Ночь Серебра

— Это и ладно, не велика беда, ещё воротим клинок, — ответил Ярико задумчиво. — А дело наше пока не кончено, только начинается. Я должен вас кое с кем познакомить. Идёмте.

Они шли долго. Хоть Ярико и выучил практически весь лес, пути-дорожки почти все были одинаковые, и прежде чем привести друзей к домику старого ведуна, они кружили по всему северному лесу. Большую часть пути Ярико молчал: Велена перешёптывалась о чём-то с кузнецом, и тот то смеялся, то согласно кивал, а Славка тоже не говорила ни слова, просто шла за всеми, разглядывая траву под ногами. Прошло довольно много времени, прежде чем она решилась задать вопрос, который мучил её вот уже третий день. Поначалу она даже заикнуться об этом боялась: а ну как Ярико что-то не так подумает, неверно её поймёт, обидится… Но потом, ненароком вспоминая их случайный поцелуй минувшим вечером, Славка мучительно краснела и понимала, что юноша ответит на любой её вопрос без всяких обид. Говорила себе: вот, мол, дойдём до старой берёзы — и спрошу. Но когда они добирались до той самой старой берёзы в считанные минуты, вся Славкина смелость тут же улетучивалась. Наконец Ярико заметил её волнение, взял её за руку и чуть ускорил шаг. Секретов от Велены у него, разумеется, не было, но он подумал, что Славке может быть неприятно, когда слушают посторонние; иначе бы она не так тревожилась.

— Ну, теперь говори, — промолвил он, слегка наклонившись к ней. — Что спросить-то хотела?

— Ханна, та самая девочка, что мне руну отдала… — робко начала Славка, — она просила тебе передать что-то, да не договорила толком, заплакала. А я так и не поняла, что она хотела-то. Так удивилась, когда я имя твоё назвала…

Ярико задумчиво потёр переносицу. Немало всего случилось, пока он у Ольгерда оружейником служил, и худого, и хорошего, а как относиться к той девочке с пепельными волосами, он до сих пор ещё не знал. Прежде чем её бросили в то страшное подземелье, она месяц-другой ходила почти на свободе, жила, как сенная девушка, на первом полу в самом тереме. Однако так она на свободу рвалась, особенно первые несколько седмиц своего плена, что готова была ради этого пойти на всё — даже на предательство. И как-то ей удалось подглядеть, что Велена, которую изредка выпускали из сруба на свет, всё вертится подле частокола и маленькой собачьей лазейки. А потом, когда они предприняли первую попытку сбежать, их поймали у этой самой лазейки и отстегали прутьями так, что Велена ещё седмицу не вставала, а сам Ярико пару дней пролежал ничком. Светлые рубцы кое-где даже ещё остались, и он втихую порадовался, что Славка их не заметила, пока делала ему перевязки в первую же ночь их знакомства. Или же заметила, да спросить побоялась…

После того случая Ханна чувствовала себя виноватой перед ними: не представляла она, что её донос столь жестоко обернётся ребятам, и потом ещё несколько дней всё ходила и просила прощения. Ярико не серчал на неё долго: обиды помнить он и сам не любил, а то — девчонка глупая, что с неё взять, быть может, и ляпнула не подумав, а потом, вишь ты, и сама жалела. Шло время, а оно, как известно, самый что ни на есть лучший лекарь, и однажды Ханна, то краснея, то бледнея и путаясь в словах, созналась Велене под большим секретом, что небезразлично её сердечко девичье к юному оружейнику, но не ведает она, простили ли они с сестрой её, что он теперь о ней-то подумает… А Велена, болтушка известная, как-то вечером возьми да расскажи брату всё как на духу. Ярико даже не знал сперва, как ему эту весть принять: радоваться ли, огорчаться. Ханна ему ни мало не нравилась, он хоть и простил ей предательство, а всё ж не доверял, и пока не мог дать вразумительного ответа. Всю ночь думал, а поутру, когда его в очередной раз из сруба выпустили — отнести князю всё оружие, что он за две минувших седмицы сделать успел, — он заодно и с Ханной поговорил. А потом она исчезла, и только спустя время Ярико и Велена поняли, что с нею случилось и куда она попала. Там и думать про неё как-то забыли: и без того дел было много, не до неё вовсе стало.

— Она влюблена была в меня, — тихо вздохнул Ярико, не глядя на Славку. — Когда-то. Быть может, об этом-то и хотела сказать.

Славка кивнула, опустив глаза, и убрала за уши надоевшие короткие прядки. Совсем неудобно было без косы, ни ленточкой их собрать, ни заплести, а ежели просто так оставить, тоже не лучший выход: едва ветер подует, растреплет так, что вовек не разберёшь.

— А ты? — спросила девушка отчего-то шёпотом.

— А я тебя люблю, — серьёзно ответил Ярико. Славка вспыхнула, покраснела до кончиков ушей. За столь короткое время они успели привязаться друг к дружке так, что уже ничто не могло бы заставить их думать иначе. И вспомнила Славка, как когда-то давно мать рассказывала ей об отце. Она не любила ни говорить о нём, ни вообще вспоминать, но однажды дочь пристала к ней с расспросами в который раз, и она, поняв, что теперь от неё не отделаешься, рассказала. Правда, совсем немного, даже имени его не назвала. Испытания сближают, говорила Весна Любимовна, а он даже такого не выдержал. Славка не осуждала его: не знала, за что, и даже хотела искать его, но это было бесполезно: в деревеньке его ежели и знали, то предпочитали отмалчиваться. Испытания сближают, вспомнила Славка. Сближают, оно и верно…

Так, незаметно, в разговорах и молчании, к полудню они добрались до той дороги, где Ярико намедни наткнулся на домик старого ведуна. Защита — невидимый магический купол — на сей раз пропустила его без колебаний, словно узнала, но у юноши на этот счёт было иное предположение: магия чувствует магию, а значит, и руны, поэтому им удалось пройти сквозь этот купол беспрепятственно. Когда из густой зелени среди деревьев появилась небольшая избушка, он облегчённо вздохнул: до последнего тревожился, а вдруг заблудился ненароком?

