Одного поля ягоды

— А, понятно, — сказал Том, изгибая рот в животной улыбке. — Теперь ты хочешь меня послушать?

«Что стоит заработать собственную аудиторию? — подумал он про себя. — Насколько легко одурачить Волшебную Британию, чтобы они верили мне на слово?»

Чтобы прояснить, он всё ещё хотел этот Орден Мерлина. Он хотел открыть учебник через пятьдесят лет и увидеть свои свершения, записанные для будущих поколений детей, чтобы они их учили. Он хотел, чтобы люди произносили его имя с почтением. Он хотел, чтобы в переполненной комнате воцарилась тишина, когда он откроет дверь.

Больше всего он хотел власти.

Но…

У него оставались годы до совершеннолетия в Волшебной Британии. Лишь в нескольких местах он мог пользоваться магией вне Хогвартса. Он не мог аппарировать, поэтому, когда покидал замок, был ограничен расстояниями: Хогсмидом, где взрослый житель или владелец магазина донесёт на него, если увидит, что он там прогуливается в будни, и Даффтоном — ближайшей магловской деревней, — где ему придётся беспокоиться о министерском Надзоре. Ни в одном из этих мест он не мог совершать подвиги, связанные с доблестью и отвагой.

Однако… Существовало больше одного вкуса власти.

Он всегда считал себя пастухом, а остальных — овцами.

Как там однажды сказала Гермиона?

«Ты слишком часто мыслишь крайностями. Ты ставишь себе ультиматумы, когда это не нужно».

Жизнь была сложнее этого. Реальный мир включал в себя больше, чем пастухов и овец.

(Там ещё были волки и пастушьи собаки, хотя единственной разницей, которую он видел между ними, были ошейники, надетые только на одних из них.)

«Если Гриндевальд мог угодить публике, то почему я не могу? — думал Том. — Разве я не читаю сегодня слова из его речи, которую он давал в Германии, отпечатанные в Лейдене и принесённые в подвал в Лондоне спустя тридцать лет после его выступления? Эти слова — его наследие, и оно всё ещё будет существовать, когда он встретит своё поражение».

Наполеон был разбит под Ватерлоо, и, хотя император был дискредитирован на поле боя, столетие спустя современное гражданское управление всё ещё было во многом обязано ему. Готы разграбили Рим, но врачи, юристы и школьники — да и он сам, если уж на то пошло, — изучали латинские склонения даже спустя полтора тысячелетия.

Тогда к нему пришло осознание.

«Власть могла дать больше, чем может быть сделано магией…»

В следующее мгновение к нему пришло второе осознание.

«…Я хочу её».

====== Глава 16. Пятнистый пудинг ======

1941

Когда закончились каникулы и продолжилась учёба, Том обнаружил себя за просмотром раздела библиотеки Хогвартса, посвящённого бытовым заклинаниям и чарам.

В свой первый год он пропустил эту секцию и устремился в продвинутую защиту от Тёмных искусств. Не потому, что он расценивал бытовые заклинания бессмысленными, — после жизни маглом в течение многих лет Том высоко ценил магию и считал, что для любой магической дисциплины есть достойное применение, даже такой грязной, как уход за магическими существами, где человек прикасается к экскрементам существ чаще, чем к своей палочке.

Какими бы они ни были полезными с точки зрения поддержания волшебного дома, Том однажды решил, что бытовые заклинания не имеют для него значения. Они просто не были так важны для его благополучия, как знание официальных списков заклинаний защиты до пятого года. Но теперь он пересмотрел своё мнение. Знание бытовых заклинаний, всех этих эзотерических заклятий для чистки картофеля, консервирования фруктов или устранения бугристых следов сваливающейся шерсти на локтях вязаных джемперов и шерстяных зимних мантий, имело значение, даже ценность.

Прикинуться экспертом магического домохозяйства мгновенно давало Тому публику.

А знание таких вещей улучшало уровень его жизни по мелочам.

Согласно теории базового колдовства, создание новых заклинаний сводилось к объединению слов, намерения и движения палочкой. (Создание мощных проклятий и сглазов было гораздо труднее, а изобретение зелий и зачаровывание предметов были отдельными научными разделами.) При подходящих условиях: определённых слогах, произносимых с правильной интонацией, одновременном взмахе волшебной палочкой в правильном движении — волшебник мог создать уникальный магический эффект. Логично было предположить, что обратный процесс — с небольшими отклонениями от установленных предварительных условий с помощью нумерологии — позволит изменить сам эффект.

Он нашёл в одной книге «Руководство волшебника по уходу за шишугами» заклинание по уходу за шерстью, которое волшебник мог применить к жёсткой шубе шишуг, когда они сбрасывали свой зимний подшёрсток весной. В книге была иллюстрация для правильного наложения заклинания и движений палочкой, но Том выяснил, что укорочение вертикальных взмахов помогало делать более лёгкий, слабый срез. Протягивание палочкой в более плоском, горизонтальном движении позволяло срезу двигаться вдоль контуров кожи вместо того, чтобы идти по прямой и создавать неровные края.

Более тщательное бритьё, так сказать.

Он практиковался на домашних кошках, которых находил в Общей гостиной, и когда он перестал оставлять большие залысины в их шерсти, напоминающие узор на шкуре голштинских коров, он начал проверять его на Арахисе. Лишь когда он смог подстригать шерсть и усы Арахиса без неожиданных последствий, он попробовал это на своих ногах, а потом, наконец, на своём горле и подбородке, где, к его огромному раздражению, начало пускать ростки его бледное, дымчатое подобие мужских усов.

Наступило то, чего он так долго страшился: окукливание.

Он уже много лет знал, что это будет неизбежным периодом жизни, даже для кого-то такого Особенного, как он. Он замечал признаки того, что он приближается, в скрежете и треске своего голоса. Он видел его в заострившейся линии своей челюсти в зеркале дома Грейнджеров, в натянутых стежках швов в плечах своих рубашек и свитеров и в крае своих форменных брюк, обнажающих носки и лодыжки в конце семестра больше, чем в начале.

Он менялся. Он становился старше.

И хотя какая-то часть его души радовалась семнадцатилетию и освобождению от ограничений детства, в то же время это было напоминанием о том, что жизнь в Хогвартсе ограничена. И что есть вещи, каким бы Особенным или могущественным он ни хотел быть, которые он не в силах остановить или контролировать.

Потому что он знал, что ещё это значило, что ещё он не мог контролировать.

Он узнал это, когда Гермиона взяла его за руку, и он не захотел её отпускать. Он узнал это, когда он позволил Гермионе первой пользоваться их общей ванной в волшебной палатке в подвале, чтобы, когда придёт его очередь, он мог чистить зубы в окружении цветочного тумана её ароматизированного мыла.