Одного поля ягоды
Шрифт:
В конечном итоге искры остановились, и стоны на ступенях смолкли. Том встал и отряхнул свою мантию.
— Ступеньки сделаны из дерева. Они теперь ослаблены. Я бы не рисковал опустить на них свой вес. Нам нужно левитировать себя вниз и наложить Амортизирующее заклинание внизу, — сказал он.
У подножья лестницы Том отлевитировал тело немецкого волшебника, чьё лицо было зачернено до неузнаваемости, перед собой, как марионетку. Он протащил его через открытую дверь, ведущую в торговый зал, намеренно не обращая внимания на руку вампира, всё ещё приложенную к руническому замку, и заставил его безвольно покачать рукой. Ничего не произошло. Никакого ответа огня заклинаний, которого он ожидал.
Он вошёл в магазин, всё ещё держа волшебника перед собой, его мантия
Вампир, Вацлав Яношик, был освобождён от пут вокруг своих рук. Крупный волшебник, намеревавшийся обернуть трансфигурацию металлических оков на одной лодыжке, склонился над стойкой с палочкой в руке. Волшебник был пожилым мужчиной, широкоплечим седеющим блондином с волосатыми голыми руками, покрытыми блестящими шрамами от слоев заживших ожогов. На нём была традиционная рубашка с широкими рукавами и кружевным воротником, шнуровки были расстёгнуты, открывая светлую кожу на груди, а поверх неё был фартук из гладкой красной кожи с узором в виде овальных чешуек. Драконья шкура, догадался Том, вроде дуэльного жилета Трэверса, который он одолжил, чтобы носить под чёрной мантией.
— Ты сдашься или будешь бороться? — холодно сказал Том. Он услышал, как Нотт последовал за ним, но он не видел другого мальчика. Он решил, что тот наложил на себя Дезиллюминационное заклинание, осознав ценность хорошего сюрприза. — Ты можешь пойти тихо, а можешь… хаотично. Для моей дичи такие предложения необычны, ты должен гордиться такой привилегией. Когда ты пойдёшь под суд, я обещаю, что скажу хотя бы одну хорошую вещь о тебе на заседании. Министерство магии не будет так снисходительно к тебе.
— Сдамся за что? — выплюнул светловолосый волшебник, Мастер металлургии Ансгар Шмитц. — Я не совершил никаких преступлений. А ты? Ты вломился в мою частную собственность. Ты изуродовал моего подмастерья. Ты прячешь своё лицо, будто слишком боишься, что тебя увидят.
— «Я не совершил никаких преступлений», — повторил Том бесстрашным голосом. — В лучшем случае неполная правда. Попробуй ещё раз.
— Ты можешь называть себя Принцем, но в тебе лишь простое, неиспытанное высокомерие второго сына юнкера{?}[Социальный класс дворян — помещиков в Германии, прежде всего Пруссии. Термин происходит от средневерхненемецкого Juncherre = junger Herr, Jungherr — малый (букв. молодой) господин], — сказал Шмитц, произнося последнее слово как «юн-ках». Он провёл палочкой, и стальной обруч, удерживающий левую лодыжку вампира, потемнел от сияющего металла до тусклого чугуна, а затем до ржавой необработанной руды. Вампир потянул за застрявшую конечность, и обруч рассыпался на пыльные обломки камня. — Что ты говоришь, Вашек?
— Он англичанин, лишённый вкуса и культуры. Англичан не знают как народ поэтов и мыслителей, — сказал вампир. Этот kleiner Prinzling{?}[(нем.) маленький принц ] не знает, о чём ты говоришь. Юнкер, jung Herr{?}[созвучно с «юнкером» — «юн херр», (нем.) юный господин ]. Молодой лорд, у которого нет ничего к своему имени, кроме пустого титула и возвышенных претензий, стремящийся продвинуться вперёд посредством самых сомнительных начинаний. Я знаю это хорошо: когда-то и я таким был. И посмотри, куда меня это привело… — вампир пусто засмеялся, проводя обрубком руки для жуткой выразительности. — Когда-то я был получеловеком.
Краем глаза Том заметил движение в камине. Крышка на урне с летучим порохом поднялась невидимой рукой. Серебряная пудра заблестела на полу, маленький зелёный огонёк вспыхнул бесшумным существованием. След испачкал покрытые порошком каменные плиты.
