Отец на час. Работает спецназ
Шрифт:
— У меня врожденная дальнозоркость.
— А у меня грудь некрасивая. Приобретенная...
— Да твою мать, тогда мы просто созданы друг для друга!.. — Влад грубовато возвращает меня на кровать.
Я обиженно-шумно дышу и позволяю снять с себя топ. Откидываюсь на подушку. Я предупредила, если что. Надо было раньше операцию сделать, кто ж знал, что на моей улице такой грузовик цвета хаки опрокинется?
— Дурочка, — бормочет Влад, жадно сминая полушария руками.
— Сами… такие.
Кусаю губы от удовольствия, растекающегося
— Ам. — Влажный рот сжимает возбужденный сосок.
Ноги инстинктивно хочется развести пошире, потереться о внушительную ширинку. Сказано — сделано. Нетерпеливо дергаюсь, пока Влад с должной сноровкой справляется с замком на шортах и бельем.
— О-о, — сипло рокочет, нападая на вторую грудь.
— О-го, — пищу я... или мой одичавший клитор от умелой сексуальной ласки. Точно кто-то из нас.
В промежности влажно и на редкость скользко. Хоть посыпай.
— Нижняя начальница посговорчивее будет, — Влад засовывает в меня два пальца и давит.
— Какая пошлость!.. — срываюсь на крик, почти поймав быстрый оргазм.
Тут же разочарованно стону, потому что ладонь выскальзывает из шорт.
— А ей заходит. — Влад смеется, поднимается, оставляет меня без одежды.
Быстро избавляется от своей и сбрасывает все на пол.
Его движения становятся резкими и нетерпеливыми. Во мне, буду честной, терпения тоже ни грамма.
Закусив губу, приподнимаюсь и хочу разглядеть сорокадвухлетнего Аполлона, но ничего, кроме упругого, увитого тугими венами члена с внушительной головкой не вижу.
О святая Белла-Мария!
Это все мне?..
Я округляю глаза и обхватываю загорелые плечи, когда Влад снова оказывается рядом. Решаю наслаждаться моментом. Это как в бизнесе: когда прет, надо снимать сливки.
Мы тянемся друг к другу и слипаемся в долгом, чавкающем поцелуе.
Голые и голодные.
Мозг окончательно вырубается, когда горячий твердый член толкается в меня. Выгнувшись, принимаю первый удар, обалдевая от пьянящих ощущений. Так бывает?..
— Да... Вот так вот, — хрипит Влад, вбивая мое тело в кровать. — Довыделывалась!..
Удары такие хлесткие, что спинка впервые в этом доме бьется о стену. Я делаю то, что и обещала, — кричу, но рот накрывает мужская рука.
— Ш-ш-ш, красавица, — прищуривается и усмехается. — Детей разбудишь.
У меня есть дети?.. Я плохая мать.
Мои руки изучают твердое тело. Нос улавливает новые ароматы. Терпкие, кисло-сладкие и вкусные. Все органы чувств млеют от наслаждения. Я в шоке, что так бывает!
Я в шоке, что так бывает! Блин!
Низ живота стягивает тугим узлом, тело выгибает дугой.
Сексуальная неудовлетворенность зрела во мне слишком долго, поэтому выходит рвано и быстро. Точечными судорогами и разливающейся после них в теле мягкостью. Мышцы настолько плотно сдавливают член внутри, что Влад, обхватив мою грудь двумя руками, мощно кончает. По-мужски красиво:
с хрипами, тяжелым дыханием и прикрывающимися веками.Замирает.
И резко тянет меня на себя, заваливаясь на кровать, которая жалобно поскрипывает.
— Погоди бежать, узурпаторша, — уверенно удерживает мои плечи. — Дай отдышаться.
Я смущаюсь и, прикрывая локтем грудь, смиряюсь. Расслабленное тело все еще клокочет от оргазма, мозги всмятку, будто там вообще пусто. Надеюсь, он не выбил из меня все до конца. Как я буду работать?
Господи, о чем я вообще?..
— Что это? — вдруг хмурюсь, замечая на левом бедре внушительное пятно из светлых шрамов.
Выглядит страшно.
— Осколочное ранение. Ерунда… — отпускает в потолок.
Я задираю голову и смотрю на него испуганно.
Ерунда?..
Жизнь ведь меня к такому не готовила. Вот эти мужчины, которые, как оголтелые, рвутся в бой и рискуют собой. Да хотя бы просто идут в армию!.. Помню, Побединскому в хирургии вросший ноготь с анестезией выдирали. Он потом месяц хромал и требовал, чтобы за ним все ухаживали. Чуть инвалидность у государства не выпросил.
Влад опускает теплую ладонь мне на щеку и ласково водит по ней большим пальцем. Вздыхает так, что я вместе с ним приподнимаюсь и опускаюсь, а затем улыбается зелеными глазами.
Я, кажется, влюбляюсь, потому что никогда в жизни не видела, чтобы у человека улыбались глаза, а сейчас замечаю и восхищаюсь.
— Ну чего ты испугалась? Я же говорил, что на войне был.
— Я, вообще-то, думала, ты там кур и петухов гонял…
— Ну… было дело, мы немного поменялись, и петухи гонялись за мной, — подмигивает и смеется, будто это все шуточки ему.
— Влад…
— Ну что?..
Я, сдерживая унылый всхлип, — и откуда такая сентиментальность? — опускаю голову и тянусь пальцами к шрамам.
Обвожу их. Аккуратно и ласково. Снова и снова.
А если б его убили и мы бы никогда не встретились?..
— Пойду покурю, перезаряжусь и продолжим. — Влад сгребает меня в охапку, крепко целует в плечо и поднимается.
Я смущаюсь и пытаюсь прикрыться одеялом, на котором лежу. Тело вспыхивает искрами от того, как открыто он на меня смотрит.
— Ладно. Можешь здесь покурить, — скромно предлагаю. — В окошко, — киваю, приглаживая волосы.
— Ты сейчас серьезно? — подозрительно спрашивает, доставая сигареты из кармана брюк.
— Да. И по поводу штрафов я погорячилась...
— Ты какая-то странная стала.
Я веду взглядом по массивной груди, рельефному прессу, неприкрытому паху и снова смотрю на шрамы. Глаза слезятся.
— Все понятно, — ворчит он и, подхватив с кресла полотенце, оборачивает его вокруг бедер. — Вот отчего добренькая...
— Ну что?..
— Говорил мне батюшка в госпитале, что это ранение для чего-то Богом дано. — Он отворачивается к окну. — Я все понять не мог. Хоть где-то, получается, выстрелило!..