Отец Джо
Шрифт:
Отец Джо в задумчивости прошагал еще немного. У него еще сильнее зашевелились губы, еще больше выгнулись брови, а мочки ушей затрепетали.
— Тони, дорогой мой, ну а вот «внутри» э-э… «шкуры» миссис Тэтчер… ты хочешь сказать, что ты и думаешь так, как она?
— Да, часть меня думает как она.
— И эта часть — ее неприятная, недобрая сторона, да? Та самая, которую ты хочешь подвергнуть критике при помощи сатиры?
— Именно.
— То есть в таком случае и у тебя появляется эта неприятная, недобрая сторона, так?
— Ну-у… не обязательно.
И как мы только договорились до такого? А я-то считал себя экспертом.
— Все дело в подражании, — начал объяснять я. — Ты всего лишь подражаешь ее жестокости, лицемерию или чему там еще. Все равно как мальчишка, который идет за стариком и кривляется, передразнивая его хромоту.
—
— Да нет. Это занятие серьезное, для взрослых. Я считаю ее частью журналистики. Внушенная ложь, которая оказывается ближе к истине, чем любое количество тщательно раскопанных фактов.
— Ты уж прости, дорогой мой, но… сатира — ложь?
— Только в том смысле, что любой вид искусства — измышление.
Отец Джо прошел еще немного; опустив голову и озабоченно нахмурив подвижные брови, он размышлял над услышанным. Молчание тянулось так долго, что я уже готов был нарушить его, как вдруг отец Джо остановился.
— А ты не думаешь, дорогой мой, что если будешь часто э-э… подражать жестоким и лицемерным людям, это в конце концов скажется и на тебе?
— Да, с сатириками так бывает — они могут превратиться в тех, кого высмеивают. Но я готов рискнуть, если это поможет сковырнуть ублюдка.
— И часто сатира приводит к «сковыриванию ублюдка»?
— Увы, нечасто.
За год до того, еще в Штатах, я стал свидетелем множества зловещих предзнаменований, суливших перемены в расстановке сил на море. «Ньюсуик» впервые поместил пародию на свою обложку, изобразив Шона Келли, актера, под именем Алфреда Джинголда, написавшего пародию-бестселлер на каталог фирмы «Л. Л. Бин», торгующей готовым платьем по почте. А еще они поместили меня. Попасть на обложку было, конечно, здорово, однако сама статья оказалась скорее негативного плана, в ней намекали на пародию как на паразита культуры. Я не то чтобы был категорически не согласен — все это так, если мишень пародии тривиальна и сама пародия касается скорее формы, чем содержания. Мы с Шоном постарались донести свою точку зрения, тут же опубликовав в издательстве «Бэллентайн Букс» пародию под названием «Не Библия», которая включала в себя тексты, прежде не известные библеистам, например, «Ранние годы Христа». Вообще-то это получилась скорее не пародия, а лобовая сатирическая атака на не обремененных верой в Христа фарисеев Фолуэлла, Бэккера, Робертсона и К о; однако именно кардинал Бостонский заступился за Иисуса. Его Высокопреосвященство объявил «Не Библии» решительное non imprimatur [56] и потребовал изъять тираж из продажи. «Бэллентайн», вместо того чтобы ткнуть ханжеского Князя Церкви носом в Первую поправку, взяло и перестало рассылать книгу. Моральные извращенцы из братства рыцарей Колумба и католического Легиона благопристойности, которых мы с Шоном поприжали десять лет назад, теперь командовали парадом.
56
Не дозволено цензурой (лат.).
В Британии все должно было быть лучше, с ее-то традиционными непочтительностью и любовью к экспериментам, взять хотя бы две вещи: хит «Ну и неделька была» и шоу «Монти Пайтон». В довершение ко всему в Британии имелась замечательная оппозиция левого толка — не сравнить с нашими заплесневелыми и готовыми на компромисс демократами. В Британии уж точно получится сказать правду властям, прищучить этих сильных мира сего.
