Одного поля ягоды

(В магловской начальной школе Гермионы были уроки музыки, где она выучила, как читать нотные листы и очень посредственно играть на свистке. Там же она впервые узнала о существовании природных способностей. Она лучше запоминала композиции, но учителя признавали, что хоть её декламации и были точными, ей не хватало «радости». Гермиона несколько недель перелопачивала музыкальные энциклопедии, чтобы понять смысл этого замечания, и до сих пор не знала).

— Я не смогу хорошо произносить вербальные формулы заклинаний и петь одновременно, — сказал Том. — И не хочу показаться грубым, но ты тоже не умеешь петь. Ты умеешь играть на инструменте?

— Я могу неплохо играть только на фортепиано, — ответила она, — потому что игра на нём зависит только от нажатия нужных клавиш в правильном порядке. Но мы не можем трансфигурировать одно, пока не изучим, как они делаются, — там восемьдесят восемь струн разной длины, которые нам надо сделать правильно, чтобы пианино работало. Мы так же можем одолжить одно, но единственный человек, которого я знаю, кто владеет пианино, — твоя бабушка… И она заметит, если оно пропадёт из её гостиной на несколько недель.

Гермиона остановилась на секунду, сдвинув брови:

— Не уверена, что мы сможем поместить пианино сквозь ту дырку в туалете для девочек.

Том перевернулся на живот, постукивая палочкой по подбородку. Тихим голосом он сказал:

— Нотт умеет играть на арфе.

Гермиона не представляла, как Том и Нотт могли бы буднично обсуждать их хобби и развлекательные отвлечения. Нотт определённо не обсуждал ничего в таком духе с ней.

— Это он тебе сказал?

— Мы живём в одной спальне, — сказал Том. — Как правило, много известно о человеке, с которым ты спал последние шесть лет на расстоянии десяти футов{?}[3м].

— Он, наверное, интересуется, что мы делаем, — сказала Гермиона. — Может, нам написать ему?

Том молчал, палочка неподвижно лежала в его руке.

— Он захочет с нами встретиться.

— А это так плохо?

Снова тишина. Том с любопытством посмотрел на Гермиону, лишь слегка приподняв брови.

— Он паразит, — резко сказал Том.

Гермиона вздохнула:

— Как и твои бабушка с дедушкой. Или ты забыл, что все их деньги идут со сложных процентов и сбора ренты с других людей?

— Было бы ударом по гордости моих бабушки и дедушки взять у тебя хоть один шиллинг, — сказал Том. — А вот Нотт, напротив, выдоит из тебя всю кровь, если ему это сойдёт с рук.

— Он бы не сделал этого…

— Нет, — согласился Том. — Потому что он знает, что не сможет.

— А как насчёт тебя? — спросила Гермиона. — Кажется, ты без зазрений совести дал бы истечь кровью ему.

— Тот, кто кичится чистотой своей крови, не должен колебаться в том, чтобы доказать это, — сказал Том. Он презрительно фыркнул. — Тогда напиши ему. Договорись о встрече. И скажи ему, чтобы он следил за своими манерами.

Тем вечером после ужина Гермиона позвонила маме по телефону в кабинете мистера Риддла. Жиль вылетел из дома Грейнджеров спустя час, неся с собой книгу и несколько дополнительных смен носков и белья, о которых попросила Гермиона. Когда Жиль прилетел в полночь, Гермиона погладила перьевой пух на её макушке, а затем привязала к его ноге новое письмо.

— Аббатство Брокстоу, Ноттингемшир. Отправляйся к конюшням, а не к главному дому, — прошептала Гермиона. — Подожди, пока эльф почистит насесты утром, а затем передай ей письмо.

Жиль взял последнее совиное лакомство из её руки, уткнувшись в её ладонь боком своего крючковатого клюва. Затем он распушил перья, беззвучно вылетел из окна и исчез в ночи.

Гермиона опустила оконную раму и задёрнула шторы, повернувшись в комнату:

— Я отправила письмо. Он должен получить его до завтрашнего полудня — если только он не спит допоздна на летних каникулах.

— Тебе стоило приказать сове клюнуть его, чтобы он проснулся, — сказал Том. — Совы сделают это, если им сказать.

— Видимо, только они делают то, что им скажут, — сказала Гермиона, скрестив руки. — Господи, Том, у тебя нет своей комнаты? Миссис Риддл потратила столько сил, чтобы её обставить для тебя!

В комнате Тома была не только примыкающая кровать и бoльшая кровать, но и все книги, которые он собрал за последние десять лет, присланные из приюта Вула. В его комнате также был большой шифоньер, полный одежды, купленной ему миссис Риддл. На полках были вазы со свежими срезанными цветами из сада миссис Риддл, а на стенах были обои с рисунком, который Том выбрал сам. Его комната выглядела как настоящая спальня. Комната Гермионы, в сравнении, очевидно была гостевой, украшенная засушенными цветами на каминной полке и акварелями йоркширских долин в рамках на стенах. Достаточно банальный выбор, но беспроигрышный и безобидный.

— Есть, — ответил Том, — но моя кровать не такая удобная, как твоя, — он постучал по подушке. — Здесь я могу уснуть за несколько минут.

— Как бы тебе ни было удобно, — сказала Гермиона, — это точно не относится к горничным, которые каждое утро спотыкаются о ковёр.

— Я перестану использовать Спотыкающиеся сглазы, если ты наложишь чары для отпугивания маглов на двери, — сказал Том. — Если кто-то и может сформулировать чары с условиями, которые будут работать только от заката до рассвета, это ты.

— Нет причин, почему ты не смог бы этого.

— Нет, — сказал Том, откидывая покрывало и проскальзывая в кровать, — но не я злюсь оттого, что горничным приходится подбирать фарфор из ковра на четвереньках.

— Тебе было бы полезно время от времени демонстрировать к ним некоторое чувство симпатии, — сказала Гермиона с глубоким вздохом. Она залезла в кровать, стараясь изо всех сил не встретиться с Томом взглядом, который не выказывал никаких признаков того, что собирается освободить её комнату.

Слуги, хоть им и платили за работу, всё ещё были людьми и заслуживали человеческого отношения. Если в чём и нельзя было упрекнуть миссис Риддл, так это в том, что она верила в noblesse oblige. Конечно, миссис Риддл подходила к делу с привилегированной позиции, и даже если её намерения были сомнительными, её действия — раздача милостыни бедным и покровительство искусствам — всё равно были достойными.

— Ну, если ты настаиваешь, — сказал Том, соскользнув на её сторону кровати и странно обняв её сзади. Его руки сжали её так крепко, что заскрипели её рёбра, а через несколько секунд его хватка ослабла, и одна рука поднялась, чтобы погладить её волосы.