Отрочество

— Может, в картишки? — прерываю я монолог.

— Ну… — лоб моментально потеет, в глазах заплескалась опаска и недоверие.

— Не на деньги, — понимаю я заминку, — на мелкие желания. Помяукать там, погавкать, зайчика изобразить.

— Вот как!? — сероватый уже платок промокает лоб, — Зайчика, значит… хе-хе… Забавно.

— Я б сыграл, — оживляется унылый Виктор, и на его вялом лице появляется подобие улыбки, — ехать-то ещё долго, и нужно как-то развлекать себя.

— Да и, — вздохнул он, — вместо Дюма второпях взял с собой учебник древнегреческого языка, такая вот нелепица.

Играем в преферанс, попутно травим байки. Иван Ильич оказался препустейшим человеком, рантье-пустоцветом. В молодости получил домашнее образование, потом окончил юнкерское училище, страстно желая сделать карьеру и стать потомственным дворянином.

Дослужился до поручика, и на этом его карьера засбоила. Виной тому, разумеется, исключительно козни завистников. Получив наследство, уволился с превеликим облегчением, небезвыгодно женился, и ведёт ныне размеренную, адски скучную жизнь.

«— Не состоял, не привлекался, не участвовал» — отозвалось ехидно подсознание «человек «Не»»

— … в какой вы, говорили, гимназии? — делает «подходец» Иван Ильич.

— Пас! Не говорил. Прогимназию окончил, экстерном. Весной.

— Ах, экстерном… — он кивает с умным видом, — Понимаю, как же-с! Домашнее образование всегда в цене.

Беспокойно ворохнувшись, он прислушался к урчанию в животе и решительно встал, положив карты рубашками вверх.

— Пойду руки помою, — вскочил он с резвостью стригунка, и удалился трусцой.

Вернулся он нескоро, но игру мы так и не закончили.

— Время, отец, — Виктор щёлкнул крышкой наручных часов, — нам в вагон-ресторан пора [44] .

— Действительно, — заторопился он, — пора, пора…

— Серьёзный молодой человек, — весомо сказал Иван Ильич, проводив взглядом репортёра, отправившегося мыть руки, — целеустремлённый, вежливый, воспитанный. Сразу видно, из хорошей семьи. Сколько ему? Шестнадцать, Семнадцать? А уже репортёр, с серьёзными изданиями сотрудничает.

44

В начале путешествия официанты обходили пассажиров и раздавали им билетики на обслуживание в вагоне-ресторане. Обслуживание посетителей шло по сеансам («сериям»), определенным в путеводителях Общества, и по стандартному меню. В случае небольшого числа пассажиров возможно было и обслуживание по карте-меню.

— Сотрудничает, — хмыкнул Виктор, скептически искривив губы, — напечатали пару раз, и туда же, репортёр!

— Не без этого, — согласился отец, — прихвастнул. Кто ж без греха?

С обеда я вернулся несколько отяжелевшим, очень уж хорошие повара. Да и пассажиров по межсезонью мало, и скучающие повара буквально душу вкладывали.

— Уф-ф! — тяжело отдуваясь и вытирая поминутно багровое лицо, Иван Ильич тяжело уселся на диван, — Я, пожалуй, отдохну немножко, если вы не возражаете!

Сказав это, он откинулся назад, скрестил руки на объёмистом брюхе, и почти тут же засопел, уткнувшись подбородком в жирную грудь.

Недолго думая, я открыл саквояж, и вытащил книгу, на что живо отреагировал Виктор.

— У вас там не найдётся чего-нибудь более… — он выразительно помахал учебником древнегреческого, — живого?

— Кхм, — с трудом давлю смешок и показываю «Илиаду» на новогреческом, и Гегелевскую «Науку логики» на немецком».

— Экий вы… — он проглотил слова, пока младший брат заходился беззвучным смехом.

— Но живее ведь?! — через смех выдавил Николай.

— Н-да…

Пожимаю плечами, чувствуя себя почему виноватым, но решительно задавливаю в себе эту дурость. Ещё чего не хватало! Виноватиться за других, глупее этого сложно что-то придумать!

— Может, в шахматы? — не унимался скучающий Виктор, — Я спрошу у проводника!

Спрашивать не пришлось, набор шахмат нашёлся в купе, ну да и неудивительно — первый класс! Роскошь с той ещё несколько примелькалась и потому не режет глаза, но комфорт высочайший.

Проиграв пятую партию даже и с гандикапом в виде ладьи, коня и двух пешек, он окончательно скис.

— С таким складом ума вам дальше учиться нужно, — проворчал он.

— Волчий билет.

— Да-с?! Как интересно! То есть простите…

— Прощаю.

Неловкое хмыканье, и Виктор снова подступается.

— А если не секрет…? — и глаза чуть не горят, да и младшенький прислушивается, не скрываясь.

— Живость характера, — отвечаю несколько расплывчато, не желая вдаваться в подробности. Уже немножко жалею, что разоткровенничался, но что делать? Эффект попутчика! Впрочем, ничего страшного, можно и пооткровенничать. Заодно и кое-какие психологические кунштюки проверю.

Выдохнув облегчённо, Иван Ильич посмотрел вслед выпорхнувшему из вагона недавнему попутчику, пожёвывая губами.

— Неприятный молодой человек, — констатировал он, убедившись, что его точно не услышат, — боек не по возрасту, да-с…

Он кликнул носильщика и, переваливаясь, пошёл к извозчику, полный желчи и мизантропии. Каков наглец! В тринадцать лет так себя вести, в то время как заслуженные люди…

Мысли потомственного почётного гражданина и личного дворянина споткнулось о личную заслуженность, но быстро вернулись на накатанные рельсы.

… возраст, в конце-концов!

Дерзкий слишком, не по годам. Сидеть бы чинно, да слушать, что умные люди…

Мысли снова споткнулись, и в этот раз с пробуксовкой, не в силах зацепиться за что бы то ни было. От этого потомственный почётный гражданин пришёл в самое дурное расположение духа.

«— Напьюсь!» — с мрачной решимостью думал он, тяжко ступая на подножку накренившегося экипажа. Ишь, наглец какой! На равных!

— Субординацию никто не отменял, — вслух сказал он, — да-с!

* * *

— Двадцать пять рублёв жалования! — кидая шапку оземь, пучил глаза плешивый Кондрат на сходе, — Не пито, не едено, а денежки отдай, и греши! Ишь, учитель! Я тебя просил, учить ково? Я, может, супротив! С каких-таких наших? Построили! Опять в долги впутывают?!

— Верно! — визгливо крикнул Ванька Панков, топчась на месте в новеньких лаптях, и отчаянно вытягивая вперёд худую шею, — Мы тут все супротив! С каких-таких денег, а? Вот ни в жисть не поверю в благодетеля неведомого! Когда это было, што власти приходили и говорили — на, мужик, бери! Ослобонили когда, так и то половинчато. Ни воли толком, ни земли!