Ослепительный нож

–  Откуда ты, такой пащенок, взялся? Ещё, ещё удар отбит.

–  Вязкий волчок!

Удары тяжелы, рука немеет… Вот щит вятчанина чуть приоткрыл живот. Самое место для удара…

–  О-о-о!

Ещё один заходит в тыл к князю Дмитрию!

И тут - толчок в плечо, едва вскинула меч. Успеть вырвать из стремян носки сапог!.. Спина о землю шибанулась, и всё исчезло.

…Очнулась на мужских руках. Нет, это не Олфёр Савёлов. Приятные, заботливые руки, по-братни бережные. Скорее не по-братни, а по-мужни!

–  Наказывал, Евфимия Ивановна, стоять в подлесье! Голубушка, ты ранена! Открой уста, взгляни…

–  Нет, я не ранена. Я вышиблена из седла, - сказала Всеволожа.
– Помоги стать на ноги.

–  Я донесу тебя хоть на край света, - пообещал князь Дмитрий, - только живи.

–  Поставь меня, - высвобождалась пылкая воительница.

Голова кружилась. Пришлось крепко опереться на руку князя.

Холодная луна серебряно взирала с высоты.

Он оглядел поле, где бродили кони без седоков и алчные хваталы торопливо обирали посеченных.

–  Прекрати это!
– повелел он одному из подошедших воевод.

Евфимия вполне пришла в себя и отпустила его руку с неохотой. Князь ей сказал:

–  Лучше бы я на себе раны видел, только бы невинные люди такой крови не терпели. Лучше бы согласился я жить в заточении необратном, только бы не быть здесь и не видеть над людьми таких злых бед.

Четверо воев за ноги и за руки поднесли тело, положили у ног князя.

–  Вот Гашук.

Красный посмотрел на Всеволожу. Чуть склонясь над телом, она выпрямилась, подтвердила:

–  Да, Путило, прозвищем Гашук.

Молча сели в седла. Ехали до стана бок о бок в тесном конном окружении. Князь то и дело брал боярышнину руку.

–  Как тебе можется? Она пыталась улыбаться.

–  Спаси, Господи… Будь за меня покоен.

А с противоположной стороны рать государева уже вернулась в стан. Василиус их встретил у шатра.

–  Бог мне помог! Шемякина дружина и полки Косого рассеяны. Васька сам-друг с воеводой Вепревым сверкнули пятками. И вы, как погляжу, с удачей? Где Евушка? Никто не ведает? А что это у тебя, брат Дмитрий, новый оружничий?
– Узнавши Всеволожу, великий князь всплеснул руками.
– Ну, глумотворщица! До битвы отодрал бы за уши, сейчас смеюсь.

–  Не смейся, брат, - ответил Красный.
– Она не глумотворщица. Не будь её меча рядом с моим, уже не говорили б мы с тобой.

Все спешились.

–  Несите больше свету, - распоряжался великий князь.
– Подайте омовенье, а после - яства и питье. Пир зададим на славу. Свершился Божий суд! Пойдемте все в большой шатёр, - пригласил он воевод с князьями и полчанами.
– Жаль, старший Юрьич вырвался из моих рук. Стало быть, смуте не конец. Однако же конец отныне близок.
– Василиус взял за руку Евфимию.
– Не сторонись нас, Евушка. Первый же заздравный кубок - за тебя!.. А войский вид тебе к лицу, - шепнул он в ухо.

–  Князь Друцкой Иван Баба показал себя отменно, - похвалил выходца из Риги Иван Можайский.
– Он по-литовски изрядил своих копейщиков.

–  Как?
– спросил Красный.

–  Задние закладывают копья на плечи передним, - стал объяснять Иван.
– Их копья длиньше, у передних же - короче…

–  Где Иван Баба? Где Борис Тоболин?- всполошился великий князь.

–  Пошли сугоном за Косым, - отозвался кто-то из полчан.

–  Мы смяли их одним ударом, погнали, рассекли, - гордо вспоминал Можайский.

В большом шатре при изобилии свечей вожди-полчане, воеводы и князья кто по-татарски сели, кто, аки римские центурионы, возлегли у жарких яств, хмельных питий. Евфимия сидела между Красным и Васи-лиусом. И Неонилу настояла поместить поблизости. История побега их была уже до тонкости известна.

–  Вся в батюшку!
– хвалил Можайский.
– Большое дело делаешь, как отрубаешь…

Кубки содвинулись… Вошёл Василий Кожа.

–  Государь, тебя снаружи ждут Баба и Тоболин.

–  Уф! Наконец-то! Пусть войдут, - взмахнул рукой Василиус.

Однако Кожа повторил, потупясь:

–  Ждут снаружи. Все стали выходить.

Евфимия последней вышла и удивилась общему молчанию.

Потом увидела двух воевод, покрытых свежей кровью с голыми мечами в руках. Меж ними кмети держали вязня Васёныша. Простоволос, неокольчужен, рот окровавлен.

–  Вспомнил, что на Ярославль он загодя послал вятчан, - рассказывал Тоболин.
– Бросился за ним на Ярославскую дорогу и не ошибся. Наехал, гляжу: сиганул в лес. Я - за ним, начал кликать: «Ось, князь Василий Юрьевич!» А Иван Баба гонит уж его ко мне. Жаль, Вепрь сбежал.

–  Допрыгался!
– сказал Василиус.

–  Ты одолетель. Я на твоём месте то же бы изрёк, - скривил в усмешке лик Косой.

–  В Москву его!
– велел великий князь.
– За крепкою сторожей. В тесноту!

Все воротились за государем, скрывшемся в шатре. Иван Баба и Тоболин пошли опрянуться с тяжёлого пути. Евфимия стояла, как заворожённая. Кмети повели Васёныша. Он оглянулся.

–  Спасибо, ведьма, - произнёс глухо.
– Свободен! Наконец свободен от твоих чар. Тоску при мысли о тебе сменят проклятия…

На этот раз он был в крови от головы до пят не по делам своим, а вьяве.

4

Во втором часу дня, едва солнце показалось над лесом, Неонила вызвала Евфимию из шатра.

Стан давно пробудился. Полчане поезживали среди чёрных кострищ, блестя кольчужною чешуёй. Следили за сборами своих ратников. Путь предстоял приятный: дружине - на Москву, ополченцам - по своим волостям. Они споро приторочивали к сёдлам мешки, в коих, как знала Евфимия из рассказов воина Кожи, фунтов до десяти солёной свинины, толчёное просо, соль вперемежку с перцем, а также огниво и медный горшок. Боярышня не сразу заметила князя Дмитрия Красного. Он дожидался чуть одаль от шатра. Увидев её, подошёл, поклонился поясно.

–  Здрава будь, Евфимия Ивановна!

–  И ты здрав будь, Дмитрий Юрьич, - ответила она тем же.

Их взоры впились друг в друга, а уста онемели.

–  Дозволь проститься, - промолвил наконец Дмитрий.

–  Отъезжаешь в свой Галич?
– замерев сердцем, спросила Евфимия.

Тотчас он предложит поехать вместе, и она согласится. Однако он произнёс:

–  Даст Бог, свидимся. Всеволожа склонила голову.

–  Дай-то Бог.

Неонила вышла из шатра с узелком. Обняла подругу свободной десницей, прижалась чело к челу.