Основы человечности. Работа над ошибками

Тимур, например, совершенно точно не хотел.

Нет, Ксюшина бабушка была вежливой образованной женщиной, она не закатывала истерики (по крайней мере, в школе), не требовала невозможного и не наговаривала тонны голосовых о том, как надо правильно учить её внучку. Но рядом с ней Тимур всегда чувствовал себя немножко неполноценным и заторможенным, как Кай рядом со Снежной королевой. Или того хуже — как Эдмунд Певенси рядом с Джадис.

За малейшую оплошность — растрёпанные волосы, чернильное пятнышко на пальце, мимолётную запинку в разговоре — Ольга Степановна награждала его таким суровым взглядом, что хотелось немедленно провалиться в школьный подвал и не позорить звание учителя.

По словам Ксюши, Тимур её бабушке нравился, она его уважала и радовалась, что хоть кто-то нашёл подход к её непутёвой внучке. Скорее всего, так и было, только вот к тем, кто ей нравился, эта суровая женщина предъявляла вдвое больше требований, чем ко всем остальным, и соответствовать им было нелегко.

— Я уже почти хочу познакомиться с этой прекрасной дамой, — решил Людвиг.

— Не хочешь. Тебе не понравится.

— Я обаятельный.

— Ты когда-нибудь пытался обаять моток колючей проволоки? И вообще… Фу! Место! — Тимур едва успел переложить подальше тетрадь, которую друг уже почти перетянул к себе на колени.

— Вот это сейчас обидно было! — Людвиг демонстративно надулся. — Я тебе дрессированная собачка, что ли?

— Прости. Но дневник я тебе не отдам. Это не наше дело!

— Ты знаешь, что случилось дальше? — неожиданно спросил Людвиг.

На самом деле это был не вопрос, а утверждение. И утверждение отчасти верное.

— Кое-что знаю, кое о чём догадываюсь. — Тимур накрыл тетрадь ладонью. — Но запросто могу ошибаться, потому что… Ну, вдруг там написано ещё что-то важное, о чём я даже не подозреваю? Или, наоборот, вообще нет ничего особенного, только хаотичные мысли о платьях, оценках и домашних скандалах?

— Зачем столько лет хранить дневник, если в нём нет ничего, кроме платьев?

— Из ностальгии?

— А подбрасывать под дверь?

— Ну… — Тимур пожал плечами.

Доводы Людвига звучали вполне логично. Наверное, Тимур и сам в подобной ситуации размышлял бы точно так же.

Впрочем, он и размышлял. Ему тоже было любопытно, откуда вдруг всплыл старый дневник и кто (а главное — зачем!) оставил его под дверью. Только вот без спроса вчитываться в историю чужой семейной трагедии не хотелось. Тут со своей бы разобраться!

— Ладно, хватит увиливать. — Людвиг демонстративно поднялся с дивана, показывая, что не посягает на тетрадь и гораздо больше озабочен тем, чтобы убрать остатки торта в холодильник. — Давай начистоту: ты знаешь, кто Ксюхины родители и где они сейчас?

— Где сейчас — не знаю. Да и вообще про отца ничего не знаю. А про мать… Слушай, это не такая уж тайна. Она всю жизнь прожила в этом районе, окончила нашу школу, на курсы ходила вместе с Динкой, вон в тот киоск за хлебом бегала, вон с тех качелей однажды грохнулась и руку сломала. Она постоянно была на виду. Конечно, все знают, что случилось.

— Тогда, может, мне тоже стоит знать? — вкрадчиво спросил Людвиг.

И, наверное, действительно стоило. Хотя бы для того, чтобы не ляпнуть ненароком в разговоре какую-нибудь глупость. Только вот Тимур сомневался, что имеет право рассказывать.

— Спроси Ксюшу.

— Я пытался. Она не говорит.

— Тогда и я не скажу.

— Да какой смысл скрывать, если это не тайна?!

Тимур и сам не знал. Наверное, просто не хотел служить источником и передатчиком слухов. Просто не хотел — вот и всё. А своими глазами он видел не так уж и много. Ему в тот период было немножко не до посторонних девчонок с их семейными проблемами.

