Она уходит по-английски
Шрифт:
– Можно мне тоже сигарету?
– Да, пожалуйста, если в обморок тут не упадешь.
– Не упаду.
Она протянула мне пачку. Я взял сигарету, и она дала мне зажигалку. Я чуть не рухнул. Ноги подкосились. В руках я держал зажигалку, которую когда-то давно подарил Кате. Дорогую позолоченную зажигалку. Теперь ошибки быть не может. Это действительно была моя Катя.
– Что с тобой, парень? Говорила же, не кури.
– Нет, все в порядке, - сказал я присев на табуретке.
– Красивая зажигалка.
– Да. Это, кстати, единственное, что от него у меня осталось. Все его вещи я отправила ему домой к родителям.
– Понятно, - уставившись
– Вы сказали, что загуляли тогда. Это как? Изменяли?
– Ну как тебе сказать. Что-то типа этого. Точнее, тогда я не думала об этом. Просто как-то перебрала с алкоголем на вечере. Меня проводил до номера мой начальник, а дальше не помню. Проснулась в одной постели с ним. Потом понеслось. Это была не любовь, это точно, это была бешеная страсть.
– Он, как я понимаю, ничего не знал?
– Нет. Вообще он верил каждому моему слову. Я же говорю, так все навалилось одно на одно тогда. Я стала каждую ночь спать с начальником, мы катались на его машине, купались в бассейне голышом, занимались любовью ночью на морском песке. Мне, конечно, поначалу было не по себе. Я любила мужа по-своему. Он был хороший человек, заботливый. Думала, прилечу домой, и все это закончится, а потом эта новость из Москвы.
– Получается вы через постель пошли вверх по карьерной лестнице?
– Не совсем. Я тогда, конечно, думала, что в этом, в принципе, ничего такого нет, если мужики падки на мое тело, но хотела как-то иначе. Мне просто было хорошо с ним. Мне нравилось спать с мужчиной старше и умнее меня.
– И как вам открылись перспективы?
– Моя карьера пошла сразу вверх, после того злополучного дня.
– Какого дня?
– В мой день рождения мы собрались на дачу с ним и моими родителями. Мой любимый начальник сел за руль. Смеялись. Было очень хорошо. В какой-то момент, уже на трассе отец повернул голову назад, чтобы попросить у меня плед, и тут же последовал удар. Даже визга тормозов не было. Сработали подушки безопасности, но они спасли только моего любимого. Удар пришелся на правую сторону. Отчима - насмерть сразу. Мать в реанимации умерла. У меня были лишь ссадины и порезы. Виноват оказался мой любовник, сидевший за рулем. Кстати, именно в реанимации я нашла своего родного отца. Случайно вообще о нем узнала там.
– Как?
– По татуировке на руке. Мама рассказывала про нее. Заплатила денег медсестре, сделали анализ на отцовство по слюне и волосам. Все равно он в коме лежал.
– Ого... А с вашим начальником, что дальше случилось?
– Моему любимому дали пять лет. Я навещала его в колонии несколько раз. Возила передачи, но он там начал меняться. Видимо, эти смерти на него как-то подействовали сильно. Там ведь в другой машине ребенок погиб. А потом я узнала, что, пока он сидел в колонии, познакомился по переписке с бабой одной из Воронежа, верующей. К ней потом и уехал жить, все продав в Москве. Так закончилось мое счастье.
– Да уж.
– Но я ему была благодарна, потому что по его знакомству меня взяли работать руководителем, после слияния двух компаний. У него было много идей и проектов, но не все ему позволяли осуществить, вот он меня и продвинул к своей однокурснице для их реализации. Все эти планы начали обговариваться еще до болезни мужа. Я тогда думала, что прилечу с тренинга и все ему расскажу, а получилось вон как.
– А как же вы могли от мужа отвернуться? Разве вы его не любили?
– Любила, не любила. Это все красивые слова для романтически настроенных юнцов. Конечно, любила, иначе бы замуж не вышла, но в двадцать лет взвалить
на себя такую ношу. Я ему даже благодарна была, что он сам предложил развестись. Подумала - это знак. За последние месяцы нашей совместной жизни это был единственный с его стороны мужской поступок. Сама не ожидала и очень удивилась. Думала, опять будет сопли жевать и просить не бросать его. Брак наш и так трещал по швам.– Как-то жестоко с вашей стороны получилось. А клятва верности как же?
– Не читай мне морали, сынок. Даже если я и была виновата, то заплатила за это сполна своей жизнью.
– Вы потом с ним встречались?
– Нет, ни разу. Я тебе говорю, что это было так давно, что подробностей уже и не помню. Как уехала на учебу по работе, так больше его и не видела. Пару раз созванивались, попрощались и все. Помню последние его мне слова: "Я тебя прощаю, и ты меня прости. Я очень хочу, чтобы ты жила счастливо, чтобы ты любила и была любима, только больше никогда так не поступай ни с кем, иначе не отмоешься".
Как не поступать, он не объяснил. Повесил трубку. Вот и все. Кстати, мы как раз разговаривали, если не соврать, перед тем, как случилась та трагедия. А еще, когда мать привезли в реанимацию, меня пустили в бокс. И вот, вся в слезах, ссадинах и порезах, собравшись уже на выход, я бросила взгляд на зеркало по привычке, посмотреть, не размазалась ли тушь.
– И что?
– И чуть не упала от неожиданности. Вместо себя в отражении я увидела Максима, который смотрел на меня. Мне стало дурно, меня вывели под руки, напоили какой-то пахучей жидкостью и отпустили домой. Через день, когда я вновь приехала к матери, то поняла, что это было не зеркало, а стекло, но на сканировании головы даже сотрясения не нашли. Видимо, эмоции.
– Вы ни о чем не жалеете?
– О чем я могу жалеть? Мне уже за шестьдесят. Для меня мои отношения с сыном остались самым важным. А муж для меня фантом. Фантом молодости и беспечности. А сын, вот он, живой, рядом. Это мое настоящее, а прошлое - это пыль, вызывающее разве что аллергию.
– Ну, я имею в виду, что, может быть, нужно было как-то побороться за свое счастье. Раз любили.
– Пустое это все. Как было, так было. Меня в те дни саму нужно было класть в Кащенко на лечение.
– И что с ним сейчас вы не знаете?
– Нет. Первое время мои родители еще говорили, мол, видели сегодня, видели вчера, а потом я запретила о нем упоминать. Зачем? Разошлись и ладно. Он своей дорогой пошел, я своею. Жизнь, как говорят в народе, не поле перейти.
– Это Пастернак говорил в своих стихах.
– Кто?
– Писатель такой русский был. "Доктор Живаго" написал.
– Не знаю такого.
– И вам за все время даже не захотелось его найти и поговорить? Вас вообще не тянуло к нему?
– Нет. Врать не буду. Вспоминала. Плакала в подушку первое время, но с годами боль притупляется. Он дал понять, что видеть меня не хочет больше. Я особенно не противилась. Я понимала, что с ним теперь так жить, как я мечтала в молодости уже не смогу.
– На широкую ногу?
– Типа того. На пенсию его, что ли, жить? Пришлось бы на себя все взвалить, а я девушка тогда была, и мне еще хотелось погулять, для себя пожить.
– Понятно, - сказал я, вставая с табуретки.
– Ты пойми, парень, что судить людей сложно, у всех рыльце в пушку. Проживи жизнь сначала, а потом суди кого-то. Я уже говорила, что когда ты молод, то видишь мир в ином цвете. Мы с ним были очень разные. У нас все равно не было общего будущего. Так что хорошо, что так все разрешилось.