Ню
Шрифт:
Я снова начал рисовать ее, практически постоянно. Везде. Дома, в саду, где-то еще… Словно не мог напиться – ею, собой, светом, который – вернулся. И в каждом наброске, в каждом эскизе, в каждом этюде, Ню была действительно другая – моя… …Потом еще три недели я писал ее портрет. Привез из города станок, холст, и она позировала мне до изнеможения – ее и моего. Практически, я построил ту же композицию, которую увидел тогда, в саду, в самый первый раз. Только смотрела она теперь с портрета – прямо в глаза. И – румяное, спелое яблоко в протянутой руке…»Яблоко Ню»…
…– Как ты не понимаешь, мы же не можем провести всю жизнь в этой развалюхе! И – на что? Денег хватит, максимум, еще на неделю-полторы… А что потом? На базаре яблоками торговать?
– А почему ты не можешь работать здесь?
– А что я буду здесь делать? В городе у меня мастерская, какие-никакие связи, возможности, долги, наконец…
– Ты забыл, я же квартиру продала, у меня есть деньги. Я могу
– Я никогда не возьму твои деньги, поняла? Никогда. И больше никогда не хочу об этом слышать.
– Почему?
– Потому. Ты – женщина, я – мужчина. С этим ничего не поделаешь. И забудь…
– Но…
– Забудь! И потом, я помню – Алика… Не знаю, что там у вас было и как, но – помню. И с этим тоже ничего не поделаешь…
– Это же никак не связано, я тебе расскажу, и ты поймешь. Ты ведь и не спрашивал никогда. Это совсем-совсем другое. Там – наркотики…
Я опешил. Некоторое время я смотрел на нее молча, а в голове прокручивались разные картины на эту вот тему – наркотики… и Нюша.
– Господи! Ты и туда влезла…
– Да нет, Марик, никуда я не влезла. Я к ним никогда даже не прикасалась, ни сама, и никак иначе – правда! А он… Понимаешь, он меня любил, мы долго были вместе – больше года. И помогал мне, когда… Ладно, неважно. Я просто очень долго не знала – что бы ты обо мне ни думал. А потом мне рассказали. И я стала следить – потому что не могла просто так – взять и поверить. И – убедилась. Сама убедилась. Увидела, что он, на самом деле, продает дозы. И – кому? Детям. Тринадцати-четырнадцатилетним детям. Я видела их лица… Однажды мы с ним были в гостях, он выпил и позвал меня на лоджию – проветриться. И я ему сказала, что все знаю, а он стал хвастать, что скоро купит виллу на Багамах, и мы будем там жить. Он был пьяный, уселся на перила, а я… просто толкнула его в грудь. Несильно, слегка. И он упал с десятого этажа. Вот и все. Меня вызывали на допрос, потом отпустили, сказали, что хоть и случайно, но, в общем-то, вышло по справедливости. Так ему и надо… Вот и все… – она замолчала и повторила:
– Я видела их лица, понимаешь. Этих ребят. Он не должен был – жить…
Через пять минут она уже спала и улыбалась во сне…Счастью всегда что-нибудь мешает. Всегда…
…Через месяц моя «Ню» прошла конкурс, и я выставил ее в престижной галерее. Вскоре пришло предложение выставить ее на… У меня появились заказы, клиенты, деньги, не было только Ню. С тех пор как я оставил ее в моем-теткином доме, я не знал о ней ничего. А может – не хотел знать. Потому что – проще. Потому, что за счастье надо платить. Потому что – всегда…
«Ню» попутешествовав по разным галереям и залам, вернулась ко мне в мастерскую. Продавать ее я отказался. Но и смотреть на нее, видеть ее изо дня в день тоже – не мог. Лишь изредка снимал чехол, ставил ее к стене и раздвигал шторы……Письмо я получил в начале августа. Текста не было, только фотография – Ню и два маленьких свертка у нее на руках. Слева и справа. Голубые ленты – мальчики… На обороте надпись: «Яблочки Ню. 17 июня.»
Счастливые глаза.
…И я бросился в аэропорт…Птицы летают выше
И все-таки мы выбрали маяк. Или он – нас…
Как ни крути, а безвыходные ситуации встречаются в жизни чаще, чем мы бы того хотели.
По сути, вся жизнь наша – безвыходная ситуация.
Можно либо закрыть на это глаза и просто дышать и получать удовольствие от маленьких радостей – зимнего голубого неба, легкой и приятной работы, нехитрого секса, наваристых щей.
А можно… Можно выбрать маяк…
Да, в этом нет ничего нового – знаю. Знакомая философия.
Принц датский с его вечным вопросом.
Но вот… В какой-то момент времени эта самая философия вдруг становится твоей молитвой, твоей верой и смыслом жизни, и тогда неразрешимый вопрос предстает во всей своей силе, страсти и неизбежности.
И ты – выбираешь маяк. А может, он выбирает – тебя…Сколько маяков на земле?
А сколько на земле влюбленных? Сколько – любимых?
И кто может измерить счастье? Да и – как? В каких единицах?
Вот и мы не будем. Хотели про маяк?
Слушайте…– Берт…
– Да, милая…
– Скажи, что мне все это приснилось.
– Что – все?
– Все, что вокруг – то, что я всегда так любила в той, прошлой жизни. И лазурное море и белый маяк с красной крышей, и чайки, чайки – без конца. И эти две с половиной комнаты, которые – наши, только наши, Берт. Скажи, это все – сон?
– Может быть.
– Нет, пожалуй, наоборот, я уверена, что сон, это все, что было до…
– Знаешь, я заранее согласен со всем, что ты скажешь…
– Как, ты же такой неисправимый спорщик.
– Был. Был. Здесь все иное. Все по-другому…
– Нет. А наши чувства? Они – прежние.
