Одного поля ягоды

— Тогда сдашь ли ты его снова, как в прошлый раз? Если всё началось из-за прокола Министерства, им ещё меньше понравится признавать это.

— Это было бы лучшим выбором, — признал Том. — Как и в прошлый раз, ни один из нас ни эксперт в оберегах, ни в разрушении проклятий, и если план — прорваться через ворота Хогвартса, это затронет лично нас. Будет проще переварить некомпетентность, если она не будет сформулирована целиком как вопрос «недосмотра Министерства». Представь это как ошибку одного Отдела, магического образования, и позволь межведомственной политике ОМПП и кабинета Министра поглотить их. Кабинет Министра и так в шатком положении после Монтроза. Спенсер-Мун и его дружки будут тыкать пальцами как можно дальше от себя. Это единственное, что защищает Министра от того, чтобы его вызвали в Визенгамот для подачи заявления об отставке.

— Как бы ты ни наслаждался хаосом, — сказал Нотт, — я надеюсь, ты понимаешь, что дестабилизация правительства не приносит народу Британии никакой пользы.

— Вообще-то, я понимаю это, — ответил Том.

— И?

— И что? — сказал Том. — Мне больше нечего добавить к моему заявлению.

— Понятно, — сказал Нотт. — Ну, без твоего умения обращаться с палочкой я бы задался вопросом, была ли часть твоего титула «Прекрасного» такой же вымышленной, как часть «Принц».

— Твоя критика необоснованна, — сказал Том. Он кивнул на чёрный плащ с капюшоном и чёрный шерстяной шарф на его лице. — Ты Зелёный Рыцарь, который одевается с ног до головы в чёрное.

— Да, но если ты собираешься быть Принцем, исходя из символизма, а не законного признания, — настаивал Нотт, — это должно что-то символизировать. Если британский народ — не твои подданные, то кто они?

— Мои портмоне, — сказал Том.

Они были посреди сбора бумаг и книг, чтобы забрать их из комнаты — непрестанно переругиваясь, — когда услышали грохот падающего металла внизу. Нотт остановился в своей задаче запихивания свитков в сумку, чтобы отодвинуть занавеску и выглянуть на улицу.

— Кузнец у входа, пытается толкнуть дверь. Он знает, что мы заперлись изнутри, — доложил Нотт. — Должно быть, он открыл замок двери, но понял, что она загорожена мусором, который мы сложили внутри.

Крак! Крак! Крак!

— Похоже, он вызвал подкрепление, — комментировал Нотт. — Не могу посчитать, сколько народу аппарировало: по меньшей мере трое, больше, если они парно аппарировали с пассажирами…

За скрежетом и раскатами клацающих металлических дуг вскоре последовали громкие стоны.

— О, это, должно быть, больно, — сказал Нотт, скривившись. — Это волчьи ловушки. Тебе стоит поскорее придумать, как нам отсюда выбраться. Они вскоре поднимутся.

— Schau dir die Hand an! Die Hand an der Tur!{?}[(нем.) Посмотрите на руку! Рука на двери!]

— Я не говорю по-немецки, но я могу догадаться, когда Франц и Генрих кричат «die Hand»{?}[Hand (англ. и нем.) — «рука»], это значит, что они знают, что ты сделал с вампиром…

Том перестал обращать внимание. Яростно нахмурившись, он начал срывать плакаты со стены и отрезать обложки с рунических слоговых азбук, которые брал с полок. Бумага, бумага — ему нужна была бумага, разорванная в самую большую кучу, которую он только мог собрать. Ему ничуть не нравилось уродовать книги, но те, которых коснулась эта участь, были обыденными справочниками, и их было легко заменить. Всё, что имело большее значение, чем сохранение бесценных знаний, — сохранение бесценной жизни Тома.

Он трансфигурировал рваную бумагу в стекло. Чистые осколки блестящего свинцового хрусталя, прозрачного, как рудниковая вода, с гранями такими острыми, что они могут порезать одним взглядом. Когда массовая трансфигурация была закончена, Том вытащил флакон с ядом василиска и вылил его на груду стекла, а затем исполнил движение «рассечь воздух и взмахнуть» для левитации всей звенящей кучи в воздух.

