Одного поля ягоды

Она продолжала болтать, пока Том участливо кивал, раскладывая свою одежду и книги. Гермиону, хотя он и не знал о масштабах её карьерных устремлений, он не мог представить в роли прожжённого политика, настоящего государя политического ландшафта, как его описывал Макиавелли. Нет, не политик — она была прирождённым бюрократом. Она заглатывала книги и вдыхала правила: она читала запутанные юридические кодексы для развлечения. Том открывал их только, чтобы просмотреть нужные секции — его собственные приоритеты были направлены на то, чтобы выяснить, что ему может сойти с рук в соответствии с буквой закона.

У них были общие взгляды на волшебную юриспруденцию (Как много волшебников знало, что запрещено привораживать коз в дом? Почему и как этот закон вообще был принят?), но, в конечном итоге, именно Гермиона восхищалась институтом закона. Его идеалом, если вообще не реальностью.

Том положил свою волшебную палочку на тумбочку возле стакана с водой, прежде чем забраться в кровать. Он скучал по спальне Слизерина, и было трудно поверить, что он спал в обычной кровати — он считал ту кровать своей «обычной» — только этим утром. Было странно, что ночью его кровать не закрывали бархатные шторы с тёмно-зелёным пологом, отсекая тихие разговоры соседей, и не было видно Нотта по соседству, подрезающего ногти перочинным ножом. Он одёрнул свои руки, тянущиеся к несуществующей шторе, как будто по мышечной памяти.

На утро Том был удивлён дополнительно накрытым местом за обеденным столом. Это были не тарелка и стул, оставленные для него напротив Гермионы. Это было пятое место. Он не мог точно определить социальное происхождение миссис Грейнджер, но он был уверен в её знании этикета о приёме гостей. Она знала, как считать места, так что же это такое?

Тайна была раскрыта с появлением гостя на завтраке: мастера оберегов.

Мистер Сигизмунд Пацек был молодым человеком возрастом между двадцатью и тридцатью годами, который, казалось, старается выглядеть старше и серьёзнее, чем он есть. Его усы были подстрижены в аккуратные усики и козлиную бородку, а его ботинки, купленные по каталогу, светились тем идеальным блеском, который часто можно увидеть у молодых клерков фирмы, пытающихся подражать старшим партнёрам. Крой его пальто был длиннее, чем было в моде, а края воротника были закруглёнными вместо накрахмаленных острых уголков. Он был бы непримечателен на улицах Лондона тридцать лет назад, но в это время он выглядел явно не к месту. Вышитые ярким узором из красных цветов и пересекающихся геометрических фигур лацканы его жилетки не помогали производимому впечатлению.

— Доброе утро, доктор! Доброе утро, мадам! — сказал он, вешая пальто в вестибюле. — Вы не представляете, как сложно вкусно поесть в Лондоне. Рестораны хотят обслуживать только давних покровителей, или они не собираются принимать иностранцев, и единственное место, где я могу обменяться приятным разговором со своими волшебными друзьями-экспатриантами, — это какой-то злачный кабак, где подают только кровь! Я никогда больше не стану заказывать их егершницель с коричневым соусом, это уж точно.

Он сел за стол Грейнджеров и заправил салфетку в воротник, бормоча про себя:

— Мне совсем не понравился Лютный переулок. Атмосфера там преужасная.

— Мистер Пацек? — сказала Гермиона. — Я Гермиона Грейнджер. Как Вы поживаете?

— Хорошо, спасибо. Вы не могли бы передать бекон? — ответил мистер Пацек, опорожняя подставку для тостов в свою тарелку. Он поднял взгляд, только в этот момент заметив, что за столом были и другие люди помимо доктора и миссис Грейнджер. — А, малыши вернулись из школы?

— Да, в Хогвартсе начались летние каникулы, — сказала Гермиона, которую, видимо, не волновало, что мужчина едва ли её старше назвал её маленькой. — Каникулы сильно отличаются в Дурмстранге?

