Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке
Шрифт:
Индивидуалистическая цивилизация Запада рождает индивидуалистическую, эгоцентричную, аутичную философию сознания по закону удвоения эгостического сознания, фактически отражая отчуждение капиталистического и капиталорационализированного человека от реальностей бытия. «Человек человеку – волк» – принцип, который вывел Т. Гоббс по отношению к гражданскому рыночному обществу, приводит к тому, что такой «человек-волк» – «центр прибыли», видящий в другом человеке «конкурента-волка», начинает смотреть и на природу как на своего конкурента, которому он объявлет войну. И чтобы оправдать себя, он, как и Э. Мунье, объявляет природу, материю агрессивной.
Здесь формула «общественное бытие определяет общественное сознание» в своей негативной логике в рыночно-капиталистическом пространстве проявляет себя в полную силу. Здесь исток антиноосферизма рыночно-капиталистического, эгоизированного сознания.
Западный аутизим сознания далек от историко-генетического принципа в познании сущности
Сама проблема особенностей западной научно-теоретической рефлексии по идетификации смысла (значения) и сущности сознания является отражением более глубокого явления связи сознания с его языковым носителем, в т.ч. связи философского сознания с национально-языковым типом философствования.
Вопрос типологии сознаний я не буду раскрывать. Хотя уже в моем изложении появились понятия «индивидуальное сознание человека» и «сознание общественного интеллекта», «общественное сознание». Этот ряд можно продолжить, напр., вводя такие понятие, как «сознание народа», «сознание общества», «сознание культуры». Здесь в скрытом виде отражается коллективистская, социальная (социокультурная) природа сознания.
Еще раз повторю свой теоретический тезис, вытекающий из авторских теорий общественного интеллекта и социогенетики на базе общественного интеллекта:
– социальный кругооборот знаний (с закономерностями противонаправленных процессов субъективизации и объективизации знаний) как субстанции интеллекта в социуме (индивидуального, группового интеллектов и общественного интеллекта) и на его базе – социальный кругооборот интеллекта – основа функционирования общественного интеллекта;
– структура общественного интеллекта как структура единства науки, культуры и образования;
– образование как механизм восходящего воспроизводства качества человека, качества общественного интеллекта и качества самого образования.
Все это определяет и делает сознание индивида, сознание общественного интеллекта, сознание интеллекта социальных сообществ-групп взаимосвязанными, социальными, включенными в единое поле сознания того или иного общества страны, а потом и в целом – человечества.
Язык – носитель этого поля сознания и потока сознания (здесь «поле сознания» и «поток сознания» – научные метафоры).
Воспользуюсь для частичной аргументации этого тезиса проницательными наблюдениями А.В. Иванова и представлю их в виде ряда обширных цитат и одновременно положений:
– «Если внимательно приглядеться к фигурам европейской философии, последовательно отстаивавших имманентистский подход к сознанию, то обнаруживается, что большинство их них – представители Германии. И возникает естественный вопрос: а нет ли в самих ресурсах немецкого языка чего-то такого, что помимо воли философов заставляет их придерживаться именно данной, а не иной философской ориентации? В принципе на этот вопрос уже давно дан положительный ответ и даже проведены соответствующие философско-герменевтические и филологические исследования, показавшие например, что вряд ли “Наука логики” Гегеля могла быть написана на каком-то другом языке, кроме немецкого. В частности, его знаменитый переход от бытия к сущности, как прошлому бытия (системогенетический закон спиральной фрактальности системного времени усиливает научную аргументацию этого гегелевского положения. – С.А.) имеет прямую лингвистическую ссылку на связи значения слова sein (быть) с wesen (сущность) через обозначение прошедшего бытия (gewessen) (ссылка: «Наука логики» (Гегель) в «Энциклопедии философских наук», т.1, 1975, с.265–266. – С.А.). Иногда встречаются прямые упреки Гегелю, что вся его диалектика – философская игра, спекулирующая на могучих логико-грамматических потенциях немецкого языка. Если в отношении Гегеля подобный упрек вряд ли справедлив, то применительно к творчеству М. Хайдеггера он как нельзя более обоснован. По мнению ряда компетентных исследователей, тексты Хайдеггера в принципе нельзя аутентично перевести на другие языки, ибо они сознательно построены на обыгрывании (подчас поэтическом) глубинных семантических ресурсов немецкого языка , в том числе вышедших ныне из потребления. В каком-то смысле творчество этого незаурядного мыслителя, особенно позднего, оказывается вслушиванием в “метафизические звоны” немецкого языка, недоступные для слуха человека другой языковой культуры » (курсив мой. – С.А.) [1152] .
