От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
– Это и наше желание, – согласился Сталин.
– От имени американской делегации я хочу выразить благодарность генералиссимусу за все то, что он сделал для нас, и я хочу присоединиться к тому, что высказал здесь мистер Эттли, – произнес Трумэн.
Сталин не остался в долгу:
– Русская делегация присоединяется к благодарности президенту, выраженной господином Эттли, за его умелое и точное председательствование. Конференцию можно, пожалуй, назвать удачной.
Сталин, Трумэн и Эттли поблагодарили за ударную работу министров иностранных дел и их сотрудников. Президент вновь провозгласил:
– Объявляю Берлинскую конференцию закрытой.
В
У Трумэна написано: «В три часа утра Потсдамская конференция официально закрылась. Делегаты от трех держав некоторое время прощались, и в 4 часа утра я со своей группой покинул Цецилиенхоф и вернулся в „маленький Белый дом“. Вскоре после этого я выехал из Бабельсберга и отправился в аэропорт Гатов – первый этап моего пути домой».
Трумэн, по его словам, пригласил Сталина посетить США. «Я сказал ему, что пошлю за ним броненосец „Миссури“, если он согласится. Он ответил, что хочет сотрудничать с США в мирное время, как мы сотрудничали в военное, но это будет сложнее. Добавил, что был ложно понят в США так же, как я был ложно понят в России. Я сказал ему, что мы оба можем исправить положение у себя дома и что я постараюсь сделать это у себя. Он улыбнулся чрезвычайно сердечно и сказал, что будет не меньше стараться у себя в России».
– До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро, – сказал президент.
Большая тройка больше никогда не встретится.
2 августа. Четверг
Второго августа лидеры трех стран разъезжались из Потсдама.
Сталин возвращался в Москву тем же специальным поездом. Серов рассказывал об отъезде советской делегации: «Вечером на автомашинах все начальство въехало во Франкфурт-на-Одере, где и сядут в вагоны. Это сделано, видимо, в порядке перестраховки, чтобы не устраивать посадку в Берлине. Может быть, это и правильно. Ведь тут еще фашистов осталось немало. Могли что-нибудь и сделать. Посадили в вагоны, распрощались.
В общем, можно вздохнуть посвободнее, а то целыми днями пришлось переживать, как бы немцы, мои „подчиненные“, как Г. К. Жуков сказал, что-нибудь не устроили».
Эттли поспешил на самолете в Лондон, где свежеиспеченного премьер-министра и так заждались.
Маршрут Трумэна на родину был более замысловат. Он отклонил приглашения посетить Данию, Норвегию, Францию и нанести официальный визит в Великобританию. Из Берлина президент полетел в английский Плимут, но там аэродром затянуло тучами, сели в Харроубире. Оттуда катер доставил его на «Августу», стоявшую на якоре в Плимут-Роудс. «Вскоре после того, как я устроился в своей каюте, посол Уайнант, адмирал Старк, генерал Ли и адмирал Маккенн поднялись на борт с коротким визитом, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Они ждали меня в Сент-Моугане, но поспешили в Плимут, когда узнали о нашей посадке в Харроубире.
Вскоре после полудня я вместе с госсекретарем Бирнсом и адмиралом Леги покинул „Августу“ и направился к стоявшему неподалеку на якоре крейсеру „Ринаун“. Король Георг VI утром прибыл поездом из Лондона и находился на борту „Ринауна“, ожидая меня, чтобы приветствовать на английской земле. Британский корабль оказал мне обычные высокие почести по прибытии, а король лично поприветствовал, протянув руку и сказав:
– Добро пожаловать в мою страну.
Король произвел на меня приятное впечатление человека с большим здравым смыслом. Во время моего визита к нему я обнаружил, что он отлично осведомлен обо всем происходящем».
То, насколько хорошо король был осведомлен, поразило адмирала Леги: «Король устроил неофициальный завтрак в честь президента, в ходе которого
я беседовал с ним об атомной бомбе. Король спросил меня о ее потенциальной мощи. Я ответил:– Не думаю, что она будет столь эффективной, как ожидают. Мне она кажется профессорской фантазией!
К моему удивлению, король Георг оказался хорошо информированным о проекте „Манхэттен“ и возможном послевоенном использовании атомной энергии.
– Хотите держать пари на этот счет, адмирал? – шутливо сказал он мне.
Я не кривил душой, когда ответил королю, что, в отличие от некоторых ученых, не очень-то доверяю этому новому оружию и что не знаю взрывчатое вещество, которое обладало бы такой взрывной силой, какую приписывают новой бомбе. События вскоре показали, что в этом отношении я глубоко заблуждался…»
Наверное, самым удивительным итогом Потсдамской конференции стало то, что, несмотря на все противоречия, начавшие уже дуть ветры холодной войны, порой диаметрально расходившиеся дипломатические интересы, все стороны оказались скорее удовлетворены ее итогами.
Молотов в ориентировке для советских диппредставительств о результатах конференции подчеркивал: «Вначале англичанами и американцами нам был предъявлен ряд претензий насчет наших самостоятельных действий по вывозу трофейного и репарационного оборудования из Германии и из стран-сателлитов, насчет нашей политики в балканских странах, где будто бы нет демократического развития политической жизни и нужен контроль над правительствами со стороны всех союзников и т. д. Большинство важных решений было принято в конце конференции, причем тогда было достигнуто значительное единодушие. Смена Черчилля и Идена внешне не отразилась на итогах конференции, но большинство решений были приняты уже при Эттли и Бевине… Конференция окончилась вполне удовлетворительными для Советского Союза результатами».
Да, англо-американцы отбили ключевые требования Москвы по Руру и репарациям с Германии, заявки на стратегические форпосты в проливах, Средиземноморье и других районах. Но Москве удалось отстоять свои ключевые предложения: о новых границах Польши, ведущей роли СССР в подготовке мирных договоров с европейскими союзниками Германии (кроме Италии), о присоединении к СССР части Восточной Пруссии. «Решение о Кёнигсберге и прилегающем к нему районе имеет для Советского Союза большое значение, – с удовлетворением отмечал Молотов в ориентировке. – У нас будет свой незамерзающий порт на Балтийском море, причем этот кусок германской территории непосредственно присоединяется к СССР».
Были отражены попытки союзников установить международный контроль над выборами в Румынии, Болгарии, Венгрии и Финляндии. В разговоре с Георгием Димитровым Молотов даже назовет потсдамские решения «признанием Балкан как советской сферы влияния». Москву вполне устраивало и сохранение за Большой тройкой ведущей роли в согласовании мирных договоров. Оставшиеся важные вопросы – подготовка мирных договоров, судьба итальянских колоний, регулирование водных путей – были переданы на рассмотрение нового органа – Совета министров иностранных дел трех стран с участием также Франции и Китая.
Общий баланс уступок представлялся Кремлю вполне приемлемым. А сражения по остальным советским требованиям предстояло продолжить в рамках СМИД.
«Важнейшим, хотя и никогда не произносимым итогом Ялты и Потсдама было восстановление фактического преемства СССР по отношению к геополитическому ареалу Российской империи в сочетании с новообретенной военной мощью и международным влиянием, – считает Наталия Нарочницкая. – Это, в свою очередь, определило неизбежность „холодного“ противодействия результатам победы, восстановившим на месте Великой России силу, способную сдерживать устремления Запада».