Ослепительный нож

Василиус глядел на лес, на уходящую в него тропинку, на речку в травных берегах, которую мостом пересекли… И вдруг воскликнул:

–  Дома!

–  Не веришь от столь долгой близости к ордынскому царю?
– сочувствовал Иван Андреевич.

–  Ох, близ царя - близ смерти!
– мрачно произнёс Василиус.

Шемяка подошёл к ним, оторвавшись от своей княжны.

–  Мужайся, брат! Теперь всё будет хорошо. Мы с Васькой замирим с тобой отца на весь остатний век.

Косой игриво в свой черёд кивнул Василиусу:

–  Мир до гроба! Прошлому же - дерть и погреб! Ярославна обратилась к Софье и Евфимии:

–  Айда пускать венки! Предскажут, кому в девках вековать, кому с мужьями нежиться… Эй, герои-женихи!
– окликнула толстушка князей-братьев.
– Помогите насбирать цветов…

–  Поздние цветочки - позднее гадание, - откликнулся Косой.

Прибрежный луг не густо был покрыт поникнувшими лютиками и ромашками, хотя цвели они всё лето.

Иван Можайский, оба Юрьича склонились за цветами. Первым преподнёс букет своей княжне Шемяка. Софья с Марьей быстренько сплели венки. Евфимия же медлила, задерживая всех.

–  Мало ходишь по цветы, всё с книжками да с книжками, - съязвила Марья.
– Ну, что у тебя тут? На полвенка не будет!

Она ушла за дальней стайкой лютиков.

–  Ты нынче что читаешь, Евушка?
– назвал Василиус её, как в детстве, по-своему. Спросил же, показалось, виновато. Сам-то не охоч до книг. Она смеялась прежде, что будущий великий князь познавал мир по фряжским привозным листам, то бишь разглядывал картинки, травленные на меди или стали и оттиснутые на бумаге.

Батюшка привёз мне «Повесть о храбрости Александра, царя Македонского», - ответила Евфимия.
– Сотворил книгу Ариан, ученик Епиктита философа.

Василиус смущённо мял в руках круглую шапочку, ту, что ордынцы носят на бритых головах.

В летнем праздничном охабне со стоячим воротником молодой великий князь смотрелся величаво.

–  Изомнёшь свою тафью, - глянула Евфимия на шапочку, вышитую шёлком, золотом, украшенную жемчугом.

–  Ах, надоел мне этот колпачок татарский, - проворчал Василиус.
– В Орде носил, чтобы понравиться, надел сегодня по привычке.

–  Неправда, что тафью татары выдумали, - заметила Евфимия.
– Её завоеватель Александр носил за многожды веков до них.

Василиус надел тафью и улыбнулся.

–  Давно мы не видались, Евушка.

Боярышня ответно улыбнулась, только сдержаннее.

–  Прошло время разлуки, - тихо молвила она.
– Сегодня - день особенный!

Василиус, на удивленье, промолчал. Хотя чему же удивляться? Подходили Софья и Шемяка. Дмитрий Юрьич поднял полу шёлковой сорочки до колен, расшитой по воротнику и рукавам золотом. К сорочке пристегнут на петельках стоячий воротник из бархата и жемчуга. В приподнятом подоле - куча ромашек, хотя у Софьи уже сплетен венок. А следом за влюблёнными приспела Марья Ярославна с венком для Всеволожи.

–  На, неумеха!

Все поспешили к берегу.

–  Я помогал Марье собирать цветы для твоего венка, - похвастался Косой, пройдя мимо Евфимии.

–  Как называют эту речку?
– спросила Софья.

–  Черторья или Чертолья, - сказал Шемяка.

Бросили венки. Евфимия увидела, как два венка княжон поплыли борзо по течению, а вот её венок застыл на месте, закружился… Не хочет плыть.

–  Попал в водоворот, - с сочувствием к боярышне сказал Иван Можайский.

–  Истинно чёртова речушка, - проворчал Косой. Василиус уже резко отошёл к мосту, где отдыхали, лёжа на траве, великокняжеские люди: каретный кучер и охрана. Неловкое молчание на берегу не нарушалось, пока он не вернулся.

–  Я отослал людей большой дорогой, - сообщил великий князь.
– А мы тропинкой прямиком пройдём Марьину рощу. Подышим лесом. Тут недалече.

–  Дело доброе, - обрадовался Дмитрий Юрьич, увлекая Софью на тропу.

Евфимия спросила названого жениха:

–  Ты сам тут прежде хаживал?

–  Не хаживал, - сказал Василиус.
– Определил на глаз.

–  И я не хаживала, - встряла Ярославна.
– Страшно тут.

–  Какой страх с четырьмя витязями?
– ободрил Иван Можайский.

Евфимии хотелось углубиться в лес с Василиусом, как Шемяка углубился с Софьей, да не пришлось, шли кучно.

–  Ты, Андреич, на себя бы венок кинул, - подмигнул Косой Ивану.
– Скоро ль женишься? Или мать воли не даёт?

Сиротка Ярославна тоненько хихикнула. Меж ними с отрочества завелось подтрунивать над князь-Иваном, материным послушателем.

–  Выбор матушки - мой выбор, - не смущаясь, подтвердил Иван.

–  Аграфена Александровна не ошибётся, - поддержал его Василиус.

Кончилась тропа. Путь шествующим преградила речка. Поуже прежней и помельче, а не перепрыгнешь.

–  Вот так фунт изюму!
– остановился князь Иван.

–  Назад идти… Людей с конями и каретой я отослал. А по большой дороге - крюк изрядный. Не поспеем, - растерянно сказал Василиус.

–  Как называют эту речку?
– опять спросила Софья.

–  Чертблья!
– покатился со смеху Косой.
– Та же речонка, только кругаля дала. Я тут мальчишкой раков лавливал.

–  Так что ж ты давеча молчал?
– негодовал Василиус.

Все были в замешательстве. Евфимия, забыв про свой дурной венок, развеселилась, наблюдая спутников.

–  Какой же страх с четырьмя витязями?
– напомнила она слова Можайского.
– Ужель вам трёх девиц не перенесть через ручей?

–  Воистину!
– обрадованно подхватила Марья и бросилась к Василиусу, ни к кому иному.

Великий князь, приняв нелёгонькую ношу на руки, побрёл повыше щиколотки в охлаждённой осенью воде, не пожалев жёлтых сапог сафьяновых на высоких каблуках с загнутыми острыми носами…

–  Мне стыдно, - отступила Софья от Шемяки.

–  Чего там!
– усмехнулся Дмитрий Юрьич.
– Через жизнь нести, через ручей перенесу.

Косой с готовностью приблизился к Евфимии. Она, спеша, скинула чёботы зелёного сафьяна, сдёрнула косматые чулки и, подхватив юбки, перешла Чертолью.

Хотелось поравняться с непонятным в этот странный день Василиусом, объясниться, отмести тяжёлые предчувствия… Он шёл об руку с Марьей, набелённой, нарумяненной так неискусно: ресницы насурмила чёрной, брови же коричневою краской…