От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

А нарком продолжал свою миссию. На гидросамолете слетал в Усть-Камчатск, помня просьбу Сталина обратить внимание на заготовку красной икры. Микоян вернулся в Москву в середине октября, когда Сталин уже уехал на отдых в Сочи.

Сталин, Молотов и Америка

В начале октября, как пишут даже солидные исследователи, у Сталина случился инсульт, из-за чего 3 октября – в день завершения Лондонской конференции – Политбюро оформило ему отпуск, чтобы скрыть это обстоятельство. Дед ни о чем таком не вспоминал. И если инсульт был, то из разряда микроинсультов. Скорее, если о чем и могла идти речь, то максимум о транзиторной ишемической атаке. Во всяком случае Сталин проводил встречи, отбыл в Сочи и давал оттуда руководящие указания.

Сталин и Молотов 8 октября встречались с делегацией общества «Финляндия – СССР» во главе с его председателем, министром просвещения Хело. Встреча началась в 22.05 и продолжалась полтора часа. Не похоже, что Сталин хворал.

Девятого сентября глава Совнаркома уехал на Юг, а на следующий день было опубликовано сообщение ТАСС о том, что «тов. Сталин отбыл в отпуск на отдых». За главного в Москве он оставил Молотова – во главе «четверки». Тот оказался в довольно двусмысленном положении. «Формально руководителем в отсутствие Сталина остался Молотов, – замечают историки Данилов и Пыжиков. – Но никаких принципиальных решений он не мог принять не только без согласования со Сталиным, но и без поддержки Маленкова, Берии и Микояна. Однако ответственность за все принимавшиеся этой „четверкой“ решения нес именно Молотов. Есть основания полагать, что именно этим и попытались воспользоваться Маленков и Берия с целью дискредитации Молотова в глазах Сталина во время его отсутствия в столице». К тому же и Сталин не спускал с него глаз.

Претензии к Молотову появились едва ли не сразу же. 13 октября Сталин шлет «четверке» гневное послание: «Как выяснилось, руководящие люди США и Англии гораздо лучше знакомы с делами конференции трех держав или мининделов, чем мы, советские руководители. Они знакомы в точности не только с высказываниями своих представителей на конференции, но и высказываниями советских делегатов… Все это говорит о нашей отсталости и неопытности в этой области… 1. Предложить Молотову и его помощникам в недельный срок разослать Сталину, Берии, Маленкову точную запись всех речей на конференции пяти министров в Лондоне;

2. Предложить Молотову разослать тем же товарищам запись или подробное резюме деловых бесед между ним, Бирнсом и Бевином в промежутках между заседаниями конференции; 3. Предложить Молотову разослать тем же лицам текст предложений и проекты решений делегаций США, Англии, Франции, Китая; 4. Принять за правило, чтобы Сталин, Молотов, Микоян и другие руководящие товарищи, обязанные в силу занимаемых должностей встречаться с представителями иностранных держав, – рассылали Сталину, Молотову, Берии, Микояну, Маленкову запись всех речей или подробное изложение всех речей, имевших место во время бесед с иностранными представителями.

5. Прошу провести это мое предложение, как решение Политбюро».

Дальше – хуже. Исчезновение Сталина из Москвы вызвало в мировой прессе и в дипломатических кругах массу слухов и спекуляций. Москва гудела, как растревоженный улей. Зарубежные газеты пестрели заголовками о его тяжелой болезни, состоявшейся или скорой отставке, а одна турецкая газета даже поспешила сообщить о смерти вождя.

Муссировался вопрос о преемнике. «Я один из немногих иностранцев в Москве, если не единственный, кто не уверен, что Сталин остается тем диктатором, каким его считают, – запишет в дневник Джордж Кеннан. – Я подозреваю, что власть находится в руках группы внутри Политбюро, в которой сильнейшие фигуры – Берия и Молотов. Я думаю, что не только Сталин уйдет с авансцены, отказавшись от поста Председателя Совета народных комиссаров, но и Молотов не захочет долго лично встречаться с одним за другим представителем зарубежного мира и покинет Комиссариат иностранных дел, возможно, после выборов, и вернется на прежнюю позицию Председателя Совета народных комиссаров».