— Летние, я полагаю, на несколько недель короче, а зимние каникулы длиннее, чем заведено в Британии, — мистер Пацек щипцами положил бекон на свою тарелку. — А в столовой подавали копчёный бекон с соленьями и сырым луком, поэтому учеников обучали заклинанию для освежения дыхания в первый же день.

Том решил, что настала его очередь допрашивать мужчину. Гермиона не могла забрать всё его внимание:

— Это правда, что в Дурмстранге учат Тёмным искусствам?

Мистер Пацек остановился посреди жевания с вилкой, застывшей на полпути ко рту. Он несколько секунд изучал Тома, его взгляд стал пронизывающим, а глаза сузились:

— Теорию преподают в качестве факультатива в старших классах тем, кто соответствует необходимым академическим требованиям. И это не та тема, которую легкомысленно обсуждают за столом, молодой мистер Грейнджер. Я думал, Ваша прекрасная мать научит Вас хорошим манерам.

— Я не… — зашипел Том.

— Он не… — одновременно заговорила Гермиона.

— Мистер Пацек, — спокойно сказала миссис Грейнджер, пока доктор Грейнджер наблюдал за разговором с недоуменной отрешённостью, — этот молодой человек — Том Риддл, он школьный друг Гермионы. Он останется у нас на лето.

— Вы приютили ребёнка? Мадам, Вы столь же прекрасны, сколь и щедры. Доктор, Вы поистине благословенны, — мистер Пацек кивнул отцу Гермионы, а затем повернулся к Тому. — Мистер Риддл, значит, если Вы предпочитаете это имя: то, что британцы называют Тёмными искусствами, меньше ассоциируется с тьмой и злом, а больше — с традициями в учебном заведении Дурмстранга. Для старшекурсников преподаётся предмет традиционных прорицаний, на котором можно предсказать будущее, бросив гаруспик. Будущее можно прочесть таким образом, древнеримским способом, по внутренностям помазанных овец и жертвенных быков.

Этого больше не преподают нигде, кроме нескольких школ, потому что в настоящее время многие перешли на хрустальные шары и колоды карт. Старинный способ признан грязным и варварским в сравнении, ведь считается, что наилучшие предсказания будут от волшебника, который держал нож, — мистер Пацек сделал глоток чая и торжественно продолжил. — Но есть ещё более старинный способ, который требует нож волшебника и плоть человека, — и вот это действительно варварство, и это то, что даже мы, иностранцы, поедающие лук, называем Тёмными искусствами.

— Сэр, — робко сказала Гермиона, — уверена, они не преподают это в Дурмстранге?

— Только общую теорию, — заверил её мистер Пацек. — Но этого достаточно, чтобы у школы была особенная репутация.

— А это работает? — спросил Том, у которого не вызывало отвращения обсуждение человеческих жертвоприношений за столом. Под «плотью человека», подытожил он, мистер Пацек имел в виду магла и избегал использования этого слова за столом, чтобы не оскорбить чувств хозяев. — Если сейчас люди используют хрустальные шары, это должно подразумевать, что они лучше работают. Как выбирать двигатель вместо лошади — мотор обладает двадцатью пятью лошадиными силами, тогда как лошадь, ну, всего лишь одной. Менее эффективный метод быстро устаревает.

— В теории человеческая плоть не будет работать лучше или хуже, чем хороший бык, — сказал мистер Пацек. — Но, по моему мнению, она хуже. Телец всю жизнь растёт под присмотром волшебного егеря, помазанный маслами и выкормленный свежими магическими травами в определённое время года, усиливающими его волшебные свойства. Когда предсказание окончено, его подают на ужин ученикам. Вы правы, мистер Риддл, в том, что между одним и другим действительно есть разница в эффективности.

— Как насчёт тельца и хрустального шара? Как они сравниваются? — Том знал, что нельзя подходить к волшебству слишком научно, потому что магия была скорее искусством, но за спрос не судят.