Норвежский лес

Сдав сессию, я всерьез занялся поисками жилья. И спустя неделю нашел в пригороде Кичидзёдзи подходящую по стоимости комнату. Далеко от станции, правда, но отдельный дом. Что называется, повезло. Флигель этот одиноко стоял в дальнем углу большого участка, и между ним и домом простирался сильно запущенный сад. Хозяева пользовались входом с улицы, я — черным ходом. Простор для любой личной жизни. Одна комната, кухня и туалет, вдобавок ко всему — огромный альков, превосходящий все мыслимые габариты. Имелась даже веранда, выходившая в сад. К хозяевам в Токио на будущий год, возможно, приедет внук, поэтому комнату придется освободить, и квартплата была намного ниже обычного. Хозяева — добродушная пожилая пара. Они сказали мне: «Живи как хочешь, мы тебе слова не скажем».

Переехать мне помог Нагасава. Взял где-то напрокат малолитражный грузовичок, перевез мои вещи и, как обещал, отдал свой холодильник, телевизор и большой термос. Для меня это был хороший подарок. Через два дня он сам съезжал из общежития в квартиру на Мита.

— Ладно. Думаю, встретиться нам уже не придется. Будь здоров, — сказал он на прощанье. — Но, как я тебе, вроде, уже говорил, мы наверняка встретимся с тобой спустя много лет при странных обстоятельствах.

— Было бы неплохо.

— Кстати, когда мы менялись, та, которая страшненькая, была лучше.

— Согласен, — хмыкнул я. — Правда тебе лучше поберечь Хацуми. Такими людьми не разбрасываются. Она куда ранимее, чем на первый взгляд.

— Да. Знаю, — кивнул он. — Поэтому, если честно, лучше бы она досталась тебе. Думаю, у вас бы получилось.

— Ты шутишь? — изумился я.

— Шучу, — сказал Нагасава. — Ну, счастливо. Всякое может быть, но ты парень упрямый. Думаю, все у тебя будет в порядке. Только… один тебе совет…

— Какой?

— Не жалей себя, — сказал он. — Себя жалеют только ничтожества.

— Я запомню.

Мы пожали руки и расстались. Он отправился в новый мир, я — назад в свою трясину.

Через три дня после переезда я написал письмо Наоко. Сообщил новый адрес, рассказал, что наконец-то выбрался из общажной суматохи и рад тому, что больше не придется иметь дело со всякой галиматьей ничтожных личностей. С этого момента я собираюсь с новым духом начать новую жизнь.

За окном расстилается широкий сад, в котором собираются все окрестные коты. Когда есть время, я заваливаюсь на веранде и смотрю на них. Сколько их там — не знаю, но много. Они греются на солнцепеке и, похоже, не обращают на меня никакого внимания. Положил им черствого сыра — подошли и с опаской съели. Думаю, вскоре я с ними подружусь. Среди них есть один полосатый кот с надорванным ухом. Так вот, он на удивление похож на коменданта общежития. Кажется, вот-вот начнет в саду флаг подымать.

Добираться до института мне сейчас дальше, но когда начнется специализация, утренних лекций поубавится, к тому же, проблемы тут вообще нет. Наоборот хорошо — в электричке можно не спеша читать книги. Осталось только найти в районе Кичидзёдзи какую-нибудь нетяжелую работенку на три-четыре дня в неделю. И я смогу вернуться к привычной жизни и буду каждый день заводить пружину.

Не хочу торопиться с выводами, но весна для меня — пора года, подходящая для начинаний, и мне кажется, будет лучше всего, если мы сможем с апреля начать жить вместе. Глядишь, ты восстановишься в институте, а если у нас в совместной жизни возникнут сложности, можно поискать для тебя поблизости квартиру. Самое главное — мы сможем всегда быть рядом. Конечно, не значит, что для этого необходима весна. Если захочешь летом, пусть будет лето. Нет проблем. Ответь мне, что ты об этом думаешь.

Я намерен серьезно поработать, чтобы собрать деньги на переезд. Самостоятельная жизнь потребует немало разных расходов. Нужно купить всякие кастрюли, посуду и прочую утварь. Но к марту я освобожусь и хочу с тобой встретиться. Сообщи, когда лучше всего? Я подгадаю день и поеду в Киото. С надеждой на встречу. Жду письма.

Затем два-три дня я понемногу покупал в Кичидзёдзи все необходимое для жизни, и начал готовить дома простую еду. В соседнем магазинчике стройматериалов купил доски, которые мне там же распилили, и своими руками сделал рабочий стол, за которым же первое время и обедал. Сделал себе полки, купил приправы. Ко мне прибился полугодовалый белый котенок, я начал его подкармливать и назвал Чайкой.

