Окружное шоссе

– Капитан Зенич. Поговорить, товарищ Нетреба, надо. Ну, хотя бы вон там, под навесом.

– Лучше в автобусе, - предложил Нетреба.
– Сухо, и никто не мешает Не дожидаясь согласия капитана, он влез в кабину и открыл переднюю дверь. Зенич вошел в салон и сел рядом с водителем. Сел и тут же вспомнил, что в таком же вот кресле ехал пограничник, а за рулем сидел Цырин.

– Вы сегодня ночью ездили в Стркжи?
– спросил капитан.

– А вы разве не знаете?

– Ну, я, допустим, знаю...

– Так точно, ездил, - подтвердил водитель.

– В котором часу?

– Выехал в половине пятого.

– По дороге, а точнее, на Окружном шоссе встречали кого-нибудь?

– Встречал.

– Кого?

– Да Цырина, водителя нашего.

"Попали, - подумал капитан.
– Только спокойнее. Он ничего не знает об аварии".

– На каком километре?

– На сороковом, пожалуй.

"Ошиблись, черти, - вспомнил капитан Мехтиева и его людей.
– Цырин был там раньше, чем вы высчитали. Правда, место Нетреба называет неточно, но это несущественно. Он и не мог назвать его точно".

– Время не помните?

– Минут в десять шестого дело было. Я остановился.

Снова удача.

– Остановились? Для чего?

– Его автобус стоял на обочине, без огней. Мало ли что...

Вижу - машина наша. Вышел посмотреть. Заглянул в салон...

– И что, был там кто-нибудь?

– Не было никого.

– А двери?

– Двери были открыты. Я в кабину глянул - ключи на месте, чемоданчик на сиденье стоит.

– Чемоданчик?

– Чемоданчик, - подтвердил Нетреба.
– Небольшой такой.

Двери, ключи, чемодан... Может быть, потом Цырин вернулся? А пограничник?

– И что же, так никого и не нашли?

– Нашел, - сказал шофер, который, как заметил капитан, не видел в этой ситуации ничего необычного.
– Только выхожу, смотрю - Цырин идет, водитель.

– Откуда идет?

– Из плавней. Они метрах в двадцати от того места начинаются. Оттуда и шел.

– И вам не показалось это странным?

– Не показалось.
– Шофер выразительно улыбнулся.
– Мало ли что человек мог делать в плавнях.

– С Цыриным разговаривали?

– Перекинулись парой слов. Он сказал, кардан полетел.

Будет ждать попутную машину, чтобы вызвать аварийку.

– Больше ни о чем его не спросили?

– Спросил, где пассажиры. Сказал, что было всего несколько человек, но все сошли в Холмах. Такое у нас часто случается, особенно ночью.

"Вот оно, - сказал себе капитан.
– Цырин солгал насчет пассажиров и что поломан, и он что-то делал в плавнях. Нечто такое, после чего потребовалось оставить автобус и уходить.

И снова тот же пресловутый двенадцатичасовой барьер. Он не побоялся все бросить, даже после того как его заметили.

Кажется, утром осматривали плавни в районе катастрофы.

И все-таки надо взглянуть самому".

– Я понимаю, товарищ Нетреба, что вы устали, и все-таки попрошу вас поехать со мной, - сказал он водителю.

– Куда?

– На трассу. На то место, где вы встретили Цырина.

– Когда?

– Сейчас.

– Какие разговоры, - неожиданно легко согласился Нетреба.
– Поехали, раз надо.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ ТРИ МИНУТЫ

Тридцать шестой километр. Унылые деревья вдоль дороги.

Плавни. Гнетущую их бесконечность скрадывает туман, но от этого она ощущается ещё отчетливее. Дождь. Пустынно. Автобус и машину уже убрали. И только белые полосы на асфальте - нанесенные специальным составом, они использовались для воссоздания ситуации столкновения - напоминают об аварии.

Капитан остановил машину на обочине и посмотрел на Нетребу.

– Пойдемте, - пригласил он.
– Покажите, где вы его встретили.

– Покажу, - кивнул Нетреба.
– Только не здесь это было.

– Ближе? Дальше? За поворотом? Покажите где, я подъеду.

– Совсем не здесь, - повторил шофер.

– А где?

– Километрах в двух.

– Вы точно помните?
– взволнованно спросил Зенич, чувствуя, как заползает в сознание безотчетное ожидание чего-то непоправимого.
– Было темно, и все могло выглядеть по-другому.

– Точно помню, - повторил Нетреба.
– Здесь поворот, а там прямой участок и плавни ближе к дороге. И ещё там асфальт сильно выбит, а здесь он в порядке, вы же видите.

Он знал, что говорил. Он ездил по этой трассе не первый день.

ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ

Откинувшись на сиденье, капитан ждал. Рядом, молчаливый и бледный, сидел Нетреба. Водителя трясло противной мелкой дрожью, и Зеничу казалось, что трясет машину.

"Сейчас приедут, - думал капитан.
– Это хорошо, что они приедут. Надо, чтобы было шумно и много людей. Одиночество вдвоем и тишина - плохие спутники в подобных ситуациях.

С ними особенно остро ощущаешь всю непоправимость случившегося и страх, который можно приглушить, но от которого невозможно избавиться совсем.

Этот парень тоже так считает. Он совсем сдал и смотрит на меня с каким-то собачьим выражением в глазах. Как будто я что-то могу изменить. Ни черта я не могу. И плохо мне так же, как тебе. Ты это понимаешь, дружище? Только плохо нам по-разному. Мне плохо потому, что я это допустил.

И не вздумай оправдывать меня, пожалуйста, что, мол, ничего я об этом не знал и вообще был в другом месте. Лучше молчи, как молчишь".

Желтый "рафик" с синей полосой на кузове вынырнул из дождя и начал тормозить, наполнив все вокруг отчаянным визгом. Шел он с хорошей скоростью, и метрах в пятнадцати от машины его начало уводить вправо. Чтобы не задеть "Волгу", водитель вывернул влево, и автобус, развернувшись поперек дороги, остановился. Открылась задняя дверка, и на асфальт тяжело спрыгнул следователь прокуратуры Марущенко.

Появились практикант, Бежан и Емелин. Последним с чемоданчиком в руках аккуратно спустился Камоликов.

Зенич вышел из машины, сделал несколько шагов и очутился лицом к лицу с приезжими. В глазах у них он увидел растерянность. "На причале мы были все вместе, - подумал он, - и вот теперь опять вместе, и повод тот же. Многовато даже для таких ребят. Камоликов всю войну прошел хирургом в полевом госпитале. Бежан помоложе, но тоже повидал достаточно, да и следователь, похоже, не новичок. Многовато даже для них. А молодым каково - практиканту и Емелину?"