Одного поля ягоды

Она не собиралась рассказывать ему, что она изучала это в первую неделю в Хогвартсе.

Но… Проклятие Империус? Непростительные?

Мистер Пацек, сам того не ведая, дал ей больше информации для её исследований, которые она собиралась отложить до седьмого года, когда сможет получить записку от учителя и легальный доступ к запретной секции. Она знала, что недостаток информации сдерживал и Тома, и ему приходилось просматривать полки пыльных книг о законе в поисках крупиц знаний.

— Я… — начала Гермиона, сожалея, что она не такой хороший оратор, как Том. — Я думаю, что это потрясающая магия, но в то же время… Ужасающая. Нет ничего более пугающего, чем потерять свою волю, действия, свободу выбора и суверенитет своего разума и тела. Думаю, это самое страшное, что можно сделать с помощью магии. Если это называется «непростительные», то я полностью с этим согласна. Сэр, я лишь хочу защитить себя и свою семью, если это вообще возможно.

— Основная причина, почему они называются Непростительные, — осторожно сказал мистер Пацек, всё ещё её изучая, — это потому, что нет никакого способа их отразить, когда они выпущены, если не создавать физический барьер. Обычные щитовые заклинания, защитные обереги и большинство зачарованных артефактов не сработают против них. Вторая причина, почему они Непростительные и запрещены законом, это потому что для их наложения, как и для большинства заклинаний, нужна концентрированная сила намерения. Нужно желать отобрать автономию другого живого существа, нужно действительно жаждать доминировать. Если бы существовал защитный оберег от Империуса, кто-то с силой и возможностью его использовать был бы достаточно решителен в поиске альтернатив. Например, усиленный, всеобъемлющий Конфундус. Или зелье с галлюциногенными ингредиентами, принимаемое в виде пара или в виде средства, впитывающегося через кожу.

— Сэр, — задохнулась Гермиона, чувствуя, как пальцы её ног скручиваются от ужаса, — Вы говорите, что не существует способа самозащиты от… от захвата, если кто-то действительно этого хочет?

— Существует, — тихо сказал мистер Пацек, смягчая взгляд от её шокированной реакции. — Вам надо быть осторожной, мисс Грейнджер. Вы молодая ведьма, выращенная как магл, — Вы знаете, что я имею в виду. Доверяйте правильным людям и держите нужных друзей поближе. И не заводите неправильных врагов. Почему, Вы думаете, я решил остаться в стороне от войны? Я не хочу наживать себе врагов, когда я слишком хорошо знаю свои слабости. Я хороший мастер оберегов — и общепризнанный в Богемии мастер своего дела, — но я никогда не был хорошим дуэлянтом, и это так же известно всем, кто учился со мной в Дурмстранге. Чтобы нейтрализовать эти заклинания, нужно обладать рефлексами и спонтанностью дуэлянта.

— Не мешало бы подтянуть свои навыки защиты от Тёмных искусств, — сказала Гермиона наполовину про себя. Она отлично разбиралась в теории всех предметов, но её работа палочкой не была и вполовину настолько хорошей, как ей бы хотелось. Она могла выучить список заклинаний с уроков, но у неё не было мгновенных рефлексов, что она выяснила, когда впервые села на метлу на уроке полётов и чуть было не слетела лицом вниз через кольцо ворот квиддича, когда все поворачивали.

— Ваш юный друг, похоже, обладает природной способностью к защите от Тёмных искусств, — заметил мистер Пацек. — Я видел, что он может вызывать неплохие щитовые заклинания, что я припоминаю в своей программе четвёртого года. Его щит был небольшим, но в нём была осевая симметрия, и он не был таким вытянутым и тусклым, как мои первые попытки. Он был неуязвим для мелких и средних атак, как магических, так и физических, что говорит об очень сильном заклинателе, — он окинул Гермиону внимательным взглядом, а когда заговорил, то произнёс низким, усталым голосом. — Он был бы хорошим другом, чтобы держать его поближе, если Вы доверяете ему. Не думаю, что он понравится Вам в качестве врага.

Если Вы доверяете ему.

Скрытые смыслы за этими словами приводили в замешательство.