– Потому-то у нас и получилось.
– Да, но…
– Что, Бэлла?
– Скажи, никому не больно?
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну… Оттого, что нам так тепло – никому не больно?
– Не думаю… Нет, просто наша боль уже позади, уже – позади…
– Пожалуйста,
не вспоминай об этом, ладно?– Хорошо, милая, не буду. Больше не буду. Хотя…
– Что? О чем ты, Берт? Я же – вижу. Ну…
– Видишь ли… Если забыть боль, сможем ли мы сберечь наше тепло?
– Я… Я не знаю…
– Тогда – зачем забывать? Давай…
– Берт, неужели, ты и правда хочешь?..
– Да. С самого начала. И тогда наш рассказ будет называться – наша…Две с половиной комнаты счастья
Иногда цветы распускаются вовнутрь. Как люди.
Пройдешь – и не заметишь.
Растет себе…
1. Домик в лесу
Однажды им приснился домик в лесу. Обоим – сразу. Одновременно. И они поняли, что именно в нем проведут Рождество. Потому, что если обоим – сразу, значит, так тому и быть…
Роберт поселился там заранее, в начале осени, все приготовил для встречи и стал потихоньку обживать две с половиной комнаты счастья.
Правда, ближе к декабрю он тяжело заболел. Астма. Вечный недостаток воздуха. А воздухом для него последний год была – она.
Ему было так плохо, что он даже не знал, доживет ли до первого снега.
С детства он любил подходить утром к окну и видеть, что мир – изменился. Почему-то первый снег выпадал всегда ночью. Чаще всего он исчезал еще быстрее, чем появлялся, таял, превращался в грязь и лужи. Но первый взгляд в окно…
Потом детство ушло, а первый снег остался. До сих пор.
Какой же он наивный в свои… с лишним.У нее же, в городе, напротив – дела шли как нельзя лучше. Вот бывает так, что все удается без всяких твоих усилий. Дома – мир и покой, на работе – успех и улыбки, массажист личный, косметичка…
Она хорошо умела ловить такие моменты, потому что знала – ну сколько может длиться белая полоса – неделю, месяц, а потом… А уж за год счастья со своим очередным возлюбленным она столько судьбе задолжала – и подумать страшно…
А потому безоглядно плыла в этой полосе везения, не думая о плохом, которое всегда подстерегает, чтобы в самый неожиданный момент… Ну – и черт с ним…
Да и возлюбленный нынешний тоже был не чета всем прошлым. Вроде бы ничего особенного, но вот… Влюбилась, просто как девчонка, так влюбилась, что даже страшно стало. Правда не сразу. Только – когда поняла. Уже потом, когда ничего не…Но сначала про сам дом. Дом как дом – ничего особенного. Крепкий каменный фундамент, фасад – грубо обструганные, потемневшие от времени доски, двускатная крыша, круглое оконце на чердаке. Крыльцо с четырьмя деревянными ступеньками… Таких тысячи или десятки тысяч, или – сотни. Но стоило представить, что совсем скоро она окажется здесь с ним, как тогда – почти шесть лет назад, когда поселилась в нем самом. Просто вошла и – осталась… Потому, что ведь когда вот-вот – и вместе, это целая вечность, которая даже еще не началась…
Раньше он думал, что счастье – признание и читатели. Потом – умные книги, музыка и умение любоваться чистым листом бумаги. А еще позже, когда уже почти… совсем, появилась – она. Пять, нет, почти шесть лет назад. И у счастья появилось имя – Изабель.
С тех пор вокруг него кружится весь остальной мир, потому что если нет – зачем оно тогда вообще?
Он знает это точно, потому что когда-то, ужасно давно, до той жизни, в которую вошла – она, у него была его бывшая, с которой стало отчего-то – незачем жить. Незачем жить вместе, если вместе холодно. Даже летом. Вот Изабель – другое дело, с ней, наоборот, жарко, всегда – и зимой тоже. Поэтому и домик на зиму и в лесу. Камин, жар и запах смолы от поленьев, и снег за окном. Жарко.
И эта его ежеутренняя молитва:
– Погоди еще… Не одевайся, ну…Скорей бы выпал снег, что ли… Доживу до первого снега, дождусь ее – точно. Тогда – дождусь. Приедет, наконец, надышусь ею вволю…
…Кто может сказать, что такое – время? Понятно – годы, века, тысячелетия – то, что мы читаем или слышим… Картина неизвестного художника, написанная в… веке. А вот то, которое в каждом из нас – внутри… Со дня смерти отца или матери… До встречи с… Изабель… До той минуты, когда пора – и тебе… Почти вся жизнь прошла, промелькнула, как тень ласточки по залитой солнцем стене…
…А у меня сейчас оно капает, как мед с деревянной ложки… С таким и сахар не нужен, и кофе с утра можно покрепче… Вкусно…
Он смотрит в окно и ждет. Кто или что – раньше. Она – или первый снег…Почти шесть лет вместе – много или мало? И что это – вместе?
Она хотела, чтобы он книгу свою писал, а она – на скамеечке у ног его… Засыпать и пр осыпаться – рядом. И лохматую собаку с грустными глазами…
Еще она хотела маяк, но тут им приснился домик в лесу, а значит…
Конечно, многого не случилось, но есть же на свете и невозможное – тоже. Ну, не оправдываться же ему, в самом деле. Да и перед кем, перед самим собой? Смешно…
…А может, все произошло именно так совсем не случайно, а чтобы исполниться в будущей жизни. Потому что, если верить и знать – зачем, она обязательно настанет. А он – знает. И потом, случилось все остальное. Столько лет счастья – это невероятно, несбыточно много. У многих и многих и полчаса за всю жизнь не набежит…