— Дедушка! — позвал он, подбежав к крылечку. — Дедушка, мы пришли!

Дверь изушки отворилась, и на порог вышел хозяин. А в следующее мгновение — никто опомниться не успел, как Славка бросилась к нему, обняла, уткнулась носом в его плечо.

— Дедушка! Милый! Дорогой мой дедушка!

Улыбаясь, старик погладил девушку по голове дрожащей рукой, расцеловал её побледневшие щёки, и она прижалась губами к его морщинистой руке, сама не веря своей радости.

— Выросла-то как… — вздохнул Любим Евсеич, когда она, наконец, отстранилась и взглянула на него со слезами на глазах. — Где же моя маленькая шалунья-Славка? А на батюшку своего похожа стала… Ой, как похожа… И надобно ж было богам над вами так-то пошутить неладно…

— Ты знаешь его? — изумилась Славка и смахнула непрошеные счастливые слёзы. — Знаешь?

— Лучше бы не знал, — старый ведун покачал седой головою. — Проходите в избу, внучата, я чай, умаялись с дороги-то. Да и потолковать с вами надобно, со всеми вами…

Всемир, Велена и Ярико, по очереди поклонившись хозяину лесной избушки, поднялись на крыльцо и вошли в дом, а Славка, улыбаясь сквозь слёзы, всё никак не могла поверить, никак не хотела отходить от дедушки.

— Мы думали, что ты… что ты умер, — вздохнула она, когда старик снова обнял её, как когда-то обнимал, ещё маленькую. — Отчего не воротился? И ни весточки от тебя, ни словечка, ничего…

— Боязно мне было за вас, — отмолвил Любим Евсеич с грустью. — Думал, пошлёшь весточку — так сразу и откроешься. А ежели бы меня отыскали, то и к Ярико бы дорогу нашли, и к тебе… Ну, пойдём, — улыбнулся он, ласково потрепав Славку по щеке, как маленькую. — Пойдём, обо всём расскажу вам да по порядку…

В доме старого ведуна было тепло и уютно, в маленьком камине Ярико уже успел развести огонь, который слегка разбавил тонкую пелену полумрака. Велена с позволения хозяина отыскала где-то нитки с иголкой и осторожно, боясь ненароком задеть кожу, зашивала рубаху Всемира прямо на нём. Славка скинула лапти, забралась с ногами на сдвинутые и покрытые плотной холстиной скамейки и подсела поближе к огню, протянула к нему руки, блаженно прикрыла глаза. На её бледном заострённом личике плясали рыжеватые отблески пламени.

— Угощать вас, внучата, боюсь, нечем, — ведун огляделся, и на глаза ему попался котелок, прикрытый тканью, свёрнутой в несколько раз. — Вот разве что зайчатины малость самую осталось, да хлебушко свежий, давешний.

— Давай сюда, дедушка, — засмеялся Ярико. — Мы её тут того… подогреем…

— Ты здесь прямо как свой, — заметила Славка с улыбкою.

— А то! — юноша принял котелок из рук Любима Евсеича и, обхватив посудину с обеих сторон рушником, подержал её подле огня. — Я тут у дедушки уж гостем был. Это ведь его голове светлой кланяться надо, я бы немого колдуна сроду не придумал.

По избе разнёсся умопомрачительный аромат жареного мяса и отвара из ромашки и земляники. Славка втянула носом воздух, и у неё от голода даже голова закружилась. Ежели вспомнить, то она не ела уж больше целого дня, но она сдержалась, постеснялась просить добавки. Мать сказывала, кто много ест — тот похож на зверя дикого. Вспомнив эту глупое и оттого смешное сравнение, Славка только отлила себе в глиняную плошку немного ромашкового настоя и отползла подальше к стене, скрестила ноги, с наслаждением расслабилась, откинувшись на тёплые, гладко обструганные брёвна. Во всём уютном устройстве маленькой лесной избушки чувствовалась рука дедушки: вот и брёвна он сам рубил для стен, и доски для пола выстругивал, и всю мебель, небогатую, но ладную да крепкую, тоже сам сделал. Пригревшись у разгоревшегося очага, Славка смотрела на всех словно со стороны: Ярико от нечего делать дразнил Феникса, Велена пыталась отгрызть крепкую белую нитку, а та то и дело выскальзывала, Всемир смеялся над нею и всё старался щёлкнуть её по вздёрнутому веснушчатому носику, но никак не мог достать, а дедушка Любим нторопливо пил травяной настой и из-под седых бровей с тихой улыбкой глядел на уставших с дороги "внучат".

— Дедушка! — вдруг встрепенулась Славка, вспомнив о его словах, сказанных на крыльце. — Расскажи об отце…

16. Повелитель

— Ты уверена, что так уж хочешь о нём услышать? — вздохнул старик. Славка даже подалась вперёд, едва не пролив травяной отвар на платье.

— Я искала его много лет, — ответила она, и в серых глазах её плясали отблески пламени. — Я хочу хотя бы знать, как его зовут!

Дедушка Любим снова вздохнул, поскрёб в затылке и, наконец, словно собрался с мыслями.