Она уходит по-английски

Медсестра ввела через катетер прозрачную жидкость. Я сразу почувствовал небольшое облегчение. Полежал с закрытыми глазами, ощущая неровное биение сердца. Впервые за прожитые годы я понял, что у меня есть сердце. Оно билось так, как будто хотело выпрыгнуть из грудной клетки, проворачивалось, перекручивалось, то ускорялось, то замедлялось.

– Где я?
– пролепетали сухие губы сквозь боль.

– В кардиореанимации института им. Склифосовского. Лежи спокойно. Сейчас подойдет доктор.

– Сколько времени? Какой сегодня день?

– Девять утра. Понедельник.

– Понедельник. А число, какое? Месяц?

Но она уже скрылась из виду. Я осмотрелся. Это, несомненно, была именно та самая реанимация, где мне заехали по голове, только освещенная, светлая, чистая. Она была наполнена жизнью или попытками ее спасти.

Слышались разговоры врачей, пиканья датчиков. Один был у меня надет на пальце. Пахло тальком, йодом и лекарствами. Я посмотрел себе на грудь. Перед моими глазами предстал большой, неровный шов от груди до пупка. Как молния на куртке. Сбоку между ребрами торчали две трубки.

– Боже, что со мной сделали?!

Вошел врач в белом халате, в маске на лице и в шапочке.

– Ну как мы себя чувствуем?

– Болит все.

Врач подошел поближе и уставился на показания приборов.

– Таня, подойди!

Прибежала медсестра.

– Перебери калий.

– Хорошо, Игорь Олегович.

Она взяла новый шприц из ящика, воткнула его в катетер и сделала забор багровой крови.

– Отнеси в лабораторию, быстрее.

Она ушла, а Игорь Олегович нажал несколько кнопок на дозаторе. Он запищал. Потом нажал еще несколько кнопок. Писк прекратился.

– Ну а так в целом, как себя чувствуешь?

– В целом?
– спросил я хрипло.
– Сложно сказать. Мне сердце пересадили?!

– Ага. Старое совсем в труху превратилось. Еле тебя откачали. Пока в реанимации лежал, три раза заводили твой дряхлый мотор, чтобы до операции дотянул. Третий раз уже, когда на стол положили. Намучились мы с тобой, в общем. Повезло, донор появился быстро. Прямо тут у нас в институте, в нейрохирургии, мужик один умер, и его сердце, как ни странно, тебе подошло. Бывает же такое.

Я не мог поверить. Мне стало дурно. Врач надел мне маску с кислородом.

– Подыши. Сейчас калий посмотрим. Покапаем. Насытить нужно сердце.

Он похлопал меня по плечу и подошел к кровати в дальнем углу, где лежала старенькая бабушка. Игорь Олегович посмотрел на приборы, что-то там покрутил, потыкал пальцем и сказал вслух:

– Боюсь, не доживет до завтра наша Клавдия.

Потом постоял еще немного, вглядываясь в приборы, и вышел.

Тут послышалось какое-то шуршание на койке. Я приподнял немного голову и остолбенел. Бабушка Клавдия, как ее назвал врач, приняла сидячее положение, а за ней тянулись как от телеграфа куча проводов. Тут же приборы взвыли сигналами опасности. Бабушка, не открывая глаз, сделала первую попытку слезть с кровати, спустив одну ногу.

Было видно, как ее шатает. Она что-то бормотала нечленораздельное, сопела, изо рта пошла слюна. Представив, что сейчас это тело может рухнуть на пол, вырвав с клочьями все провода, мне стало дурно, и я кое-как дотянулся до кнопки вызова сестры. Послышался протяжный звук. Бабушку продолжало качать из стороны в сторону.

Наконец прибежала медсестра и с ужасом кинулась к бабушке:

– Ты что же меня под монастырь хочешь подвести, старая?!

Она уложила ее назад, поправила провода, датчики. Потом из ящика достала бинт, сделала петлю и привязала руки к кровати.

– Теперь ты никуда не денешься, ишь чего захотела. Погулять вздумала. Только не в мою смену.

Подбежала к белому шкафчику, набрала шприцом из ампулы какой-то жидкости и, вернувшись к бабушке, ввела ее в катетер.

– Все, теперь будешь лежать спокойно. Это не "Парк Горького" для прогулок.

Медсестра посмотрела в мою сторону и уселась за стол, а бабушка затихла.

– Видимо, это была последняя попытка старой женщины вернуть, хоть на минуту, ощущение жизни, - подумал я.
– Просто двигаться, просто встать на ноги, не зависеть от капельниц и врачей, чувствуя себя рабочим материалом. Может быть, сейчас ее прошлое и настоящее так перемешалось, что грань реальности стерлась, и вновь она гуляла с мамой в парке, и вновь побежала за леденцами к продавщице.

Пока она бегает по воспоминаниям там, тут, в настоящем осталось немного. Возможно, до утра, а может, и меньше. Теперь руки привязаны, а мозг затуманен действием лекарства. Мамы в настоящем нет, Клавдия, и папы нет, и бабушки с дедушкой тут нет. Дети с внуками есть, и где-то за стенами ждут звонка от врача, уже советуясь с адвокатами. И точка. Больше тут для вас ничего хорошего не будет, Клавдия. Прошлое стало настоящим, настоящее стало сном, а будущее - непроницаемой пеленой.

Что-то меня потянуло на философию? Хотя после такого, еще не так запоешь. Пересадка сердца. Поверить сложно.... Космос какой-то, а не медицина.

Захотелось спать, но уснуть не получилось. Сердце билось о грудную клетку, как дикая птичка, пытаясь вырваться наружу, и при каждом вздохе было все равно больно. Такое ощущение, что оно терлось там обо что-то. Я завертелся на койке и попытался приподняться, но сделать это оказалось очень сложно. Куча проводов и капельниц меня потянули назад. Страх оторвать что-нибудь пересилил желание подняться.

Вернулся врач, сказав медсестре поставить калий. Он опять уставился на приборы, а сестра начала возиться с катетером, пытаясь подсоединить банку с буквой "К".

– Скорость самая малая, - сказал Игорь Олегович.
– Спешить нам некуда. Пусть капает. Через каждые четыре часа коли в ногу обезболивающее средство, либо раньше, если пациент попросит.

– Хорошо, Игорь Олегович.

– Все хорошо, - сказал он мне, улыбаясь, и ушел.

Вскоре принесли завтрак. Геркулес и какао. Если бы вы знали, какой это был напиток! Его чуть приторный сладкий вкус мягко ложился на пропитанное лекарствами небо. Давно я не пил такого какао. Да что там говорить, я вообще ничего подобного не пил за последнее время. Каша, правда, оказалась классической. С комочками. Запихнул в себя пару ложек и все. Сил не было. Даже ложку держать тяжело. Я отодвинул тарелку и положил голову на подушку.

Как же долго тянется время, и почему я не могу спать днем, как другие?

Запищал пронзительно дозатор. Медсестра подошла к дозатору и нажала на кнопку. Звук стих. Потом сняла шприц и поставила другой, уже заранее набранный. Опять включила. Меня затошнило.

– Что такое?

– Тошнить начало.

– Это ничего. Так бывает, когда меняешь шприц с допамином. Лекарство останавливается, а потом вновь начинает идти. Вот организм и реагирует.

– Что такое допамин?

– Подпитка для сердца, чтобы ему легче было работать.