Одного поля ягоды
Шрифт:
Том молча задумался:
— А что, ты бы хотела дать им повод продолжать прятаться в замке? Помнишь бумсланг Хагрида? Полагаешь, он всё ещё у него?
— Я предупредила его в прошлом году о последствиях его содержания! — сказала Гермиона. — Уверена, он последовал мудрому совету.
— Но если ты не уверена в этом, не помешает убедиться… — сказал Том, загадочно прерываясь.
— Думаю, было бы проще спросить их, зачем они здесь и когда они удалятся, — сказала Гермиона. Она сменила тему. — Ты закончил домашнюю работу по нумерологии? Можно, я сверю цифры? Пожалуйста, скажи мне, что ты выписал вычисления, ты знаешь, я ненавижу, когда ты просто пишешь ответ в конце. Нельзя просто говорить, что ты всё посчитал в уме!
Она больше не разговаривала с Томом на
— Я здесь, потому что это моя работа. Как долго это займёт, Вы спрашиваете? Моё подкрепление прибывает из штаба в пять часов. Если Вы хотите подать несрочное донесение — поскольку я сейчас при исполнении, — Вы можете найти меня в учительской, где я буду писать отчёт за день. Хорошего дня, мисс.
Он приподнял для неё шляпу и пошёл прочь.
Гермиона, услышав перезвон двух ударов колокола, поспешила на травологию. Слушая вполуха профессора Бири, Гермиона провела занятие, разбирая ответ аврора, и пришла к выводу, что он дал ей отнюдь не правильный ответ и он сделал это намеренно.
После недели размышлений Гермиона нашла новую цель для своего допроса: Квентина Трэверса.
Она не могла сказать, что хорошо его знала. Он был одним из «соратников» Тома, из группы мальчиков, которые регулярно посещали секретный и исключительный клуб по домашней работе Тома, который каким-то образом за последние два с половиной года превратился в клуб по домашней работе Тома и Гермионы.
Квентин Трэверс был тем, кто не привлекал никакого внимания к себе, но не в манере Нотта, который намеренно избегал возможность быть замеченным (что включало в себя шнырять по углам и врываться в разговоры, не выглядя слишком заинтересованным в их предмете). Трэверс был человеком, которого Гермиона после всех этих лет могла описать как… «приемлемый». Ему можно было доверить достаточный вклад в групповой проект или достойное выступление на дуэли или классном занятии. Он не зацикливался на стародавних волшебных традициях, как Лестрейндж и Блэк, что Гермиона выяснила не из разговора с Трэверсом напрямую, но проверяя его домашнюю работу. В отличие от других, она никогда не видела, чтобы Трэверс ставил твёрдый знак на концах слов.{?}[В оригинале говорится о «длинном с» (s) — что является архаичной формой строчной буквы s. Оно заменило одиночное s или одну или обе буквы s в последовательности «двойное s». Использовалось VIII–XIX вв. В переводе на русский язык мне показался более уместным старославянский, а не дореволюционное петровское написание: 1) революционная реформа орфографии произошла слишком близко относительно года повествования (1918 г.), 2) петровская реформа была в ранних 1700-х, а Статут был принят в конце 1600-х, 3) автор использует Ye Olde при описании традиций Блэка и Лестрейнджа, что относится к Средневековому древнеанглийскому, а петровская реформа произошла в новоанглийский период и даже позже елизаветинского английского, на котором писал Шекспир.]
(«О принципахъ св??аннои трансфигоурацїи»{?}[«О принципах связанной трансфигурации». Оригинал: «An Essay on the Principles of Affinative Transfiguration» вместо «An Essay on the Principles of Affinative Transfiguration»). Помимо s можно еще заметить «Affinative» — это старинное написание «Affinitive». ], мать честная! Диковинности хватило ненадолго).
Поскольку она едва ли разговаривала с ним, с её стороны было бы нечестно делать выводы о характере Трэверса, пока она не приложит усилий узнать его лично. И, учитывая, что ни один из них не был особенно привлекательным из людей, она решила не следовать прямой тропой дружелюбного знакомства. Вместо этого она за ним наблюдала.
