Одного поля ягоды

Гермиона заметила, что никто не добавил пояснений к сказанному Томом, которое было в некотором роде туманным. Не просто в некотором роде туманным, а полностью туманным. Том тоже не прояснил своё объяснение, а также не добавил деталей о том, что значит «заслужить раскаяние». Единственным звуком в купе было шумное разворачивание конфеты Орионом Блэком, шоколадного трюфеля, обсыпанного кокосовой стружкой, которая разбрасывала белые хлопья по его зимней мантии.

— Это работает, — через некоторое время сказал Квентин Трэверс, подглядывая из-за газеты, за которой он прятался. — Не могу сказать, что всем нравится… коррекция, но в этом же суть процесса, не так ли? Но мы все согласны, что так устроен договор. Он поддерживает порядок. Он усиливает единение факультета. И мы выигрываем Кубок школы каждый год. Сколько лет подряд уже?

— Тринадцать, — услужливо сказал Блэк. — И восемь Кубков по квиддичу.

— Вот, пожалуйста, — сказал Трэверс, удовлетворённо кивнув.

— И всех в Слизерине это устраивает? — спросила Гермиона.

Хор «ага», «меня — да», «конечно» и «мне нормально» заполнил воздух. Гермиона осмотрела купе. Том выглядел очень довольным собой.

Путешествие в поезде продолжилось в той же манере, обыденном разговоре, за которым Гермиона наблюдала с кротким чувством любопытства. Хотя семикурсники Слизерина были взрослыми по возрасту совершеннолетия волшебников, а половина из них — взрослыми по магловским стандартам, было сложно смотреть на них как на группу мужчин. Это была группа мальчиков-переростков… с одним Томом Риддлом. Гермиона знала, что он считал себя взрослым мужчиной, и, учитывая, как он вёл себя на рождественских каникулах, она не была уверена, что может называть это невинным мальчишечьим рвением. Том, который использовал слова «нарушительница верности» с излишним ликованием, охотно согласится с тем, что поведение взрослых действительно являлось повторяющейся и намеренной темой.

Она всё ещё размышляла о его скрытом смысле, когда отъехала дверь купе. Два аврора стояли на пороге: волшебник с длинными волосами и ведьма с короткой стрижкой, набросившие плащи на свои стёганые мантии для дуэлей. Прошла секунда-другая тишины, пока они осматривали сиденья, замусоренные обёртками от сладостей, и они обменялись взглядами.

Ведьма вытащила свёрток из-под своего плаща, завёрнутый в ткань в красную клетку. Она прочистила горло и произнесла:

— Миссис Трэверс передала, что ты забыл свой ланч на столе на кухне этим утром. Твой отец потребовал доставить его с сообщением твоей матери. Она сказала, и я цитирую…

Её голос резко принял ровное, монотонное состояние, будто она зачитывает что-то по памяти:

— «Всегда сначала ешь овощи до десерта и не покупай ничего с тележки со сладостями, дорогой, помни, что такого рода еда делает с твоим телосложением».

Трэверс осмотрелся в купе, выражения лиц наблюдателей разнилось от неверия до подавленного веселья. Виновато он спрятал тыквенную булочку в рукав и смахнул крошки с подбородка.

Нотт прочистил горло в наступившей тишине.

— Поблагодари их и отправь восвояси, — наконец сказал Том. — Господи, мне, что, всё тут нужно делать самому?

Трэверс промямлил несколько слов и взял свёрток у авроров, которые слегка похлопали его по плечу и пробормотали что-то вроде:

— …Стоит помнить, что экзамены на физическую подготовку будут в августе…

Они закрыли дверь купе, и Трэверс вернулся на место.

— Уверуй немного, — утешительным голосом сказал Том. — Ты будешь в аврорате в это время в следующем году. С квалификациями достаточно легко справиться.

— Тебе легко, — сказал Трэверс. — У тебя в жизни не было оценок ниже «выше ожидаемого».

— Потому что «удовлетворительно» — это личное оскорбление, и оценивающие это знают, — ответил Том. — Я знаю, вы все знаете, и профессора тоже. Но ты в свою очередь. Ты не убеждён в существовании собственных заслуг. Тогда как насчёт такой мотивации: если ты станешь мальчиком на посылках в отделе, а не аврором, в тебе не будет никакого толку. Когда старина Слагги узнает об этом, он притворится, что никогда не учил тебя. У тебя будет крошечная совиная клетушка на четверых с другими коллегами. И если доставка будет неправильно распределена и кому-то придётся вернуть твоё письмо, ответом в чайной комнате кабинета будет: «Кто такой Квентин?», — Том невесело усмехнулся. — Заставить себя стать волшебником, не имеющим никакого значения, не доказать ничего стоящего даже самому себе — это тяжёлая участь. Но если ты не хочешь стать лучше, позволь заверить, что нет никого, кто бы взялся за это дело.

