Охота на охотника

Сказано это было с немалым упреком. Возраст? Что возраст. Старой себя Властимира не чувствовала, напротив, бродило в крови что-то такое, разэтакое, хмельное. Хотелось вдруг вскочить, закружиться по комнате, напевая в полголоса...

Глупость какая.

Она и сидела-то не без труда. И глаза закрыла, отрешаясь от ворчания горничной, и... задремала слегка, что бывает. После переутомления, перенапряжения. Главное, что проснувшись окончательно, смогла поесть и от отвара укрепляющего, от которого изрядно магией тянуло, не отказалась.

Завтра станет легче.

Послезавтра и вовсе забудется. Взгляд зацепился за зеркало. Постарела... это он, упрямый, может твердить, что с годами Властимира только лучше стала. А у нее морщины, между прочим, и кожа стала темнее, смуглее, благо, по нынешним временам сие неприличным не сочтут. В волосах седина, которую не скроешь. Ей не единожды предлагали закрасить ее, а то и вовсе цвет поменять, но Властимира отмахивалась: нет у нее времени на глупости.

Может, однако, и не глупость вовсе? Может... попробовать? Кому она седая нужна?

Тьфу ты, не было печали...

...а он принес азалию.

В горшке.

– Вот, - сказал, поставивши его на туалетный столик, и флакончики со склянками звякнули, а один вовсе упал набок, покатился, но был остановлен решительно.
– Я помню, ты срезанных не любишь.

– Не люблю.

Азалия была нежнейшего кофейного оттенка и с темной полосой по краю пышного цветка. Надо же, помнит...

Дубыня отвернулся.

А и его время коснулось... и с сердцем та же беда, что у отца. Огневики. Горят. Сгорают. Но если целителя хорошего. Впрочем, Аглая справится, главное, чтобы душу делить не полезла, все ж таки не то умение, о котором вслух говорить следует.

Молчат.

Довгарт присел на скамеечку для ног. Невозможный человек. Неудобно же! У него вон и кости ноют, и вообще радикулит после разыграется, а он все равно... строит из себя влюбленного. И пусть приятно, что уж тут, но радикулит, кости, да и...

Что люди подумают?

Аглая заняла кресло у окна. Села, сгорбилась, подперла рукой подбородок, глядит на вторую руку, пальцы растопырила, шевелит ими.

Вздыхает.

А Дубыня, как стоял, так и стоит, дверь подпирая, будто иного занятия у него вовсе нет.

– И все-таки, - Властимира не удержалась, дотянулась, коснулась седых волос Довгарта.
– Что там произошло? Я ведь имею право знать.

– Имеешь, - согласился Таровицкий. А Дубыня головой тряхнул и заговорил.

– Я Яську любил, верно, но... как сестру. Я сперва-то причин спорить и не видел. Лучше уж ее, чем кого другого искать... потом уже, когда этот ее... появился, она влюбилась. И что мне? Неволить было? Хотя он мне сразу не понравился. Вроде и слабосилок, а глядит, будто на дерьмо...

– Дубыня!

– Что? Дерьмо и есть... свысока так... как же, любимый ученик самого... к императору вхож... все прочили ему при дворе карьеру, а он вдруг в глушь перебрался. Из любви? Кому другому говорите, но я-то видел, что не любил он ее! Вот хоть что ты делай, не любил! Я шкурой это чувствовал...

Он стиснул руки и по пальцам побежал огонек.

Довгарт нахмурился, а Дубыня со вздохом убрал руку за спину.

– Я ей пытался говорить, но только поругались. Наверное, надо было иначе, но ты ж понимаешь...

...и Властимира понимала.

Огневик.

От них не жди дипломатии, они прямые и вспыхивают моментально. Там слово, там два...

– Я ей говорил, чтобы погодила с этой свадьбой, чтобы ко двору хоть раз выехала, а то как сидела в глуши, так и... она ж красивая была. Нашла бы еще кого, а только этот... и папенька ее письма писал... куда мне против папеньки.

Властимира коснулась шеи.

Писал?

Наверное. Она... она не спрашивала никогда, а Ясенька, держась молчаливого их соглашения, сама не заговаривала.

– Она мне сказала, что, мол, в Арсиноре много пустого, а здесь они работать могут... лекарство новое создавать, которое всем поможет.

– Так не бывает, - собственный голос Властимиры звучал будто со стороны.
– Чтобы всем...

– Она полагала иначе. Она... говорила, что у разных болезней по сути один источник. Пыталась объяснить, только... я ж от этого далекий. Разъехались... я просил писать, если что... вдруг он бы обижать стал. А она ж мне как сестра.

Аглая руку к губам прижала. Прикусила мизинец и тут же, смутившись, отпустила.

– Она и писала иногда. Про семью. Про дочку... снимок прислала даже. Про мужа, что он замечательный и очень ее любит. Я даже думать начал, что ошибся. Потом писем стало меньше. Ну так понятно, не до меня же... и я сам... то Смута, да и после Смуты дел хватало. Не сидел на месте. Вот и опоздал... полгода на Жеранских болотах. Разбойников выбивали, дороги чистили. Хватало лихого люду, который спешил поживиться, знал, что власть слабая. Вот мы и показывали, что уже и не слабая. Вернулся, а там письма... от нее...

Он замолчал, дернул головой.

– Если б я раньше вернулся... хотя бы на день раньше... я сразу, как прочел, так и кинулся... не успел... портальшиков почти не осталось, а те, кто был, не в Арсиноре сидели, хватало им работы. Нашел недоучку, который мне коридор до Хверсина построил... спешил, а не успел.

– Письма...

– Сжег, - жестко сказал Дубыня.
– Попадись они кому, суда не избежать... муженек ее, чтоб ему на том свете черти пятки грызли. Он... как понял, от вашего мужа... тот работу начал, а этот... ученичок, продолжил. Сперва-то все обыкновенно было. Брали там кровь какую-то, слюну... не знаю, что еще. Я от этого дела далекий... так вот, крови со слюной ему мало стало. Решил опыты проводить. Сперва на мышах с крысами там, но это ж не то... люди понадобились. А Яська... я не понимаю, почему она его не остановила? Почему сама... она писала, что искали больных. Ездили в местные лечебницы, да и по деревням. Там лихорадка, там еще какая зараза... лечили, наблюдали...

Ему нелегко давался этот рассказ.

И пламя то и дело вырывалось, ползло по рукаву, оставляя на мундире темный угольный след, от которого Дубыня только отмахивался.

– Но их было мало, да и болезни... не те... с теми целители легко справлялись. Ему другое нужно было, посерьезней. Где он нашел заразу? Не спрашивайте. Что погост старый раскопал, так оно правда, только...

– Зачем?

Дубыня развел руками.

– Она... писала подробно. Вроде как он собирался из нескольких зараз одну сотворить, а уже после сделать от нее лекарство.