Во время классных занятий (а это было сложно, потому что она всегда сидела в первом ряду, а он где-то позади), во время их внеклассных занятий и, самое главное, в библиотеке. Поскольку то, какие книги он брал и как надолго,
было самым лучшим мерилом характера человека, которое Гермиона могла найти.Её исследование состояло из того, что она таилась за полками библиотеки, периодически делая прореху среди стопок книг, чтобы подсмотреть за столом Трэверса по другую сторону.
Трэверс писал эссе, обложившись толстыми книгами, молодой человек выглядел серьёзно, под его глазами были тёмные круги, независимо, был ли это учебный день или выходной. Его рот был тонким и без выделяющихся губ, а глубокие морщины уже залегли возле бровей. Это придавало ему вечно мрачный вид: в хорошем настроении его лицо всё равно выглядело кислым, а когда он был в нейтральном настроении, как сейчас, он выглядел несчастным.
— Добрый день, Грейнджер, — сказал Трэверс. Он не поднял глаз от своего пергамента.
Гермиона выглянула из-за края полки:
— Разве ты не собираешься спросить, что я делаю?
— Мы в библиотеке. В библиотеке можно делать лишь некоторые вещи. Если тебя заботит выполнение правил, по крайней мере, — он бросил быстрый взгляд в её сторону, устремив его на сияющий на её лацкане значок старосты школы.
— А-а. Ясно, — заикалась Гермиона, не до конца понимая, на что намекает Трэверс. — Ну, можно мне присоединиться?
Трэверс проворчал, сгребая стопку книг в кучу в стороне, освободив место на столе.
Гермиона приняла это за знак согласия, вытащила стул и чопорно на него села, разглаживая юбку и держа портфель на коленках.
— Тебя зачем-то отправил Риддл? С сообщением?
— Том? — сказала Гермиона. — С чего бы?
— Он занятой человек в последнее время. Он не ждёт чьего-то удобства — все ждут его, — сказал Трэверс. — А что тогда? Обычно он посылает Блэка разбираться по делам старост. Или Лестрейнджа, когда дела… личные.
Гермиона не смогла сдержать любопытства:
— Что за «личные дела»?
— Частные дела вне школьных обязанностей. Ну знаешь, улаживание обид, взыскание долгов, оказание услуг, дуэли за честь и всё остальное в этом духе.
— Я не знала, что Том принимает участие в дуэлях за честь, — с сомнением начала Гермиона. — Он никогда не упоминал их со мной.
— Технически он не принимает в них участия. Потому что технически они против школьных правил. Но если Риддл отправляет сообщение, которое звучит как вызов на дуэль, любой, кто публично ссорится с Риддлом, вскоре отказывается от своего несогласия. Никто не скрещивал палочки с Риддлом с тех пор, как Малфой набил достаточно шишек и воззвал к перемирию, — сказал Трэверс, обмакивая перо в свою чернильницу и доставая свежий лист пергамента. — Это должно было быть… три года назад, думаю. А теперь, если ты не возражаешь, кое-кому из нас надо закончить домашнюю работу.
— Прости, — сказала Гермиона. — Это было неосмотрительно с моей стороны. Я оставлю тебя над ней работать.
Без единого слова Трэверс вернулся к написанию своего эссе. Гермиона не так хорошо читала вверх ногами, как Том, чтобы остаться в этом незамеченной, но из книг, которые лежали на столе, у неё было хорошее предположение о теме его эссе: дипломатические отношения волшебников и гоблинов. Она была уверена, что Трэверс в итоге заметил, как она читала с его пергамента с другой стороны стола, но он был вполне не против, что она это делала. Он продолжал молча, лишь иногда поглядывая на неё, будто самой обычной вещью было писать эссе по истории магии со старостой школы, следящей за каждым словом, оставленным его пером.
Через полчаса Трэверс написал последнее предложение и поставил последнюю точку. Гермиона, которая всё это время томилась от нетерпения, не могла сдерживать своё любопытство дольше.
— Что ты знаешь о том, почему авроры в Хогвартсе? — спросила она.
Трэверс моргнул:
— Почему ты спрашиваешь меня? Они писали об этом в статьях «Пророка» несколько недель.
— В «Ежедневном пророке» нет ответов, только пропаганда, — сказала Гермиона. — Я помню, что слышала, что работал в аврорате прошлым летом. Разве у тебя не должно быть информации о настоящем ответе? Ну, в чём дело? Почему авроры? Что происходит?