Покончив с приготовлениями, я выбрался в город, где нашел себе подработку в магазине красок и проработал две недели помощником маляра. Деньги платили хорошие, но сама работа оказалась тяжелой — голова кружилась от запаха ацетона. После работы я ужинал в ресторанчике «Ичидзэнъя», пил пиво, возвращался домой, играл с котенком и засыпал как убитый. Прошло две недели. Наоко не отвечала.

Как-то, орудуя кистью, я внезапно вспомнил о Мидори. Если подумать, я не звонил ей уже три недели и даже не сообщил о переезде. В последнюю нашу встречу я сказал, что собираюсь переезжать, а потом пропал.

Я зашел в телефонную будку и набрал номер ее квартиры. Ответил голос, похоже — сестринский. Я представился, и она попросила подождать. Однако время текло, а Мидори к телефону не подходила.

— Знаешь, Мидори очень сердится и не хочет с тобой разговаривать, — возник в трубке тот же голос. — Ты не сказал ей о переезде. Исчез с концами, да? Вот она и разозлилась. Она если сердится, то уже не успокаивается. Как зверек.

— Я все объясню, попросите ее к телефону.

— Говорит, что не хочет слышать никаких объяснений.

— Тогда я объясню сейчас, а вы, пожалуйста, передайте Мидори.

— Чего ради? — возмутился голос. — Объясняй это сам. Ты же мужчина? Вот и отвечай за свои поступки.

Делать нечего — я извинился и повесил трубку. Ничего странного в гневе Мидори нет. Занятый переездом, обустройством, подработкой, я совершенно не вспоминал о ней. Что там говорить — даже Наоко я почти не вспоминал. За мной давно такое водилось: увлекусь чем-нибудь и ничего не вижу вокруг.

Потом я подумал, каково было бы мне самому, переедь Мидори куда-нибудь, не сообщив адреса, и не звони мне целых три недели. Пожалуй, тоже бы обиделся. Причем, серьезно. Хоть мы и не любовники, но в каком-то смысле — еще ближе друг другу. От одной этой мысли мне стало мучительно. Очень это паршиво — не сознавая того, оскорбить чувства человека, тем паче, дорогого.

Вернувшись с работы, я сел за новый стол и принялся за письмо Мидори. Как есть откровенно написал все, что думаю. Не стал ни оправдываться, ни чего-либо объяснять. Просто извинился за собственную невнимательность и бессердечность. «Очень хочу тебя видеть. Хочу, чтобы ты посмотрела мое новое жилье. Жду ответа». Наклеил марку срочной доставки и опустил письмо в ящик.

Но сколько я ни ждал, ответа не было.

Странное начало весны. Все весенние каникулы я прождал ответ. Не пошел в поход, не вернулся домой к родителям, даже подрабатывать не мог. Ждал, когда же придет ответ, в котором Наоко сообщит о дате нашей встречи. Днем я выходил в город, смотрел двухсерийные фильмы, читал целыми днями книги в джаз-кафе. Ни с кем не встречался и почти ни с кем не разговаривал. И раз в неделю писал письма Наоко. В письмах я не напоминал об ответе. Не хотелось ее подгонять. Я писал о своей малярной работе, о котенке по имени Чайка, о цветении персиков в саду, о приветливой тетушке из магазина тофу и о сварливой из овощной лавки. Писал, что обычно себе готовлю. Но ответа все не было.

Когда надоедало читать книги или слушать пластинки, я постепенно начал заниматься садом. Взял у хозяев метлу, грабли, совок и секатор. Прополол сорняки, обрезал вытянувшиеся побеги. Стоило лишь немного приложить руки, и сад похорошел. Заметив это, хозяин позвал меня и предложил попить чаю. Мы расположились на веранде и пили чай, ели печенье, беседовали о разном. Выйдя на пенсию, старик некоторое время входил в руководство страховой компании, но два года назад ушел и сейчас жил в свое удовольствие.

— Дом и земля мне достались давно, дети выросли и живут самостоятельно. Можно, ничего не делая, спокойно проводить старость. Поэтому часто мы со старухой путешествуем.

— Это хорошо, — сказал я.

— Ничего хорошего. От этих путешествий радости никакой. По мне бы лучше работать. Сад пошел коту под хвост, потому что в окрестностях нет приличного садовника. Заниматься бы самому помаленьку, да у меня в последнее время аллергия на зелень. Даже траву пошевелить не могу.

— Вот оно что, — вставил я.