Том прочистил горло, отчего левитирующий волшебник закачался. Комок слизи, ранее бывший волосами, капнул с растворяющегося черепа и разбрызгался о пол:
— Кхм. Может, я и англичанин, но я не англосаксонского происхождения, что делает меня практически
таким же немцем, как вы. Я не знаю, почему вы беспрестанно издеваетесь над моей английскостью. Лично я не думаю о вас хуже оттого, что вы немцы. У меня вообще-то есть немецкие друзья, — это было слишком щедрой интерпретацией фактов, ведь его единственный не-совсем-немецкий «друг» был ближе к Гермионе и её семье, чем к Тому. Но всё, что принадлежало Гермионе, по праву принадлежало Тому как её мужу-волшебнику, и этот факт был правдой, следовательно, и всё остальное тоже. Q.E.D., quod erat demonstrandum{?}[(лат.) ч.т.д., что и требовалось доказать], как писали нумерологи.Вампир и кузнец переглянулись, а затем прыснули от смеха.
— Нам всё равно, англичанин ты или немец по крови, — сказал Шмитц.
— Они на вкус практически одинаковые, — добавил вампир. — Кроме октября{?}[В октябре проходит Октоберфест — фестиваль пива. ]. Тогда пиво и горчица дают крови некоторое брожение. Поверьте мне на слово, это достаточно неприятно.
— Мы осуждаем тебя за твои благородные аффектации, — продолжил Шмитц. — Давай поговорим откровенно. Если я агент Революции, как ты подозреваешь, то почему ты так думаешь?
— Министерство говорит, это потому, что вы хотите бегать и убивать людей. Желательно, маглов, — сказал Том. — Но я не верю в это.
— Почему бы и нет?
— Это имело бы смысл для мотива только низших из низших. Вы двое кажетесь грамотными парнями. Если бы вам хотелось безнаказанно убивать людей не мытьём, так катаньем, вам не нужно было бы присоединяться к Революции ради этого, — сказал Том. — Поэтому единственным разумным объяснением, почему вы бы в это ввязались, — нравственный фиговый листочек, который она вам даёт. Вы хотите, чтобы праведность была на вашей стороне, потому что вы идеологи. Или хуже — социалисты.
— Что такое, — сказал вампир, — социалист?
— Приверженец социализма, перераспределительной формы правления, при которой частная собственность отменена, — сказал Том, вспоминая брошюры, которые он нашел брошенными, как мусор, на улицах Лондона. — Он существует как противовес таким системам, как меркантилизм или феодализм, которые способствуют накоплению личных или наследственных состояний, поместий и аристократии.
— О, да, — кивнул вампир. — Я нахожу достаточно нечестным, что мой титул был отобран у меня после моего предначертанного звёздами повторного пробуждения… Ах, эти минувшие воспоминания выжигают меня, как гневливость солнца, — он пробежался пальцами по своему съехавшему аскоту. — Но теперь я вижу, что это было не что иное, как обременение. Система разделяет нас за пределами чувств и разума: она служит немногим, и даже им не очень хорошо. Вам стоит однажды испить из этого колодца Мимира{?}[В скандинавской мифологии источник мудрости, охраняемый великаном Мимиром], маленький принц, ведь его воды ближе и слаще, чем Вы думаете. Вы никогда не сможете закрыть свои глаза, стоит Вам однажды увидеть истину.
— Ты достигнешь всего, что хочет твоё сердце, если отвернёшься от слабого шёпота своего Министерства, — сказал Шмитц. — В этом новом мире, который должен быть провозглашён, нет ни титулов, ни принцев, ни покровительства, ни статуса крови, ни родословных. Твоя ценность будет определена по плодам твоего труда и эрудиции. По магии. Магии и силе. А в тебе, я провозглашаю, нет недостатка ни того, ни другого.
— Заманчиво, — сказал Том, наблюдая за всполохом и устремлением взгляда кузнеца. — Очень заманчиво. Но нет столько социализма, чтобы когда-либо даровать мне желание моего сердца.
— Я боялся, что ты это скажешь, — сказал Шмитц, взмахнув своей палочкой. Последние оковы, удерживающие вампира у деревянного прилавка, лопнули, как карамелька, под чудовищной силой.
Вампир налетел на Тома, обнажив клыки, и его последняя целая рука была готова схватить его за горло в далеко не нежной ласке. Том наложил Спотыкающийся сглаз, отбросив вампира на несколько широких шагов назад. Его заклинание было мощным, но вампир был сильнее человека-волшебника, и его неживущее тело противостояло магии, которую накладывали напрямую на него.