Нулевой потенциал

Настигли меня через минуту. Двое недавно ползавших подхватили подмышки, встряхнув чувствительно, но без лишней грубости. Ноги освободить и не подумали. А начальствующий тип зыркнул желтыми глазами из-под низко надвинутой шляпы, и неожиданно мелодичным голосом произнёс:

— Что ж ты от меня бегаешь, соколик?

Глава 3. Допрос с сюрпризом.

— Что ж ты от меня бегаешь, соколик?

Худощавость фигуры сразу стала понятна: начальствовала баба. Недурная, в целом, ноги в мужских брюках и высоких сапогах чуть не от ушей. Хотя, грудь, конечно, могла бы и надеть. Ну да в моём положении грубить — последнее дело. Тем более, женщине.

— С кем имею честь? — поинтересовался я со всем достоинством, какое только можно собрать со связанными ногами и вывернутыми руками.

Но незнакомку впечатлило. Она застыла с распахнутым ртом, пялясь на меня, как на недоумка, потом хмыкнула:

— Хорошая попытка, Матвей Павлович. Но не на ту напал.

— Степанович, — машинально поправил я.

Незнакомка вновь задумалась.

— Головушкой приложился, соколик?

— Приложился, — печально кивнул я. — А ещё в море поплавал. Хорошая водичка, рекомендую. Тёпленькая.

— Я ж говорю, АнМихална, притопили его! — радостно вклинился мужик, скрутивший мне правую руку.

— Помолчи, — одёрнула незнакомка. Хотя, можно сказать, познакомились уже. Анна, значит. Аннушка. Прям как матушка моя. — Дёру-то чего дал, Матвей Павлович?

— Степанович, — снова уточнил я и попросил жалобно, — отпустите, Анна Михайловна. Руки ноют.

Барышня не поддалась, криво улыбнувшись. Окинула меня оценивающим взглядом и коротко бросила:

— Обыскать.

Мужики особо не церемонились, но боли не причиняли, что дало мне надежду избежать очередных водных процедур или другой малоприятной смерти. Карманы мне вывернули, брюки и рубаху прощупали, сапоги сняли. В задницу, разве что, не заглянули. Монеты в подкладке лежали хитро, между плотными слоями ткани, да и не в курсе, видать, были мужики моей невеликой тайны. Не нашли.

— Пусто, АнМихална, как есть пусто, — отчитался тот, что слева. Оставшиеся два мужика замерли в напряженном молчании. Руки у них были свободны, значит, что выцеливают меня магией. Странно, но я не чувствовал её совсем. Свою чувствовал, худо-бедно, а от людей даже намеком на силу не веяло. Кто же меня спеленал? Неужто Аннушка?

— Куда дел, Матвей? Спрятал где? Или в море утопил, купаясь?

— Что дел, Анна Михайловна?

— Не придуривайся! Ты вчера должен был объявиться и передать, а мы тебя с полсуток ловим под каждой пристанью. Небось как с бабами кутить — так первый парень на деревне, а как дело делать — хвост поджал?

— Ежели первый был бы, так неужто такую красоту бы обошёл? И искать дальше спальни бы не пришлось.

Пощёчина звонко отдалась в голове. Не больно. Скорее, унизительно. Ох, горяча же ты, Аннушка.

— С нами пойдёшь, пустозвон. До штаба доберёмся, там иначе поговорим. Снимите петлю с ног.

— Не смею отказать прекрасной даме, — с притворной вежливостью я склонил голову, пытаясь оценить шансы сбежать. Чем больше языком буду молоть, тем вероятнее, что Аннушка первой расколется. Или отвлечётся.

Одежда на ней была мне непривычна. Сюртук мужского покроя, рубаха виднеется, да не простая, шелковая. Брюки такие узкие, что от взгляда на ноги слюна катится. Грудью судьба обделила, решила ногами отдариться, видать…

— Ты мне, часом, сапоги лобызать не намылился, Матвей Палыч? — выдернул меня из приятных размышлений насмешливый голос. — Шагай. А то поволочём.

