О чем поет вереск

— Думаю, я знаю почему. Женщина, ждущая ребенка, особо уязвима.

Происходящее вокруг не располагало к умиротворению и спокойному материнству. И теперь маленькая жизнь внутри Этайн — невероятно яркая синяя искорка — настойчиво требовала внимания. Мидир отчаянно пытался подобрать слова:

— Ты знаешь меня. Твой ясный ум должен дать ответ: дорожит ли волчий король своей скромной семьей? Может ли он пренебречь той, кто нуждается в нем как никогда ранее?

Он прервался, поглядел на жену, а та улыбнулась и покрутила головой из стороны в сторону.

— А твое горячее сердце должно подсказать, что этот король самолюбив, он продолжает любить свою королеву больше жизни.

— За что, Мидир? Я не прекрасная ши, за что ты меня любишь?

— Ты научила меня любить, — задумался Мидир. — Я всегда ловил лишь чужие чувства.

— Глупости! Ты любишь Мэллина!

— Потому что он любит меня.

— Ты любишь Джареда и волков, и…

— Я ощущаю их отраженные эмоции. Любить сам я начал лишь с тобой. Я закрыл свое сердце, когда стал королем. Отец сошел с ума, старший брат бросил Нижний, Мэллин сбежал, а самый близкий к трону ши, советник Джаретта, оказался предателем… И Благой мир, почуяв слабину трона, мгновенно погряз в войнах. Мне нужно было вновь собрать свой народ, я не мог иначе. А теперь мое сердце болит за тебя, но эту боль я не променяю ни на что иное. И я так тревожусь за тебя, что… — он отстегнул черный клинок в черных же ножнах, — дарю фамильный кинжал. Он режет любую броню.

Этайн смотрела на клинок с опаской и завороженным вниманием, однако брать в руки не спешила, еще отчаяннее прижимаясь к плечу.

— Вереск не роза, у него нет шипов, — продолжил Мидир. — Как бы мне ни хотелось, я не смогу быть с тобой каждый миг. Тревога за тебя ослабляет меня.

Этайн, освободившись из хватки Мидира, осторожно взяла кинжал за рукоять обеими руками. И охнула от неожиданности: лезвие оказалось гораздо легче, чем выглядело.

— Ты сильный, Мидир. Зачем говоришь о слабости?

— Теперь я слаб. Я страшусь потерять тебя. Я даже, — удивился Мидир сам себе, — ощущаю потерю своих волков не просто как уменьшение силы своего Дома. А как потерю члена семьи. Спи, мой Фрох.

— Я боюсь, — выдохнула она в шею Мидиру, — Расскажи что-нибудь?

— Когда-то Балор, отец нынешнего Айджиана, родился в силы океана. Вот только ему приходилось выныривать каждые полчаса. Это теперь ши могут дышать под водой! Балор, решив жить под водой так же, как ша на берегу, украл весь дом Рек. Отец королевы, умирая, проклял Балора, сказав, что морской царь примет смерть от своего сына. Но это не остановило Балора от женитьбы. Он просто убивал всех рождающихся детей.

— Но… как же так? — теснее прижалась к нему Этайн. — Неужели королева смогла полюбить того, кто убил ее отца?

— У фоморов, единственных в Нижнем мире, дети рождаются не только от любви. Очень уж мало они живут и часто умирают! Однако Айджиана мама спрятала в водоворот, где он, питаясь тем, что приносит кормилица, за год вырос до пятнадцати лет. И вот, когда он не дождался ни матери, ни кормилицы, он решил поговорить с отцом.

Тут Мидир решил, что этот рассказ все же невеселый и страшноватый для Этайн, и быстро закончил:

— Айджиан смог превзойти морского царя, и теперь Айджиана тоже называют Балором: отец, умирая, передал проклятие сыну. И если морской царь о чем-то и печалится, так это о том, что у него нет детей. Я очень долго не понимал его, — добавил совсем тихо.

— А скажи, у нашего сына будут острые ушки, как у Джареда? Не то чтобы я была против…

— Не печалься, любовь моя. Не острее моих, — усмехнулся Мидир.

— Но у тебя они как у людей!

— Джаред родился в Верхнем мире, он отторгает волшебство и метит его носителей. Наш мир принимает смешанную кровь как свою.

Мидир долго баюкал жену, прогоняя даже мысль о мире теней, рассказывая о своей земле и, как обещал себе там, внизу, в немой черноте, о своей любви. Ребенок, обеспокоенный и недовольный, толкался, и Мидир, поняв окончательно, что сказочник из него никудышный, напел колыбельную. Слова матери вспомнились сами собой, как и незамысловатый мотив. Ребенок перестал бить ножкой на третьем куплете, Этайн вздохнула облегченно на четвертом. Не просыпаясь, положила свою ладонь поверх живота, и Мидир только сейчас осознал глубину своего падения. Любовь, пусть внезапная, истинная — все же любовь, предмет знакомый. А тут…

Он, волчий король, известный своим бессердечием, поет сказки не рожденному еще крохе и при этом не чувствует себя глупо! Не иначе — мир перевернулся.

========== Глава 32.2. В Черном замке ==========

След от стрелы под грудью Этайн ощущался ноющей болью. Он был слишком слаб, призрачен, чтобы потянуть за него, расходился под руками туманом. Мидир все же попытался… и упал в черные волны.

Замок — его замок! — был доверху заполнен дымом. Волны не пахли горелым, но словно бы вытесняли всех и вся. Дышать становилось труднее с каждым вздохом, ноздри забивала горечь, и Мидир поспешил дальше, куда бы это «дальше» ни вело.

На ум приходило искажение одного из измерений мира ши — времени, пространства или магии — но подтверждений не находилось. Глухо было по всем направлениям, словно жизнь вымерла как в цитадели, так и за ее пределами.

След… Его больше не было. И нет никого в Черном замке. Лишь дым и редкие тени на границе зрения. Клепсидра молчит! Мидир ходит по глухим коридорам, зовет, но вместо ответа — тишина. Нет даже эха! Его оклик глохнет, а тягучие черные волны времени смывают Дом Волка…

Мидир вздрогнул, просыпаясь. Дурной сон тревожил не первый раз, и волчий король обрадовался голосу советника, твердившего:

— Мой король! Мой коро-о-оль, очнитесь! Прошу вас, зайдите к Мэллину!

Мидир насторожился, прислушался и с трудом разобрал, как Джаред произнес в сторону: «Да держите его!»

— Ваш брат, он… он зовет вас! Он… — грохот и смех совсем близко, — стой же!

— Иду!

Коридоры промелькнули одной длинной галереей, спину опять прошило молнией. Приблазнившийся шорох крадущихся за ним шагов почтительно поотстал и исчез, стоило Мидиру рявкнуть, чтобы его оставили в покое.

За знакомой дверью что-то тяжело упало, и Мидир рванулся к брату. Босой, в окровавленных повязках, Мэллин юлой носился по комнате, не позволяя хоть на мгновение остановить себя.

— Мидир! Мидир! — захлопал он в ладоши. — А я говорил им, что ты придешь! Ты должен прийти! Потому что — иголки! — отмахнулся от потянувшихся к нему рук нескольких стражей.

За спиной брата скривился Джаред, щелчком пальцев выставил всех вон.

— Мидир, мне никто не верит! Но она меня ловит! Хочет приколоть, как сухую бабочку!