Очерк о родном крае

Андрей шел впереди.

– Страшно, да?
– обернулась Дина.

Марек пожал плечами, одновременно подхватывая соскользнувшую сумку.

– Пусто. Постсоветская эпоха. Как склеп. Мечтам, надеждам, прошлому. Не страшно, а как-то... печально, наверное.

Голос звучал глухо, словно на слова тут же налипала пыль и тянула их вниз, в шорох шагов по пружинящему настилу.

Они обошли монструозную мясорубку - с мощной станиной и раструбом наверху.

– Сюда, - сказал Андрей, сворачивая к гигантскому электрощитку.

Он сдвинул ржавый, исцарапанный лист, открывая уходящие под пол, в темноту, ступеньки. Марек о наличии такого хода никогда б не догадался. Дина, остановившись, пропустила его перед собой.

– Там грязно?

– Если аккуратно, то нет, - сказал брат, подсвечивая железные перила фонариком.

– Черт, - обреченно выдавил Марек.

Подобрав полы плаща, он спустился за братом в узкий ход. По бетонным стенам сочилась влага. На уровне груди Марек успел разглядеть надпись: "вент.шахта" и цифры.

– Это не от хорошей жизни, - сказал Андрей.
– Натовцы все фиксируют - кто, с кем, куда. Иногда могут просто сказать: все, мол, вы выбрали лимит на посещение района. А с какой стати? С какого хрена лимит? Парня одного, Ромку Соловьева, два дня держали в ка-вэ-эс - камере временного содержания только за то, что он подозрительно часто, как они объяснили, ходил через блокпост. Так что, лишний раз не светишься...
– он понизил голос.
– Динке, знаешь, могут всякое устроить.

– Почему?
– спросил Марек.

– Потому что красивые девушки должны обслуживать иностранных туристов и консультантов, а не шляться со всяким отребьем, типа меня, так они думают.

– Мне кажется, ты сгущаешь краски.

– Нисколько. Прогуляйся вечером до гостиницы "Советской", которая сейчас "Голден Инн", сам увидишь.

– Знаешь, в постсоветские времена...

– Я тебе не про те времена, я про сегодня!

Свет от фонарика в руке брата на мгновение брызнул в лицо. Марек закрылся ладонью.

– Убери.

Андрей отвел фонарик в сторону.

– Дина, ты как там?

– Не дождетесь!
– сказала Дина и зевнула так сладко, что у Марека челюсти сами потянулись на разрыв.

– Сейчас осторожно, - сказал Андрей, - здесь порожек.

– Где? Ах, черт!

Марек обнаружил выступ, только когда бухнул в него носком ботинка. Ударенные пальцы заныли. Вот же... Так и до перелома недалеко. Самое идиотское, что можно сделать, это сломать палец. Нет, подумалось ему метром дальше, когда он задел ладонью какую-то хищно загнутую, торчащую из бетона железку, еще хуже порезаться и заработать сепсис.

В голове тут же сложилось: и поделом, что перелом, в изломе мира твой излом сугубо частный случай, ты под стеклом, а над стеклом, как выбор между злом и злом, холодный взгляд паучий...

Световое пятно плясало в пыльной темноте, выхватывая наплывы штукатурки и провисшие провода. Шахта отвернула, но Андрей нырнул в незаметный аппендикс и, продравшись между панцирной сеткой и парой деревянных поддонов, сдвинул в сторону фанерный, оклеенный отсыревшими театральными афишами щит. Он повозился с открывшимся выключателем, что-то щелкнуло, и участок стены за поддонами треснул незаметной щелью и распахнулся внутрь. Ртутная лампочка под потолком высветила помещение с рядами банок на деревянных стеллажах - там, за стеклом, плавали томаты в рассоле, жались один к другому пупырчатые огурцы, выгибались морскими коньками стручки перца.

Кладовка? Подвал?

– Сюда!
– махнул застывшему Мареку брат.

– Дьявол!

Марек подхватил полы плаща. Панцирная сетка звякнула, дрогнула сочленениями, но пропустила. Андрей, подмигнув, подвинулся, хлопнул Марека по плечу и дождался Дины.

– Щит на место поставила?
– спросил он ее.

– Ага.

Дина ткнулась губами Андрею в губы.

– Теперь отойдите.

– Не стойте здесь, Марек, - Дина потянула Марека вглубь помещения, к мешкам, пахнущим землей и луком.

Андрей тем временем приник к импровизированной двери, что-то нащупал в боковине и с усилием под короткий визг невидимой пружины вернул ее на место, превращая в стеллаж, уставленный коробками с печеньем и кукурузными хлопьями.

– У вас тут одни секреты, - сказал Марек.

– А то!
– отозвался брат.
– Подземная жизнь.

– Мне, наверное, не стоит об этом писать.

– Соображаешь!

Они выбрались в короткий коридор, слева мелькнули писсуары в облицованном кафелем пространстве, но Андрей пошел в другую сторону. Метров через пять коридор искривился, и как вознаграждение в конце пути Марек услышал рояль и саксофон, негромко исполняющие знаменитый 'Караван'.

Та-ам-та-да-да-та-да-та-да-там...

По стенам поползли блики. Несколько шагов, и за занавесью из стекляруса открылся небольшой полутемный зал со столиками в салфетках, сине-зелеными лампами и блестящей сферой под потолком.

Андрей поднял руку, приветствуя бармена за стойкой. Бармен, молодой парень в белоснежной сорочке, кивнул в ответ.

Джаз лился из колонок. Там-дам-та-там-дам... Прибавились ударные.

– Посидишь здесь минут пять?
– наклонился Андрей к Мареку.

– Конспирация?

– Вроде того. Случись поблизости патруль, группу из трех человек обязательно остановят. Было бы глупо...

– Понятно, - сказал Марек.
– Я зашел сюда просто выпить пива.

– Здесь дорого, - улыбнулся брат.
– К тому же они открываются ближе к вечеру.

– Ну, не знаю, мне повезло.

– Удачи!

Андрей хлопнул его по плечу.

За легким звоном колокольчика на входной двери под поплывшее между столиками бензиновое дыхание улицы две фигуры, мужская и женская, пропали из поля зрения.

Марек направился к стойке.

– Здравствуйте, - сказал он.

Бармен кивнул.

– Здравствуйте.

– У вас щетка почиститься есть?

Парень окинул взглядом плащ, успевший хватить рукавом побелки, а полой - грязи с бетонной стены вентиляционной шахты.

– Есть обувная щетка, но совсем новая, - сказал он и нырнул под стойку.

– Я не знаю, как-то оно...
– неуверенно произнес Марек.

– Вот.

Щетка легла перед Мареком. Овальный брусок с серой, седой щетиной.