Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

– Мерфи, они очень дорогие. Верните их обратно.

– Если вы беспокоитесь о моем кошельке, то я не бедняк, Шаннон.

– Ценное замечание, но не это главное, - она заставила себя оторвать глаза от красивых камней.
– Я не возьму от вас подарков. Вы еще больше охамеете.

Он двинулся к ней, пока она не оказалась припертой к холодильнику.
– Только посмейте.

– Сегодня на вас нет сережек, - заметил он.
– Тогда примерим эти. Спокойно, дорогая, не дергайтесь, я не уверен, что у меня хватит сноровки.

Она принялась отбиваться, едва он стал вдевать ей первую серьгу, а когда попал все-таки в мочку, взвизгнула.

– Сами напросились, - ворчливо отозвался он, сосредоточенно продолжая делать свое дело.

– Я вам сейчас врежу, - процедила она сквозь зубы.

– Погодите, закончу, - мужчины в таких делах неуклюжи. И кто только делает такие чертовски маленькие застежки? Вот, - как всякий мужчина, довольный, что покончил с нудной работой, отступил назад и кинул оценивающий взгляд.
– Вам идет.

– С сумасшедшим не поспоришь, - напомнила она себе.
– Мерфи, я хочу, чтобы вы позвонили своим родным и сказали, чтобы они не приезжали.

– Не могу. Они уже предвкушают кейли и встречу с вами.

Она сжала руки в кулаки.
– Хорошо, тогда позвоните и скажите, что вы ошиблись, передумали, что угодно, но между нами быть ничего не может.

Он нахмурил брови.
– Вы хотите сказать, я должен объявить им, что не собираюсь жениться на вас?

– Да, именно так, - она одобрительно хлопнула его по руке.
– Наконец-то до вас дошло.

– Не люблю отказывать вам в чем бы то ни было, но и врать родным не могу, - ловкость помогла ему увернуться от первого удара кулаком, следом - от второго. Третий едва не настиг его, поскольку он согнулся пополам от смеха, но и тут увильнул, обхватив ее за талию, развернул к себе и закружил вихрем.

– Боже, Шаннон, вы просто созданы для меня. Я безумно люблю вас.

– Безумно, - начала она, но договорить он ей не дал, накрыв ее рот своим.

Он отнял у нее дыхание, и она оказалась бессильна. Вцепилась ему в плечи, но он продолжал кружить ее, и перехваченное дыхание усугубилось головокружением. Горячий рот его пылал. Даже после того, как унял он свой бешеный вихрь, комната продолжала вращаться, унося в круговорот и ее сердце.

За пеленою вожделения пронеслась, как молния, и оглушила мысль: он не оставляет ей выбора, как только полюбить его.

– Я не позволю, чтобы это случилось, - откуда только силы взялись, и она оттолкнула его от себя.

Волосы ее смяты, глаза широко раскрыты в изумлении. Он видел, как пульсирует жилка на ее шее, как разливается по лицу румянец от поцелуя.

– Пойдем со мною в постель, Шаннон, - низким, хриплым, надломленным голосом проговорил он.
– Господи Иисусе, ты нужна мне. Каждый раз, когда ты уходишь, во мне словно образуется дыра, и гложет жуткий страх, что ты не вернешься, - отчаянным жестом он притянул ее ближе к себе, зарылся лицом в ее волосы.
– Я больше не могу видеть, как ты уходишь, не став моею.

– Не надо, - она крепко зажмурила глаза, изо всех сил подавляя то, что было внутри ее.
– Ты не позволишь, чтобы это ограничилось одной постелью, а я не могу допустить всего остального.

– Это и есть все остальное. Это вообще все, - рывком он притянул ее обратно и предусмотрительно опустил руки, дабы ему не отбили пальцы.
– Это потому что я волочусь за тобой, да? Временами я и правда, неуклюж, но когда ты рядом, я плохо соображаю.

– Нет, Мерфи, дело не в тебе. Дело во мне. Во мне и в твоем представлении о нас. А я справляюсь с этим еще более неуклюже, - она попыталась глубоко вдохнуть, но в груди отчего-то стало до боли тесно.

– Я знаю, что нужно сделать. Мы не должны больше видеться.
– Она с трудом выдержала его взгляд, но продолжила: - Так будет лучше для нас обоих. Я начинаю собираться в обратный путь, в Нью-Йорк.

– Это побег, - ровным голосом произнес он.
– Только знаешь ли ты, от кого бежишь: от меня или от себя?

– Это моя жизнь. Я должна вернуться к себе.

Клокочущая в нем ярость вытеснила и малейший страх. Впившись в Шаннон горящим взглядом, он сунул руку в карман, что-то вынул оттуда и швырнул на стол.

Не успела она взглянуть, а нервы уже были на пределе. Медная бляшка, с чеканным изображением лошади лежала перед нею. На обороте ее, она уже знала, должна быть булавка, достаточно широкая и прочная, чтобы застегнуть тяжелый мужской плащ.

Шаннон побелела как плотно. Мерфи не отрывал от нее глаз.

– Что это?

– Ты прекрасно знаешь, что это, - с нарочитой жесткостью изрек он, когда она качнула головой.
– Не лги себе, у тебя плохо получается.

Ей снова привиделась бляшка на фоне темного плаща, окропленная дождем.
– Откуда она у тебя?

– Еще мальчишкой я нашел ее в центре каменной площадки. Уснул там с нею в руке. И впервые увидел тебя во сне.

Шаннон все еще не могла оторвать от нее глаз, хотя видение прекратилось.
– Это невозможно.

– Все было так, как я рассказал, - Мерфи взял бляшку со стола и протянул ей.

– Не нужна она мне, - с ужасом отпрянула Шаннон.

– Полжизни я берег ее для тебя, - слегка успокоившись, Мерфи сунул ее обратно в карман.
– Могу поберечь дольше. Тебе ни к чему уезжать раньше времени, общайся с сестрами, сколько нужно. Я больше не трону тебя, и не стану принуждать к тому, чего ты не хочешь. Даю слово.

И он его сдержит. Теперь она уже довольно хорошо знала его, чтобы в этом усомниться. Разве может она винить его в том, что обещание, которое он дает, делает ее жалкой и беспомощной?
– Ты мне очень нравишься, Мерфи. Я не хочу причинять тебе боль.

Она не могла даже представить, сколь многое сказала этим. Но голос его остался бесстрастным.
– Я взрослый мужчина, Шаннон, и смогу о себе позаботиться.

До этого разговора она была уверена, что покинет его хладнокровно. Но как же теперь ей хотелось обнять его, оказаться в его объятиях!
– Я не хочу, чтобы окончилась наша дружба. За это короткое время она стала много значить для меня.

– Она бы не окончилась ни при каких обстоятельствах, - он улыбнулся, но руки, дабы не потянуться к ней, прижал к бокам.
– Об этом можешь не беспокоиться вовсе.

Что она и постаралась сделать, выйдя от него и направившись вверх по дороге. А еще она постаралась не задумываться глубоко над тем, отчего же ей так сильно хочется завыть.

ГЛАВА 14

Мерфи засучил рукава и принялся чистить конюшни. Физический труд был частью его жизни, и он прекрасно знал, как посредством его, вкалывая в поте лица, высвободить ум.

Жаль лишь, на этот раз облегчения не наступало.

Вспарывая сошником затвердевший соломенный пласт, он то и дело отбрасывал его в тачку, увеличивая поклажу.