— Спроси у бабушек на лавочке, ты же обаятельный!

— И спрошу! — Людвиг выглянул в окно. — Правда, там нет никого. Холодновато уже для посиделок на лавочках, да и дождь опять собирается. О, кстати… Дай-ка тетрадку!

— Зачем? — напрягся Тимур. Резкий перескок темы с погоды на дневник выглядел подозрительно, хоть и вполне привычно для беспокойного оборотня, вечно думающего о нескольких вещах одновременно.

— Да не буду я его читать, расслабься. Понюхаю только. Нюхать-то можно? Ну быстрее, пока на улице все следы не смыло.

В итоге тетрадь практически вырвали из рук Тимура.

Сперва Людвиг нюхал её в человеческом облике, потом недовольно фыркнул, превратился в волка и обнюхал ещё раз, так старательно, словно пытался втянуть в себя не только запахи, но и все буквы со страниц. Выскочил на лестничную клетку, исследовал коврик и, почти вжавшись носом в ступеньки, метнулся вниз по лестнице. Тимур припустился следом, едва успев обуться.

Ботинки со вчерашнего дня так толком и не просохли, а пальто на вешалке не оказалось вовсе. Идея выскакивать на улицу в мятой домашней одежде Тимуру не понравилась, но, судя по звукам, Людвиг на первом этаже уже скрёб когтями дверь подъезда. Потом, видимо, вспомнил, что даже в волчьем теле можно действовать по-человечески, и догадался нажать на кнопку домофона.

— Без меня не уходи! — крикнул Тимур, с третьей попытки попав ключом в замочную скважину и мысленно смирившись с перспективой оказаться на осеннем ветру в тонкой футболке.

Хотя какая разница? Всё равно уже простыл, хуже не будет.

Оказалось — очень даже будет!

Видимо, этот день, с самого утра напоминавший сумбурное цирковое представление с пьяными клоунами и обдолбанным жонглёром, и продолжаться планировал в том же духе.

Нет, сначала всё шло почти обычно. Едва выскочив из подъезда, Тимур по щиколотку провалился в лужу и даже не удивился. Потом едва успел увернуться от летящего в лицо полиэтиленового пакета, но при этом чуть не сшиб мелкое существо в ярко-зелёном комбинезоне. Пол существа на вид не удалось определить даже приблизительно, но пластиковой лопаткой оно Тимура по ноге шарахнуло вполне уверенно и от души.

Хвост Людвига тем временем скрылся за соседним домом.

Тимур поспешил следом, но на повороте его окатила грязной водой машина («Смотри, куда прёшь! Понаехали тут чурки узкоглазые!» — заорал водитель вместо извинений. «Так тебе и надо, козлина!» — добавила мама ярко-зелёного существа).

И тут светофор ехидно подмигнул и сменил свет на красный.

Сегодня явно был не лучший день, чтобы нарушать правила дорожного движения, поэтому пришлось ждать.

В итоге, когда Тимур — мокрый, продрогший и злой на весь мир — выбежал на соседнюю улицу, он был почти уверен, что Людвига там не увидит. И даже представлял, как осмотрится для приличия, махнёт рукой и отправится домой греться. А потом, когда этот мохнатый дурень вернётся (Конечно, вернётся! Куда он денется?), можно будет высказать ему всё, что накипело. И пельменей больше не давать.

Но получилось всё совсем не так.

Людвиг сидел на тротуаре возле продуктового магазина и нервно лупил хвостом по асфальту. А напротив него стояла Инга Гаврилова. Кажется, она что-то говорила, но разобрать слова с такого расстояния не получалось.

Тимура эти двое заметили одновременно. Волк заинтересованно склонил голову набок и вывалил язык, будто дразнясь. Вся его поза красноречиво говорила: «Ну и как ты объяснишь девочке свой вид?»

— Тимур Игоревич! — Инга всплеснула руками. Точнее, одной рукой — во второй был довольно тяжёлый на вид пакет, и им так небрежно взмахнуть не получилось. — Вы что тут делаете, вы же болеете?