Одного поля ягоды

Том изучал ассортимент завтрака, подобрав щипцы для сервировки, одновременно исподтишка рассматривая часть стола третьего года:

— Значит, они хотят сесть здесь и попросить меня рассказать им про мои преимущества? Мне это кажется не совсем честным.

— Они из хороших семей, — сказал Розье. — У них есть свои преимущества, которые они могут предложить взамен. Отец Ориона Блэка несколько лет назад был награждён Орденом Мерлина — официально, за услуги, оказанные Министерству. Не совсем официально, за то, что у него есть связи в комитете по выдвижению и взятки в нужных карманах. Это не та семья, от которой можно просто отказаться.

— Ну, если они предложат что-то сравнимое по ценности, тогда, полагаю, мы можем прийти к соглашению, — уступил Том, считая, что это несколько некрасиво — вставлять «Но моя семья!» в каждый второй разговор.

Ему категорически не нравились слизеринцы, которые использовали имена и достижения своих родителей — если можно считать успешную взятку достижением, — чтобы пробивать себе дорогу в школе. Это казалось противоположностью хитрости, которую так ценил Салазар Слизерин. В этом он сочувствовал Гермионе, которая жаловалась на учеников, посылающих свои домашние задания родителям для совета, а иногда и полностью написанных ответов. От подобных вещей Ровена Рейвенкло переворачивалась в гробу.

(В такие моменты Том почти верил, что магия в Хогвартсе вырабатывалась непрекращающимся вращением Основателей в могилах, чьи тела были спрятаны в секретных склепах под школой.)

— Если они хотят помощи с их «домашней работой по защите от Тёмных искусств», я бы хотел одолжить книги, которые они привезли из дома, — сказал Том. — Полагаю, в библиотеке нет их копий?

— Нет, — сказал Розье, понизив голос и опустив голову, чтобы его не было видно с Высокого стола. — Они считаются семейными реликвиями. Не совсем законными, но старина Слагги придерживает свои и не особо старается их скрыть. Ему всё равно, пока кто-то не покажется в больничном крыле с чем-то, что невозможно объяснить «заданием по защите от Тёмных искусств». Ему придётся доложить об этом директору.

— Хорошо, — сказал Том, делая пометку об этой детали о Слагхорне на будущее. — Пригласи их на ужин сегодня.

Ему уже было известно, что Слагхорн хранит сомнительные ингредиенты для зелий в личном шкафчике. Насколько он знал, там не было крови единорога, но ему показалось, что он узнал когти сфинкса, а разве сфинксы не классифицировались Министерством как существа, способные на речь и разум? «Сувенир коллеги из Египта» было такой же уважительной причиной как «любимые семейные реликвии», когда это сводилось к профессору по зельеварению.

— Я тоже хочу помощи с «домашним заданием», — неохотно сказал Розье, почёсывая нос. Его взгляд упал на часть стола пятого года. — Я видел, как ты разобрался с Малфоем на той неделе. Хотя это не остановит его от попыток побороться с тобой снова — он продолжает заявлять, что у тебя просто удачные удары, но я так не думаю. Никто не может быть таким везучим.

— Пять раз подряд это не удача, — сказал Том ровным голосом. Он опустил салфетку на колено и приступил к завтраку. — И меня не интересует помощь никому за просто так.

Он надеялся, что новые люди, желающие сидеть рядом с ним во время еды, — это уникальное обстоятельство, и на следующий день они вернутся на свои места. Ему не нравилось, когда его прерывали во время еды, особенно с беседами, которые любят вести слизеринцы, в которых вскользь упоминались родители каждого и то, чем они зарабатывают или не зарабатывают на жизнь.

Тому это было неблизко: у него не было родителей, и они, будучи мёртвыми, ничего не зарабатывали. Хоть в чём-то Эйвери и Лестрейндж были полезны: чаще всего они сидели по обе стороны от него и проводили всё время, набивая рты. Людям было сложно прервать тех двоих, когда они уничтожали горы картофельного гратена и целых запечённых куриц между собой.

— Я могу дать тебе то же самое, — предложил Розье. — У моей семьи тоже есть библиотека. Не такая разнообразная, как у Блэков, но едва ли есть другая семья с такой же.

Том подумал о предложении:

— У тебя есть что-то о ментальной магии? Конфундус, чары памяти, успокаивающие отвары и прочие зелья, влияющие на эмоции и разум? Я читал кое-какие книги о них в библиотеке, но описания казались слишком простыми, подозреваю, все хорошие книги в запретной секции.

Розье запнулся на секунду-другую:

— Ты ищешь учебники по целительству, Риддл?

— Необязательно, — ответил Том. Он приподнял бровь и не стал вдаваться в объяснения.

— А… — сказал Розье, к нему постепенно приходило понимание. — Думаю, у нас есть что-то в коллекции, но мне надо будет дождаться каникул, прежде чем принести их. О том, что ты хочешь, нельзя просто написать домой.

— Но ты сможешь их достать? — спросил Том, высматривая в лице Розье намёки на обман. На любую возможность того, что стоимость предложения Розье была приукрашена или завышена. Том не станет протягивать ему руку, если выяснится, что Розье проверяет его по поручению своей или чужой семьи. Возможно, он подстроил сложный розыгрыш, подставу, как Том несколько месяцев назад поступил с девочками из Слизерина: он передаст дорогую реликвийную книгу в руки ученика из благотворительного списка Хогвартса, а затем прижмёт его за воровство, как это делали с горничными и лакеями с момента изобретения домашней службы.

У Тома не было сомнений, что, если появится возможность, большинство слизеринцев не преминут проучить выскочку-полукровку, чтобы тот следил за своими манерами и слушался своих ставленников. В Общей гостиной он никогда не слышал, чтобы о нём говорили как о полукровке, которому надо объяснить, как всё устроено. Но в дни перед игрой в квиддич они использовали определённые слова по отношению к игрокам других команд, у которых был недостаток крови, если не умения и таланта. На поле те игроки обычно были жертвами грязной игры и оскорблений.

Это привело Тома к личному убеждению, что большинство учеников Слизерина были бесполезными, язвами на теле основных ценностей основателя их факультета — но то, чего большинству не доставало в истинных амбициях, они компенсировали хладнокровным оппортунизмом. Их не волновало достижение величия силой собственной магии, когда они могли повторить эффект «величия», уничтожив всех остальных и сделав их меньше.

— Ты сможешь, Розье? — мягко сказал Том. Его голос был тёмным, резонирующим, пропитанным магией, эхо его слов задерживалось над звоном приборов и гулом чужих разговоров, будто он произнёс заклинание в пустом бальном зале. Но не случилось никакого ощутимого эффекта, никаких парящих голубей, или цветов, или чашек, лишь Том Риддл, который задал невинный вопрос в столовой с открытым и искренним выражением лица.

Розье было не по себе, будто он пытался разобраться, было ли это плодом его воображения или он попал в радиус экспериментального заклинания, которое ученик с другого факультета наложил на другого. Его дыхание стало немного прерывистым, но он не отвёл взгляд. Том не дал бы ему отвести взгляд, пока он не померится силами с другим мальчиком.

— Да, — сказал Розье, опустив глаза, — но только после Рождества.

— Я буду учить тебя одному из моих заклинаний за каждую книгу, которую захочу одолжить, — сказал Том, откидываясь назад. Давление тайны испарилось. Розье осел на деревянный стол. Том промокнул губы кончиком салфетки. — То же самое касается Блэка и Мальсибера. Я могу научить их — но если вы не сможете обучиться, то это уже ваша забота.