— Ты собираешься мне помогать или так и будешь стоять с раскрытым ртом? — резко спросил Том, слишком сосредоточенный для того, чтобы заботиться о любезности. Он вспомнил, как мыл посуду в «Кабаньей голове» перед пятым курсом. Это было в какой-то мере такой же простой работой заклинаний… только грязнее.

— Что тебе нужно? — спросил Нотт, доставая палочку.

— Встань на колени возле двери, где они не смогут увидеть тебя с лестницы. Я буду с другой стороны. Как только я левитирую стекло за дверь, тебе надо будет наложить Щитовое заклинание и удерживать его. Держи его крепко, не дай ему упасть. Неважно, как много криков о помиловании ты услышишь снаружи.

С крайней осторожностью Том направил груду стекла, как блестящее хрустальное облако, ввысь, в воздух, на уровень потолка. Он не мог допустить колебаний, иначе яд василиска капнет вниз, а звук звенящего стекла привлечёт внимание. Наиболее эффективным будет, если оно придёт без предупреждения. Предостережение испортит сюрприз. В полнейшей тишине стекло выплыло за дверь, в тёмные тени стропил над шаткой лестницей.

Волшебники сняли волчьи капканы, и он слышал, как они допрашивают знакомый голос вампира.

— Wer hat dir das angetan, Vasek?{?}[(нем.) Кто сделал это с тобой, Вашек? [Вашек — уменьшительно-ласкательное от Вацлав, прим. автора]]

— Zwei Herren, machtige Herren… Ich glaube es ist der Prinz aus der Zeitung…{?}[(нем.) Два джентльмена, могущественные джентльмены… Кажется, это Принц из газеты…]

Первый из волшебников начал подниматься по лестнице на второй этаж.

Том жестом показал Нотту занять позицию, и мальчик повиновался, беззвучно проговаривая Щитовое заклинание и направляя полукупол, чтобы накрыть проход двери. Лоб Тома сморщился. Ему требовалась твёрдая сосредоточенность, чтобы удерживать массу стеклянных осколков, болтающихся в воздухе и не издающих ни звона. Со своего положения на первом этаже волшебники должны были видеть только открытый дверной проём, никаких движущихся фигур внутри и никаких звуков движения. Они с Ноттом сгорбились по обе стороны двери, скрывшись из виду.

Нотт, внимательно вслушиваясь в скрип и стон шагов на лестнице, дал знак пальцами. Раз, два, три. Подняв шесть пальцев, прежде чем закончить пересчёт. Шесть волшебников, значит.

Усмиряя своё дыхание, чтобы оно оставалось тихим и спокойным, Том услышал нарастающую громкость скрипов, шёпот на немецком, бормотание заклинания: «Гоменум Ревелио».

Один из волшебников закричал от боли:

— Etwas hat mich gebissen!{?}[(нем.) Что-то укусило меня! [Том удержал стекло от звона, но капля яда упала слишком рано. Упс. — прим. автора]]

С лестницы послышалась возня, затем крик:

— Schau hinauf!{?}[(нем.) Посмотрите вверх!]

Том остановил заклинание левитации, резко дёрнув палочкой в движении Оппуньо. Хрустальные осколки упали сверху, как немой дождь.

И так началась оркестровая интермедия чистого хаоса. Нотт был прав, отметив, что Том наслаждался этим, хотя, по правде говоря, Том больше наслаждался тем, как его планы воплощаются в жизнь. Хаос ради хаоса не был его обычной склонностью. Со своей стороны, Нотт с бледным лицом и прижавшийся как можно ближе к полу упорно держал Щитовое заклинание, отражая искры света, которые паникующие волшебники стреляли во все стороны.

Том всегда задавался вопросом, в чём разница между укусом василиска за конечность, обычное место инъекции и попаданием яда прямо в мозг. Он предположил, что дело в природе магического змеиного яда, о котором в учебниках по уходу за магическими существами содержится очень мало информации. У разных пород змей были разные типы яда, каждый из которых имел свою физическую механику. Некоторые яды поражали сердце, другие — нервы, третьи разрушали органическое вещество, которому оно подверглось. Он предположил, что яд василиска относится к последней категории: ему нужно было переварить добычу, окаменевшую от его смертоносного взгляда.