Я и зашагал, продолжая прикидывать в уме. Чем-то военным от одёжки тянет. Что за Аннушка на моём пути встретилась? И за какой тварью я ей сдался? Напрягая чутьё изо всех сил, я уловил слабые колебания. Будто уши подушкой зажал. Магия в Анне Михайловне жила, но непростая. Незнакомая. Намёк на военный стиль позволял предположить, что барышня каким-то боком затесалась в государственные люди. Что ж, зайдём с козырей.

— Анна Михайловна, мне в Артель срочно надо попасть. В любой ближайший штаб. За помощь отблагодарю. У вас в лесу Гниль расползается.

Аннушка сбилась с шага и недоверчиво посмотрела на меня.

— К какой же Артели Ваше несиятельное Сиятельство успело приписаться?

Я удивился неожиданному обращению. Но, видать, девица меня с кем-то путает. Павловичем вон величает.

— Анна Михайловна, не шутят с подобным. В Артель Пригранья. У вас в лесу Гниль на две сотни шагов прыгает, тут срочно отряд нужен, пока твари людей не обглодали. Я помогу. Только до штаба проводите.

Неждана смеялась красивее. Серебристо, будто колокольчик. Аннушка гоготала от души, громко, свободно, как не пристало ржать благородной девице. Хотя, с чего это я взял, что она благородная?

— Ладно, Матвей Павлович, удивил, — отсмеявшись, признала она. — Либо и вправду тебя по головушке-то хорошо приложили, либо ты враль, каких свет не видывал. Сажайте его.

Куда ж сажать в чистом поле, не картошка, вроде. Но загадка разрешилась быстро: за ближайшими кустами я увидел… нечто. Большая железная повозка на резиновых колёсах, черная, как пригоревший в печи хлеб. Ни оглоблей, ни лошадей.

— Анна Михайловна, да такую и восьмёркой не утянешь! Лошадки-то разбежались. Может, мы по старинке, на своих двоих?

Взгляд у Аннушки стал задумчивым, а мужики с лязгом открыли дверь, пихнули меня внутрь и захлопнули обиженно заголосившее железо. Петля на ногах снова стянулась, и я повалился кулём, не справившись с равновесием, и саданулся носом о деревянную лавку. Провожатые мои, включая Аннушку, уселись спереди, за прочной решёткой. Не успел я подняться, как повозка зарычала, задрожала, дёрнулась вперёд и затряслась на ухабах.

Эх, маловато я за жизнь ругательств выучил! Сейчас хотелось завернуть что-нибудь, от души. Шатаясь, я скукожился в углу, схватившись ладонями за лавку, и пересмотрел своё положение. Если Аннушке подвластная такая неведомая магия, что может железную повозку заставить двигаться без лошадей, то сильна должна быть баба, чтоб ей ведьма плешивая в портки наплевала.

Бабы, если уж рождались с силой, то становились ведуньями. Как Марфутка. Души туда-сюда определять помогали. На свет появляться, от хвори исцелиться, за грань жизни шагнуть. Тоже Пригранные, в каком-то смысле. Но не воины. Аннушка же явно из боевой когорты. Мужики-артельщики у костра байки травили, дескать, есть где-то в потаённых уголках нашей родины орден магов, сплошь из женщин состоящий. Но я таковых за всю свою жизнь не встретил, а уж потаённые уголки излазил вдоль и поперёк. И у страны, и у изрядной части женского населения.

Повозка остановилась. Дверь распахнулась. Петля на ногах исчезла, и я шагнул наружу под насмешливый Аннушкин голос:

— Ты уж без фокусов, Матвей Палыч. А то снова стреножу. Неудобно, люди смотрят.

Тут она преувеличила. Людей на улицах портового города в ранний час было до странности мало.

Но мне и без них зрелищ хватило. Мостовая широкая, будто в столице. Я там бывал-то раза два, от силы, по делам Артели. Но помню свой восторг от простора. Да и дома здесь, широкие, основательные, в три этажа, тоже никак с портовым городом не вязались. Еще и из камня. Богато живут портовые.