колючие усы.