Ослепительный нож
Шрифт:
– Оплошина в том, - молвил Ярославич, - что наш друг Андрей всё же привёз тебя в стан, исполнил причуду своего господина. Василиус излишне подвергается питию последнее время. Нынешней ночью пировал чуть не до рассвета. Сопирники государю всегда найдутся…
– Что ж мне теперь?
– растерялась Евфимия.
– Коли приехала, повидайся, - робко дотронулся князь до её руки.
– А свидевшись, постарайся скорей отбыть восвояси.
Всеволожа вошла в государев шатёр.
Василиус возлежал на ложе из волчьих шкур. Боярышня вспомнила ночь у села Скорятина под Ростовом Великим, когда
– Евушка, я не сплю, - произнёс Василиус расслабленным, сладким голосом.
– По какому понадобью велел быть в сие неподходящее место?
– хмурилась Всеволожа.
– По сердечному, Евушка, по сердечному, - сел на ложе великий князь.
Евфимия опустилась на деревянный короб и разревелась:
– Пошто меня Бог наказал тобой?
– Меня тобой наказал пошто?
– гладил её спину Василиус- Не гневайся. Отложи нелюбье. Представь: ты - замужем за Васёнышем! Поймёшь моё супружество с Марьицей. Повинен. Секи главу. Сердце приголубь!
– Не отрезвел от ночного пира?
– отвела его руку боярышня.
– Приличны государю такие речи? Враг - около. Стыдись!
– Замирюсь с царевичами, - размечтался бывший жених, - отдохнём в Суздале, побеседуем всласть, есть о чём. Пять лет боролся с собой от тебя вдали. Не переборол! Каково было знать, что ты стала невестой Красного? Хвала судьбе, обошлось! Евфимия встала с короба.
– Распорядись о четверне для кареты. Хочу вернуться. Немедля! Пойду под куколь, найду от тебя покой. Прав князь Боровский: совершила оплошину…
– Ха! Ярославич чуть не с младенчества млеет по тебе, - вскочил с ложа Василиус.
– При нашем несчастном обручении дуриком женился с горя. Потом кусал локти. И нынче кусает. Впрочем, тут мы с ним братья.
– Отпусти и выспись, - просила Всеволожа.
– Неровен час…
Ей не пришлось досказывать. Сполошно завопили трубы. Плещеев сунулся в шатёр:
– Тревога, государь! Татары переправляются через Нерль. Их тьма!
Недавний предсказатель мира затрепетал. Евфимия охрабряла Василиуса:
– Отринь хмельные ковы! Я буду рядом…
– Ты?.. Рядом?.. Дивно!
– бормотал он.
– При Дмитрии Красном была стремянным. Станешь при мне оружничим. В пансире… в зерцале… на аргамаке…
Намереваясь уйти, боярышня откинула шатровый полог… Нос к носу - былой знакомец. Княж воин Кожа!
– О, Фимванна!
– Добудь коня, доспехи, меч полегче. Сенной девушке - вон в том шатре - вели бежать в обоз, там ждать исхода рати.
Вышел и Василиус окольчуженный. Ночного пира - ни в одном глазу!
Подошли памятные по сидению в Нижнем воеводы: Фёдор Долгоглядов, Юшка Драница.
– Вестоноши посланы по станам, - доложил Юшка.
– Мало нас, - вздохнул Долгоглядов.
– С полторы тысячи. Их - вдвое!
– Бердата опоздал!- шипел Василиус по поводу отсутствия дружественного татарского царевича.
– Шемяка обманул! Гады ползучие!
– Сердцем копьё недруга не переломишь, - откликнулась Евфимия.
– Ах, наша бывшая нижегородка!
– узнал Драница. И захотел развеселить великокняжескую гостью: - Хочешь угадаю: мы одолеем или они?
–
– Копьё аль решето?
Монета показала решето.
– Тьфу! Лучше б не кидал, - сплюнул Василиус.
– Пустые глумы, государь. Игра!
– смутился Юшка.
Наскоро устроенная рать бодро пошла под звуки труб, в блеске доспехов, при распущенных хоругвях. Её вели внуки Донского, князья Московский и Можайский, а также князь Боровский, внук Храброго.
Евфимия, преобразившись воином, покинула шатёр. Ногу в стремя и - в седло. Чем не оружничий? И панцирь, и зерцало… Пусть аргамак не аргамак, конь всё же добрый: стрелой примчал к великокняжьему стягу.
– Ты?
– округлил глаза Василиус.
– Ух ты! Я ж пошутил. Возвратись в обоз!
– Благоразумно ль в открытом поле встречать превосходящих вдвое?
– засомневалась ученица краковской бойчихи.
Вождь не ответил. Взмахнул рукой. Лава понеслась…
Вот островерхая живая крепость степняков. Вот частокол их копий. Вот-вот в этот заплот ударит прибой конницы московской… Ан, нет! Враги оказывают спину. Всеволоже чудится: уж слишком споро оборотились, как по приказу.
– Придержи воев, придержи!
– крикнула она в самое ухо пылкому Василиусу, сравнявшись с ним почти стремя в стремя. Помнила рассказы батюшки о старых битвах, когда враги пускались наутёк, дабы расстроить ряды преследователей.
Василиус не отвечал. Рвался вперёд. Настиг поганина. Ударил в запале скачки. Тот - с коня! Бегут, бегут татары! Бегут…
– Прекратите обдирать мёртвых!
– негодовал Юшка Драница… Эх, негодует, как в пустую бочку!
– Взять, взять царевичей, обоз!
– визжал рубака-парень, обеспамятев с успеху.
И… нет рубаки-парня. Наступал разброд.
Всеволожа исподволь приметила его лихие признаки. Зато Москва ещё преследовала, Орда ещё бежала. Великий князь с победно очервлененным мечом нет-нет оглянется, блестя зубами.. Евфимия страдала не ушибами рук, головы и плеч от паличных ударов, воительница мучилась щемящим сердцем: когда ж всё кончится?
Внезапь обрушилось смятенье. Уж не погоня - сеча впереди! Всадники - в комке. Стук, хряст, проклятья… Татарин сбоку наскочил, за ним - другой…
– Эй! Нас сбивают в мяч!
– пришло на память выраженье летописца.
Василиус её не услыхал. Никто не услыхал. Рубились без ума, теряя слух и память…
– Держись, малайка!
– прохрипел ощерившийся воин, падая к луке седла.
Как пробуравиться к Василиусу?
Евфимию не слишком осаждали, покуда были супротивники крупней, ядрёнее, забористее. Однако их всё меньше. Битва превратилась в избиенье уцелевших.
– Не разобщайся! Плотней держись!
– достиг боярышни срывающийся голос Юшки Драницы.
Татары ринулись на этот голос.
– Спасайся, Всеволожа!
– махнул рукой, проскакивая мимо, Плещеев.
Булава обрушилась на его темя. Андрей Фёдорыч упал.
Владельцу булавы копьём проткнули спину. Обоюдоострое железо вышло из груди.
Евфимия невдалеке увидела, как двое поднимают мёртвого. Узнала в нём Можайского Ивана. Нет, он не мёртв, бессмысленно вращает головой. Оруженосцы изловили невредимого коня. Усажен князь…