От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

– А я боюсь того, что такое решение не даст серьезных результатов, – осадил госсекретаря Сталин. – Дело не в том, что немцев прямо берут и выгоняют из этих стран. Не так просто обстоит дело. Но их ставят в такое положение, при котором им лучше уйти из этих районов. Формально чехи и поляки могут сказать, что нет запрещения немцам жить там, но на деле немцы ставятся в такое положение, при котором жить им там становится невозможно.

– Если Вы согласитесь, мы будем благодарны, – взмолился Трумэн. – Возможно, что это предложение не изменит существующего положения, но даст нам возможность обратиться к этим правительствам.

– Хорошо, я не возражаю, – смилостивился Сталин и тут же предложил. – Мы хотели бы закончить вопрос о германском флоте.

– Этот вопрос сегодня еще не готов, – возразил президент.

– Давайте условимся подготовить его к завтрашнему дню, – попросил Сталин.

– Хорошо, я согласен, – согласился Трумэн. – Я собирался завтра уехать, но я могу остаться.

Сталин напомнил:

– В принципе было решено, что Советскому Союзу передается одна третья часть военного флота, за исключением подводных лодок, большая часть которых будет потоплена, и третья часть торгового флота. Я прошу не откладывать этого вопроса и завтра решить его.

Трумэн и Эттли не возражали. Следующим стал вопрос о Югославии.

– Имеются английские предложения, – огласил Трумэн.

– Мы только что роздали проект, касающийся греческого вопроса, – заявил Сталин. – Что касается Югославии, то мы вчера передали проект относительно Триеста и Истрии.

Бевин понял, что в грозивших начаться спорах о Балканах у него не было шанса:

– Мне кажется, что мы представили весьма разумное предложение относительно Югославии. Советская делегация представила два других предложения. Я предлагаю отказаться от рассмотрения всех трех предложений.

– Хорошо, – спокойно согласился Сталин, только что одним движением похоронивший британский проект с осуждением политики Тито.

Последним в тот день стал вопрос о военных преступниках. Молотов заявил, что советская сторона готова принять за основу проект британской делегации с одной небольшой поправкой. А именно, чтобы в последней фразе этого проекта после слов «главные преступники» были добавлены слова: «такие, как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Кейтель и другие».

– Когда мы обсуждали этот вопрос вчера, я считал нецелесообразным называть определенных лиц или пытаться определить здесь их виновность, – отозвался госсекретарь. – Каждая страна имеет среди нацистских преступников своих «любимцев», и если мы не включим этих преступников в список, то нам трудно будет объяснить, почему они не включены.

– Но в предложении так и сказано: «такие, как… и другие», – настаивал Сталин. – Это не ограничивает количество, но создает ясность.

Бирнс под общий смех заметил:

– Это дает преимущество тем, кого вы называете.

– Я не думаю, что перечисление имен усилит наш документ, – поддакнул Эттли. – Например, я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке.

Сталин не стал вступать в дискуссию о судьбе фюрера, заметив только:

– Но его нет в наших руках.

– Но вы даете фамилии главных преступников в качестве примера, – сказал премьер-министр.

Сталин ответил под общий хохот:

– Я согласен добавить Гитлера, хотя он и не находится в наших руках. Я иду на эту уступку.

Эттли был упрям:

– Я считаю, что миру известно, кто является главными преступниками.

– Но, видите ли, наше молчание в этом вопросе расценивается так, что мы собираемся спасать главных преступников, что мы отыграемся на мелких преступниках, а крупным дали возможность спастись.

– Хорошо, – смирился Трумэн. – Я хочу сообщить, что комиссия по подготовке коммюнике работает хорошо. Когда мы соберемся завтра? В 4 часа?

Сталин проявил трудолюбие:

– Я думаю, нам придется встретиться два раза: первое заседание назначим на 3 часа и второе на 8 часов вечера. Это будет заключительное заседание.

Президент и премьер-министр согласились.

Вечером 31 июля состоялось совещание старших военно-морских начальников. В нем участвовали адмиралы флота Кузнецов, Кинг и Канингхэм, присутствовали дипломатические и флотские советники. Кузнецов собирался было предложить в качестве председательствующего кандидатуру Кинга, коль скоро США менее других были заинтересованы в разделе трофеев. Однако Кинг упредил его и назвал Кузнецова, мотивируя это тем, что он старше остальных по чину – не только адмирал флота, но еще и «морской министр». Кузнецов взял бразды правления в свои руки.

– Я приму на себя почетную миссию председателя только при одном условии, – нарком оглядел встрепенувшихся собеседников. – При условии, что мы не выйдем из этого помещения, пока не придем к определенному решению.

«Вопреки ожиданиям оба адмирала – и американец, и англичанин – на этот раз не столь рьяно возражали против раздела, – напишет в воспоминаниях Кузнецов. – Зато удивительным упорством отличался британский дипломат Робентсон. Каких только доводов он ни приводил! Я еле успевал опровергать их… Последним доводом Робентсона было:

– Ну как можно разделить на три равные части немецкие корабли, когда линкор там один, а крейсеров два?

Дело, казалось, совсем зашло в тупик. Тогда я предложил разделить корабли на приблизительно равные группы, а затем, чтобы не было обидно, тянуть жребий.

Было уже далеко за полночь. Уставший Кинг заявил, что он согласен на любой вариант, лишь бы только поскорее. Канингхэм тоже не возражал. Согласился и Робентсон. Поручили экспертам составить три приблизительных списка, а сами пошли завтракать. Улучив момент, я доложил о нашем решении Сталину. Он выслушал и утвердительно кивнул:

– Приемлемо».

Даже приблизительно разделить немецкий флот на три части было не просто. Создали тройственную комиссию, в которую от Советского Союза войдут адмирал Левченко, от США – контр-адмирал Пэрри и от Англии – вице-адмирал Майлс.

А в Вашингтоне в тот день заканчивались последние приготовления к нанесению ядерного удара по Японии. Военный министр Стимсон, вылетевший в Вашингтон раньше других, узнал из газет, что Потсдамская декларация японцами отклонена, следовательно операция «Выдвижной киль» отменена не будет. Стимсон, Банди, Гаррисон и Гровс засели за текст заявления президента о бомбардировке Хиросимы. К вечеру он был готов, и лейтенант Гордон Арнесон, специальный порученец Стимсона, вылетел с ним в Потсдам.

Трумэн текст одобрил. Но тут же распорядился: ни при каких условиях не предпринимать атомной бомбардировки до 2 августа, когда участникам конференции предстояло расстаться. Трумэн не желал, чтобы Сталин успел задать ему несколько вопросов, на которые он не хотел бы отвечать.

1 августа. Среда

Первого августа состоялось два пленарных заседания. Время больших споров прошло, настало время конкретных формулировок.

На дневном о решениях министров иностранных дел докладывал Бирнс: