Новый Мир ( № 8 2008)

Владлен Гаврильчик. Комедийный анбар. Собрание сочинений. СПб., “Красный матрос”; Немиров, 2008, 182 стр.

Наиболее, кажется, оптимистичный из представленных в “Полке” авторов — классик ленинградского примитивизма, художник и поэт Владлен Гаврильчик (1929 г. рожд.). Многие его стихи (наравне со стихотворениями Олега Григорьева, Владимира Уфлянда, Леонида Виноградова) вошли если не в фольклор, то в этакую квазифольклорную общую память нескольких поколений богемы, литературной тусовки, системы неформалов, просто независимой интеллигенции:

Молодые организмы

Залезают в механизмы,

Заряжают пулеметы,

Отправляются в полеты.

И растаивают в дали,

Нажимая на педали.

Безусловный предшественник “митьков”, Гаврильчик не случайно издается в “митьковской” серии. Это уже второе издание его собрания сочинений. Предыдущее7 вышло с комментариями Л. Клемушиной, кажется, носившими издевательско-пародийный по отношению к самой идее комментирования характер: “ „Пьяный голубь, пьяный голубь…” — ранее не публиковалось. Описано орнитологическое наблюдение, сделанное автором по соседству с пивным заводом „Красная Бавария”…”. Новое обошлось без комментариев, зато включает стихи последних лет, а также три прозаических текста, посвященных милитаризму, порнографии и пьянству соответственно (выводить их генезис надо даже не из обэриутов, а из текстиков А. К. Толстого “О том, как юный президент Вашингтон в скором времени сделался человеком”).

Гаврильчику принадлежит честь привнесения в ленинградский андеграунд

соцарта — не изобретенного позже изощренного механизма декодирования соцреализма, но открытой, незамутненной радости извлечения абсурда как из окружающей действительности, так и из самого процесса стихосложения:

Вдоль по улице гуляют

Нашей родины сыны.

А в небе звезды заседают

Председательством луны.

В темном космосе летают

Лишь комиссии планет.

В небо я смотрю и знаю,

Что в пространстве Бога нет.

Все в душе моей ферштейн:

Бога нету — есть Эйнштейн.

Я на этой точке зренья,

И в душе моей вполне

Назревает вдохновенье,

Зреет тезис о луне.

Арсений Ровинский, Федор Сваровский, Леонид Шваб. Все

сразу. М., “Новое издательство”, 2008, 168 стр. (“Новая серия”).

Поэтический сборник трех авторов объединяет не общность поколений (хотя внимание литобщественности ко всем троим оказалось прикованным недавно, так что можно говорить о “позднем вступлении” в поле словесности) и не географический признак (Ровинский живет в Дании, Сваровский — в Москве, Шваб — в Израиле). Поэтов роднит принадлежность к “новому эпосу”, который они не устают пропагандировать в последнее время.

Сваровский на вечере в цикле “Система координат”, проводимом группой “Культурная инициатива”, как сказано в отчете на “Новой литкарте”, “описал стратегию „нового эпоса” как построенную на игре контекстов (в отличие от модернистской игры слов и постмодернистской игры смыслов), на движении рамки по плоскости реальности при максимальной отстраненности, непроявленности авторского голоса. При этом языковые характеристики высказывания отходят на второй план и могут варьироваться сколь угодно широко, от научного доклада до разговорной речи. „Новый эпос” также характеризуется, по Сваровскому, представлением героя, находящегося в том или ином конфликте с обществом, в критической, переломной ситуации”8.

Гораздо разумнее согласиться с доводами Дмитрия Кузьмина, озвученными на том же обсуждении: речь здесь идет, скорее всего, не столько об анализе текущей поэтической ситуации, ее тенденций и свойств (поскольку в данном случае перечислены явления, характерные для новейшей поэзии в целом), сколько о новой литературной группе со своим манифестом. Это объясняет некоторую провокативность понятия “новый эпос” (нерелевантного, ясное дело, в применении к лирическим текстам).

Общность трех поэтов тем не менее прослеживается не только на манифестарном уровне. Перед нами своего рода проповедь вне возможности проповеди, поэтический разговор о самой возможности бытия личностного начала во внеличностном знаковом пространстве. С другой стороны, такого рода проекты были характерны для разного рода эстетических утопий последнего времени, от “постконцептуализма” до “неосентиментализма” или пресловутой “новой искренности”. Вероятно, принципиален здесь своеобразный зазор между стремлением к бытию героя, к его явленности и наличию — и неизбежным стиранием личностного начала, той самой “остраненностью”. Однако указанная Сваровским остраненность есть свойство весьма общее, никак не влияющее на собственно лирический характер говорения.

М. Л. Гаспаров писал: “Авторская личность — лишь совокупность оттенков в подборе общепринятых в данной поэзии психологических и иных мотивов: они не более существенны, чем, скажем, стилистические предпочтения. В историческом отдалении оттенки становятся трудноразличимы, поэтому давнее кажется нам безличным, а ближнее индивидуальным…” И далее: “„Я” в поэзии всегда условно: это не то, что автор есть, а то, чем он хочет быть”9. Применимое к “давнему” применимо и к “сверхновому”, непривычному. Это может означать в применении к рассматриваемым поэтам, что именно сейчас (в ситуации освоения и преодоления “постмодернистской контрреволюции”) мы находимся в точке бифуркации, в зоне перехода от романтической формы лирического “я”, подразумеваемой “по умолчанию”, к некой новой — изымающей прямую субъективность из первичных уровней текста, но подразумевающей ее на более глубинных уровнях; перехода от “личностного” к “безличному” (на деле — личностному иным способом).

У Сваровского мы сталкиваемся с инверсированной балладой, у Ровинского — с гротескной притчей, у Шваба — с парадоксом, обращенным в элегию. Это, впрочем, не мешает им в равной мере предлагать непривычную модель лирического высказывания:

марьиванна камбала

была

жила в ней неминучая сила

где б мы ни прятали все равно находила

жизнь говорила вся вокруг письменного стола

золото к золоту положила

лед ко льду прибрала

(Арсений Ровинский)

Анна вместе с мамой в посольство пошла

на прием

во дворе жарили колбаски, сосиски

к сожалению, там двое всего оказалось детей

да и те разговаривали по-английски

ей стало скучно

и она в сторону отошла

и решила построить западню на посла

вырыла яму, прикрыла ее травой

к счастью, посол

туда не пошел

и теперь все еще живой

как хорошо

потому что это был новый посол

добрый, веселый

прежний был депрессивным

при нем 7 сотрудников