В действительности Лейбористскую партию возглавлял старикан Майкл Фут, который умудрился выставить Уолтера «Фрица» Мондейла [57] настоящим Рэмбо. А тем временем Мэгги, подружка Ронни Рейгана, скушав и бастовавших шахтеров, и Фолклендские острова, пребывала в зените своей власти. Кроме того, Родж, Пит и я были не в курсе одной тонкости, на которую сразу же настроил свои антенны политически подкованный и сверхамбициозный Ллойд. Между политиками и чиновниками от радио- и телевещания — в особенности от «Би-би-си» — давно уже существовали трения по поводу выпусков политической сатиры на британском «голубом экране»; все началось еще двадцать лет назад с программы «Ну и неделька была». Обе стороны напирали
на свой огромный опыт по «обращению» с политической сатирой. Ллойд уже пытался провести корабль по этому мелководью с помощью «Не „Вечерних новостей“».57
Демократической партии.
Мы заключили удачную сделку с Центральным телевидением, бирмингемским отделением Независимого телевидения — нам предоставили свободу творческого самовыражения, большей частью потому, что директор Центрального, Чарлз Дентон, оказался из нашего лагеря. Но по этим же самым причинам правление Центрального, гораздо более консервативное, намеревалось не спускать с нашей команды глаз.
— Отец Джо, кажется, вас тревожит то, как сатира сказывается на самом сатирике.
— Видишь ли, это подражание злу… Но, я надеюсь, ты все же никоим образом не совершаешь зло, правда? По этому вопросу как раз есть высказывание у святого Августина. В своем труде «Исповедь» он допускает грех, знание о грехе, даже стремление к греху. Мы все носим в себе зло. И очень важно признать это. Возможно, твоя сатира — способ признать зло в себе, не поддаваясь ему.
— Это утешает. И все же меня больше интересует то, как мои нападки скажутся на моих мишенях, как они изменят мнение людей о власть имущих.
— Ты можешь привести примеры?
— Ну, взять хотя бы выступления театра «За окраиной»: тори, Англиканская церковь, романтизация Второй мировой… Вольтер в свое время метил в иезуитов. Стэнли Кубрик — в американский милитаризм.
— Так значит, цель сатиры — изменить мнение людей о тори, иезуитах, американских военных?
— Обычно присутствует в некотором роде противостояние, вроде «мы — они». Сатира — одно из средств, которым безвластные защищаются от власть имущих. Или бедные от богатых. Или молодые от пожилых.
— Сатира всегда разделяет людей на два лагеря?
— Похоже на то.
— А это хорошо?
— Так устроен мир, отец Джо. Люди мыслят группами. Мы — хорошие, вы — плохие; мы — умные, вы — глупые; мы — сливки общества, вы — его отбросы. На мой взгляд, по такому же принципу действует и юмор. Даже самые примитивные анекдоты. Англичане рассказывают анекдоты про ирландцев. В Америке принято высмеивать поляков — так уж сложилось, что американцы держат их за дураков.
— Расскажи мне анекдот про поляков.
— Ладно. У чего IQ равняется 212?
— Даже не догадываюсь, дорогой мой.
— У Варшавы. [58]
Отец Джо уставился на меня, выжидая.
— Здесь надо смеяться?
— Именно. У целого города IQ в сумме равен 212. [59]
— Вот как! Но ведь поляки — такой тонко чувствующий народ, разве нет? Нация трагичная и поэтичная. И многострадальная. Вспомни Шопена. Или его святейшество Папу Римского.
58
Население города на тот момент насчитывало около 2 млн человек.
59
202 — уже признак гениальности.
— Ладно, договорились — Шопен и Иоанн Павел II к анекдотам о поляках отношения не имеют. Кстати, сейчас все большую популярность набирают анекдоты о тори. Или блондинках. А еще — о французах.
У отца Джо загорелись глаза.
— Расскажи-ка анекдот про блондинку.
— Отец, вы обнаруживаете прямо-таки непозволительное любопытство.
— Мне нравятся блондинки.
Я рассказал отцу Джо вполне безобидный анекдот про блондинку.
Он не понял. Я объяснил ему про тупость блондинок. Но отец Джо все равно выглядел озадаченным.
— Но разве это не жестоко — говорить про людей, что они тупые, в то время как им это не свойственно?
— Ну, думаю, большого вреда в этом нет… так… вроде предохранительного вентиля — выпустить пар на почве половых или этнических трений.
— Понятно.
Мы еще долго шли в полном молчании. Отец Джо теперь хмурился, его поджатые губы двигались с ритмичностью вздымавшейся и опадавшей диафрагмы.
— Видишь ли, дорогой мой… мне кажется, существуют два типа людей: те, кто делит мир на две противоположные группы, и те, кто… не делит его.