Вероятнее всего, с подачи Берии (это ему прямо инкриминировали на июльском пленуме 1953 года) в московский журналистский пул была вброшена версия о развернувшейся битве за власть в Кремле, сильнейшими фигурами в которой объявлялись Молотов и Жуков (они же были наиболее сильными конкурентами Берии). Британская Daily Express уверяла, что Сталин готовится передать дела Молотову и стать «почетным старейшиной». Chicago Tribune повествовала о том, что «честолюбивые планы маршала Жукова стать диктатором имеют за собой поддержку армии, в то время как за Молотовым стоит коммунистическая партия». Соответствующие публикации любовно подбирались ведомством Берии и направлялись Сталину.

Конфликт между Молотовым и Жуковым в те дни действительно был. Но касался он совсем других материй. 20 октября Начальник тыла генерал Хрулев направил Молотову секретное послание: «В ноябре с/г заседание Союзного Контрольного Совета в Германии будет проходить под председательством Маршала Советского Союза тов. Жукова. По установившемуся порядку, обслуживание питанием участников заседаний производит председательствующий. Заместитель тов. Жукова генерал армии тов. Соколовский для этой цели просит выделить продовольственные товары обязательно отечественного производства. Об отпуске отечественных деликатесных продуктов также поступило ходатайство от маршала тов. Конева.

Прошу Вас предложить Наркоммясомолпрому, Наркомпищепрому и Наркомрыбпрому СССР выделить для просимой цели на 4-й квартал с/г. за счет переходящих остатков промышленности:

колбасы в ассортименте и копченостей – 4 тонны

икры разной – 3

рыбных изделий, сельдей и рыбных деликатесов – 8

шпрот и сардин и других консервов – 12 тыс. банок

кондитерских изделий в ассортименте – 3 тонны

водки – 10 тыс. литров

вин разных и коньяков – 70

папирос высшего сорта – 700.000 штук».

На записке Молотов наложил резолюцию: «Тт. Булганину, Хрулеву. Нельзя „угощенье“ превращать в пиршество несусветных размеров. Если раз в сто и больше сократить некоторые продукты (икра, вина и др.), вычеркнуть все роскошества (ананасы, варенье и т. п.), тогда я не возражаю». Как видим, к смещению Сталина это отношения не имело.

Меж тем мировые лидеры тоже не знали, что и думать о судьбе советского лидера. Зондаж решили провести на высшем уровне. 15 октября Гарриман напрашивается на встречу с Молотовым и заявляет, что получил послание от Трумэна для генералиссимуса Сталина, с поручением вручить лично, чтобы сделать необходимые комментарии. Молотов объяснил, что Сталин отбыл на отдых месяца на полтора. Но Гарриман настаивал:

– Речь идет о Лондонской конференции, и президент считает, что этот вопрос настолько важен для Советского Союза, США и для всего мира, что я надеюсь, что генералиссимус Сталин меня примет.

Молотов обещал проинформировать Сталина, что и сделал в тот же день. 18 октября Сталин писал «четверке»: «Ввиду выраженного вами желания я не возражаю против приема Гарримана в Сочи с целью выслушать его комментарии к посланию Трумэна. Если во время беседы с Гарриманом выяснится, что он не ограничивается своими комментариями и добивается решения вопроса, я отвечу, что, находясь в отпуске, не могу принять какого-либо решения без участия специального представителя правительства. В этом случае я вызову Молотова и вместе с ним примем решение… День приема – 24, 25 или 26 число сего месяца по выбору Гарримана». Молотов незамедлительно пригласил Гарримана, который выбрал, естественно, наиболее близкую по времени дату – 24 октября. На вопрос Молотову, составит ли он ему компанию, нарком ответил:

– Не знаю, окажется ли это необходимым… Кроме того, ввиду отсутствия Сталина я должен заниматься в Москве не только делами наркоминдела.

В назначенный день Гарриман был у Сталина. После приветствий посол приступил к сути:

– Президент поручил мне вручить Вам послание лично в силу ряда соображений. В первую очередь потому, что он хочет решить в реалистическом и дружественном духе ряд вопросов, вытекающих из того факта, что не были завершены длительные переговоры в Лондоне.

В письме Трумэна говорилось: «После возвращения из Лондона г-н Бирнс сделал мне доклад. Я был рад узнать, что Совет Министров Иностранных Дел достиг общего соглашения по ряду вопросов. Я считаю, что на этом первом совещании Министры достигли существенных успехов.