– «В немецком слове “сознание” – Bewustsein – имеется непосредственное указание как на сознательность и
даже самосознание, так и на бытие, существование (sein). Иными словами, сама “метафизика” немецкого слова “сознание” органично ориентирует мысль на индивидуальное и сознательное бытие. При этом в немецком слове Bewustsein нет прямого указания: а) ни на жизнь; б) ни на нечто соборно-совместное, что есть в сознании; в) ни на фундаментальность знания. Не случано даже антиперсоналист Гегель начинает с бытия в “Науке логики” и Я в “Феноменологии духа”, а не со знания и не с общности. Нет, конечно, правил без исключения. В германской философии были К. Маркс, Ф. Якоби, Ф. Ницше и докантовская мистическая традиция, идущая от М. Экхарта и Я. Беме к Шеллингу и Баадеру. Любопытно, что именно эти фигуры оказались наиболее созвучны русской философии. Влияние Шеллинга общеизвестно» (курсив мой. – С.А.) [1153] .– « Русская философия никогда не начинает с бытия, тем более с бытия, понимаемого абстрактно-логически . Более того, еще А.С. Хомяков, для своего времени гениально почувствовавший коренную связь русского языка и санскрита, прекрасно показал, что русское “бытие” указывает на нечто сугубо вторичное и относительное (быт), точно так же ,как и санскритское “бхута” (ссылка: А.С. Хомяков. Соч. в 2-х томах, т.1, 1994, с.341. – С.А.). В другом месте он совершенно точно сопоставляет русскую “суть” с индийским “sat” (сущее) (ссылка на ту же работу, с.340. – С.А.). Впоследствии эти языковые интуиции русского мыслителя получили блестящее подтверждение в филологических исследованиях русско-санскритских параллелей (ссылка: Н.Р. Гусева, «Арьи, славяне: соседство или родство?!» // «Древность: Арьи. Славяне», 1996, с.85. – С.А.). Налицо прямая связь русск. “суть”, “сущее”, “сущность” и, соответственно, санскр. “sat”,”sattva”, “satattva”; русск. “есть”, “истина” и санскр. “as”, “es”, “satya”; русск. “правда”, “обряд”, “правый” и важнейшего метафизического санксритского корня “rta”. Такого рода лексико-метафизические параллели можно множить бесконечно. Они доказывают, во-первых, глубочайшую древность категориальных корней русского языка; во-вторых, что мы ни у кого механически не заимствовали философский терминологический аппарат (у тех же греков) и что, возможно, имел место как раз обратный процесс, если вспомнить греческие предания о гиперборейцах; и, в третьих, гениальность соловьевского хода мысли в “Философских основаниях цельного знания” (ссылка: В.С. Соловьев. Соч. в 2-х т., т.2., 1988, с.218–222. – С.А.), где он отлично обосновывает содержательную пустоту чисто логической категории бытия , могущего быть лишь предикатом, и кладет в основание своей философской системы категорию сущего » (курсив мой. – С.А.) [1154] .
– «Но если не с бытием и не с самосознающим эго Декарта, то тогда с чем же связывала русская философия сознание как нечто действительное сущее?
Во-первых, это “со”, т.е. что-то превосходящее мое эго и органично отсылающее к некому “мы”, к общности, к совместной родовой жизни и деятельности. Мало того, только благодаря этой живительной связи с “мы” я могу сформировать, существовать и развиваться как сознательная личность (это положение А.В. Иванова повторяет теоретическое положение, сформулированное автором в монографии «Онтология и феноменология педагогического мастерства» (1999), – о первичности МЫ-онтологии по отношению к «Я-онтологии»; что в «Я» тем больше сущности, содержания, смысла, чем больше в нем «МЫ», – С.А.)… Однако “со” подразумевает не только прозонтальную общность и связанность с тем, что мне подобно, т.е. с другим “я” в рамках социального “мы”, но также с тем, что может быть и “выше”, и “ниже” меня. Имеется в виду органическая связь с природным миром…, а также связь с духовными началами, а, возможно, и деятельными “я”, которые могут превосходить меня по уровню своей сознательной деятельности…
Во-вторых, подобное “со” как направленность на связь и общение с собой и миром, всегда реализуется только в знании и через знание. Мы совершенно согласны с чеканной формулой К.Маркса: “Способ, каким существует сознание и каким нечто существует для него, это – знание” (ссылка: К. Маркс, Ф. Энгельс. Из ранних произведений, 1956, с.633. – С.А.)… Сознание всегла существует лишь в стихии многообразного знания и лишь посредством него реализует свои многообразные функции…» (курсив мой. – С.А.) [1155] .
Подведем итоги. Сознание филоонтогенетически связано с языком, как важнейшим механизмом социокультурного наследования, носителем ценностного генома (понятие «ценностный геном» мною было введено в «Разуме и Анти-Разуме», 2003).
Более того, язык определяет особенности выстраивания философской рефлексии и, соответственно, различия национально-философских сознаний, за которым скрывается различие их ценностных геномов, закодированных в национальных языках и культурах. Именно это прекрасно показал А.В.Иванов.