Много лет назад Том объявил себя прирождённым лидером, и во времена вроде таких Гермиона размышляла о тех, чьим естественным ходом действий было стать последователем Тома. У них что, не было проницательности, ни одной собственной независимой мысли? Она полагала, что для некоторых людей это было неважно, потому что Том брал на себя тяжёлый труд быть проницательным и думать, чтобы другим не приходилось.

В какой-то мере тронутый побудительной речью Тома, Трэверс вернулся к разворачиванию своего собранного обеда, и разговор перешёл от школьных оценок к турнирной таблице квиддича и перспективам Слизерина в получении очередного кубка. Лестрейндж был самым опытным в факультетской команде, играя в ней со второго курса. Он был капитаном этого года. Имена капитанов, как и старост школы, вырезали на табличке в Зале трофеев Хогвартса. Они также делили особенную ванную, хотя Гермиона редко ею пользовалась со дней поиска таинственной Комнаты Слизерина. Одержимость, которая к ней была у Тома, с недавних пор сошла на нет, как и у Нотта.

Добравшись до Хогвартса, авроры проводили студентов в кареты. Авроры сидели верхом на мётлах, летая взад-вперёд над платформой вокзала Хогсмида, кончики их палочек сияли, как сигнальные ракеты в чёрном небе. Гермиона и Том разбирались с первокурсниками. Они бы прибыли на лодках, как в сентябре, но сейчас, зимой, озеро замёрзло, и всем студентам требовалось отправиться в каретах, а эти ученики никогда раньше этого не делали.

Их группа была последней, кто добрался до Вестибюля, где весело горели огни в бра, а запахи жаркого к ужину просачивались из Большого зала. Весь коридор был завален кучами сундуков и ручной клади, перенесённых из вагона «Экспресса» и практически достигавших высоты портретов. Гермиона почувствовала укол беспокойства, проходя мимо группы авроров, собравшихся вокруг одного открытого сундука, чьё содержимое было вывалено на пол. Пижама, шерстяной плащ, наволочка, набитая носками и подштанниками, комплект мантий с подкладкой гриффиндорского красного…

Гермиона обернулась через плечо, но тут же Том взял её за локоть и протащил вперёд, так что она не смогла увидеть, что авроры передавали по рукам, перешёптываясь под заглушающим пузырём.

— Что это было? — спросила она Тома, который был занят тем, что поправлял свой воротник и манжеты, готовясь щегольски войти на ужин.

— Беспокойство о безопасности, — сказал Том, не прозвучав обеспокоенным. — «Подозрительные предметы». Не трать время в попытках выпытать ответ у учителей. И так понятно, что это вне их компетенции, — он кивнул в сторону преподавательского стола. — Рядом с Диппетом новый товарищ. Значок аврора и мантия. Как долго, ты думаешь, он будет тут торчать, пока газеты не начнут называть это растратой ресурсов Министерства?

Новое лицо сидело среди сотрудников. Мужчина с острыми бакенбардами, которые переходили в усы щёточкой, одетый в мантию с сильно накрахмаленным воротничком пастора. Он выглядел одновременно и очень угрожающим, и безучастным, и сидел в центральной части учительского стола. На месте, не прямо возле директора Диппета, который, как обычно, занимал огромное резное монументальное кресло посреди длинного стола. Это место было занято самым старшим из сотрудников, заместителем директора Дамблдором. Но он сидел достаточно близко, чтобы волшебник мог обращаться и к директору, и к заместителю директора. Сейчас они разговаривали втроём, пока последняя часть студентов занимала свои места.

Гермионе это не понравилось. В ней росло раздражение, такое чувство, которое она испытывала утром на платформе. Это было ещё одним нарушением обычного порядка. В магловском мире были бы вопросы. Даже запросы. Родители, чьи дети посещали традиционные школы-пансионы, были бы невероятно заинтересованы в том, чтобы узнать, почему полицию вызвали в школу. Это не выглядело респектабельно, и она узнала за каникулы с Риддлами, что сословие джентри, за неимением формальных титулов пэров Соединённого Королевства, крепко держалось за свою респектабельность, которая была хрупким барьером разделения от простолюдинства.