Оракул с Уолл-стрит 4
Шрифт:
Я не нашелся с ответом. Просто кивнул и быстро попрощался.
Возвращаясь к машине в сопровождении О’Мэлли, я все еще думал о словах сестры Марии. В них была правда, которую я не хотел себе признавать.
Моя благотворительность начиналась как чисто стратегический ход, создать социальную опору перед кризисом, укрепить репутацию среди элиты, построить сеть влияния, выходящую за пределы финансового мира. Но постепенно что-то менялось.
Я начинал заботиться о детях.
— «Тот, кто зажигает свет для других, сам не останется во тьме», — неожиданно произнес О’Мэлли, когда мы сели в машину.
—
— Нет, босс, — он улыбнулся, заводя мотор. — Джеймс Джойс. Ирландец до мозга костей.
Машина тронулась, увозя нас обратно в мир небоскребов, банков и биржевых махинаций.
— Куда теперь, босс? — спросил Мартинс.
— В больницу Святого Винсента, — ответил я. — Нужно встретиться с доктором Харрисоном по поводу финансирования нового отделения.
О’Мэлли заметил, глядя в окно:
— Большой день для добрых дел.
— Считай это инвестициями, — я посмотрел в окно на проплывающие мимо кварталы. — Самыми важными инвестициями из всех, что я делаю.
Больница Святого Винсента располагалась в Гринвич-Виллидж, в старом, но хорошо сохранившемся здании из красного кирпича. В отличие от приюта, здесь царила строгая дисциплина и деловая атмосфера. Медсестры в накрахмаленных белых халатах, врачи с серьезными лицами, пациенты, терпеливо ожидающие своей очереди в длинных коридорах.
Доктор Эдвард Харрисон, главный врач, встретил нас в своем кабинете. Высокий мужчина с серебристыми висками и пронзительными глазами хирурга, привыкшего принимать мгновенные решения. В медицинском сообществе Нью-Йорка его уважали не только за профессионализм, но и за приверженность идее доступной медицинской помощи для малоимущих.
— Мистер Стерлинг, — он энергично пожал мою руку. — Вы как всегда пунктуальны.
— Приятно иметь дело с людьми, ценящими время, — ответил я, присаживаясь в предложенное кресло. — Как продвигается наш проект?
Харрисон разложил перед нами чертежи нового отделения экстренной помощи.
— Строительство идет по графику. Фундамент заложен, стены возводятся. Если повезет с погодой, к середине июля сможем начать оснащение.
— А персонал?
— Вот здесь возникают трудности, — Харрисон помрачнел. — Квалифицированных медсестер не хватает по всему городу. Врачи предпочитают работать в частных клиниках, где платят вдвое больше. А наш бюджет…
— Не беспокойтесь о бюджете, — перебил я его. — Какая сумма нужна, чтобы привлечь лучшие кадры?
Харрисон назвал цифру, которая заставила бы здравомыслящего бизнесмена схватиться за сердце. Я лишь кивнул и достал чековую книжку.
— Вот первый взнос, — я передал подписанный чек. — Остальное поступит до конца месяца. Главное, чтобы к осени отделение работало в полную силу.
К осени. Всегда к осени. Харрисон, вероятно, думал, что я просто готовлюсь к сезону гриппа, но моя спешка имела куда более драматичные причины.
— Мистер Стерлинг, — Харрисон внимательно посмотрел на меня, — не могу не спросить… У вас есть личные причины для такой щедрости? Может быть, кто-то из ваших близких пострадал из-за отсутствия своевременной медицинской помощи?
Это интересный вопрос. В мире Алекса Фишера, финансиста из будущего, в моем настоящем мире, медицина была доступна практически
всем. Но в жизни Уильяма Стерлинга, чье тело я занимал, была трагедия, смерть матери от пневмонии после гибели отца.Я решил использовать это.
— Моя мать, — ответил я тихо. — Она умерла от пневмонии…
Я не закончил фразу, но Харрисон понимающе кивнул.
— Ваша поддержка спасет многие жизни, мистер Стерлинг. Это лучший памятник, который вы могли ей воздвигнуть.
Мы провели еще час, обсуждая детали проекта, новейшее медицинское оборудование, возможности обучения персонала. Харрисон продемонстрировал поразительные знания и видение будущего медицины. Если бы он только знал, насколько верны некоторые его догадки о развитии хирургии и фармакологии!
Когда мы наконец попрощались, О’Мэлли, все это время молча стоявший у двери, присоединился ко мне в коридоре.
— Хороший человек этот доктор, — заметил он, когда мы направились к выходу.
— Да, — согласился я. — Таких будет остро не хватать в ближайшие годы.
Мы вышли на улицу, где нас ожидал наш неприметный автомобиль. День вошел в полную силу, золотистое солнце окрашивало кирпичные стены зданий в теплые оттенки.
Несколько пациентов сидели на скамейках перед больницей, наслаждаясь погожим днем. В их глазах читалась надежда, то самое чувство, которое становится дефицитом во времена кризиса.
— «Благотворительность приносит награду самой себе», — произнес О’Мэлли, когда мы сели в машину.
— Еще один ирландский поэт? — спросил я с легкой улыбкой.
— Уильям Йейтс, — кивнул О’Мэлли. — Хотя похожие слова произносили многие. Может, в них что-то есть, а, босс?
Я не ответил, глядя на больничное здание, постепенно оставшееся позади.
— Возвращаемся в офис? — спросил Мартинс.
— Нет, теперь в Колумбийский университет, — ответил я. — Благие дела еще не закончены на сегодня. А вот оттуда уже в офис. Нужно подготовиться к завтрашней встрече с губернатором Рузвельтом.
— А потом?
— Потом встреча с Мэдденом. Он хочет обсудить детали поездки в Атлантик-Сити.
Лицо О’Мэлли стало серьезным.
— Из благотворительности сразу в финансовые игры и гангстерские дела? Резкий переход, босс.
— Так устроен этот мир, Патрик, — я смотрел, как за окном сменяются кварталы, от скромных домов Гринвич-Виллидж к величественным небоскребвм зданиям Нью-Йорка. — Свет и тень, честные деньги и преступные, богатство и бедность. Все взаимосвязано.
По мере приближения к району я чувствовал, как меняется и моя внутренняя настройка. Благотворитель постепенно уступал место финансисту, стратегу, человеку, готовящемуся к величайшему экономическому кризису в истории.
Но образ Люси с ее рисунком и детскими объятиями оставался со мной. Напоминание о том, что за биржевыми графиками и цифрами стоят реальные человеческие жизни. И что деньги имеют смысл лишь тогда, когда служат чему-то большему, чем просто накопление богатства.
Глава 23
Научный прорыв
Колумбийский университет встретил меня запахом старых книг и химических реактивов, смешанным с ароматом весенних цветов из студенческого сквера. На дворе стоял ясный день, идеальный для научных открытий.