Считал ли он Тома не заслуживающим доверия? Сделал ли Том что-то?

Том обычно хорошо себя вёл со взрослыми, большинство из них считало его обаятельным пареньком с блестящими перспективами и ясным умом, чьё сиротское происхождение сделало его милым и храбрым, а не объектом презрения и жалости. Том делал вид, что эти умиления вызывали у него отвращение, но она знала, что его ужасно раздражало, если он не получал особого сочувствия на регулярной основе.

Пожалуй, это объясняло, почему он так сильно ненавидел сиротский приют. Приют Вула и пристрастия миссис Коул не могли дать ему той движущей силы, какую предлагал Хогвартс.

Тому нравилось, что Гермиона была честной с ним и отказывалась дарить ему «особое отношение». Он поощрял её жестокую честность, особенно когда дело касалось их профессоров и однокурсников, и её жалкие попытки забавляли его. Не то чтобы она потакала ему, стараясь изо всех сил. Ей не нравилась бессмысленная жестокость. Как и чувство юмора Тома, если уж на то пошло.

Он сказал ей, что наблюдать, как она борется с критикой — даже если она была обоснована, — по своей развлекательной ценности было равносильно тому, как когда кто-то из сирот ел мыло.

(«Могу сказать, что у тебя вот-вот пена изо рта пойдёт, — заметил он. — Это не совсем так же хорошо, как по-настоящему, но для тебя я сделаю поблажку».)

— С чего бы мне не доверять ему? — спросила Гермиона.

— А Вы доверяете?

— Да?

— Почему Ваш ответ — вопрос, мисс Грейнджер?

— Не знаю? — сказала Гермиона. Она сморщила нос и попыталась объясниться. — Не думаю, что он мой враг или когда-либо им станет, — она никак не отметила, что они друзья, — но я знаю, что он никогда не причинит мне вреда. Не сознательно или намеренно.

Это… Прозвучало несколько хуже, когда слова покинули её рот. Оговорки и исключения делают утверждение опровержимым. Они были как недостающие кирпичи в конструкции: вытащи слишком много, и у тебя больше нет дома. А когда пойдёт дождь, ты будешь мечтать о другом, припрятанном где-то ещё пристанище.

Том никогда её не ударит, не столкнёт с лестницы и не вытащит ленточки из её волос, как делали другие дети в начальной школе на переменах. Он никогда не обзовёт её, как они, и не опорочит её внешний вид. Он считал такое поведение низменным и ребяческим, а самое главное — магловским.

Это не исключало возможности использования на ней магии, если он экспериментировал над чем-то и считал, что для этого была хорошая причина. Он бы никогда не стал использовать на ней смертельные заклинания или потенциально смертоносные — она всё ещё помнила их разговор два года назад, когда он рассуждал о возможности использования Отталкивающего сглаза на движущейся лестнице. Они потом попробовали его друг на друге на уроке защиты от Тёмных искусств и для подготовки к экзаменам за первый год. Ничего не случилось.

Но магические случайности не были полностью исключены, заключила она. Просчитанный риск, который пошёл не по плану.

— Какая же палка о двух концах чья-то свобода выбора, — вздохнул мистер Пацек. — Ах, капризы юности.

— Вы не доверяете ему? — спросила Гермиона, озадаченная его реакцией и всё ещё пытавшаяся её понять. Она не была уверена, что ей нравилось, что кто-то делал намёки, какие бы то ни было прозрачные, о характере Тома. Кто они, чтобы его судить? Они его даже не знают!

Ей, правда, можно было его судить. Она, из всех, кто думал, что знает его, была единственной, кто действительно его знал.

— Я гость в этом доме. Я нанят миссис Грейнджер. Я не считаю, что вправе доверять или не доверять детям незнакомцев, — сказал он, повернувшись к окну, чтобы продолжить работу. — Если бы Вы спросили, нравится ли он мне? Я бы не смог этого сказать. Но я… Я осознаю причины, по которым нужно быть с ним осторожным.

— Он что-то сделал? — Гермиона нахмурилась. — Если он Вас разыграл, я поговорю с ним об этом.