Паладин

Никакой из ударов, которые Солигосту приходилось встречать за свою жизнь, не был настолько тяжел, как чувство вины, которое навалилось на него невыносимым грузом, ни одна из болей не была настолько мучительной, как скорбь, пронзившая сердце и сковавшая дыхание. Мертв. Безвозвратно мертв. Как раньше уже никогда не будет. Рода Фрайхрайт больше не существует. Его гнездо разрушено, его идеалы попраны, память о нем сокрыта саваном позора, все носители этой фамилии погибли. Солигост тоже не чувствовал себя живым, хотя сердце его упрямо билось, повинуясь инстинктам.

Не в силах больше стоять на ногах, Солигост упал на колени, в согбенной позе продолжая цепляться за меч, который был для него последней и единственной опорой. Он чувствовал, как холодеет тело, как немеют мышцы, он больше не мог шевелиться, парализованный собственным горем. Абсолютно неподвижный, он напоминал о том, что все еще жив, лишь испуская едва заметные всполохи пара при дыхании.

Вымотанные и побитые соратники наслаждались полученной передышкой. Но время шло, а Солигост все не поднимался. Джессвел, забеспокоившись подошел к ренегату вплотную и попытался потрепать за плечо, после чего доложил, что тот словно камень, его не сдвинуть с места. Это вызвало некоторую растерянность. Затишье перед последней битвой? Солигост не выглядел так, будто был способен продолжать бой.

Следующим справиться о состоянии Солигоста подошел Крэйвел. Внимательно осмотрев страдальца, и припомнив их последние встречи и схватки, а также личный опыт, он заключил, что Солигост в данный момент пребывает в тяжелом противостоянии с собственным демоном. И если он проиграет, то им придется ввязаться в еще одну не менее сложную битву. Они кое-как справились с Фринростом, и у Крэйвела не было никакой уверенности, что справятся с демоном Солигоста.

– Необходимо привести его в чувство, – сказал Крэйвел.

Нервозный тон дал понять, насколько это важно.

– Может быть, все-таки убить его уже наконец? – предложил Лирэй.

– Не знаю, как он отреагирует на агрессию в свою сторону, – ответил Крэйвел. – Кроме того, это будет очень досадная потеря.

Он мог по достоинству оценить ценность Солигоста непосредственно, как бойца, как человека, а также мощь его души, которая могла бы стать настоящим бриллиантом в божественном венце Сельи. В лучшем случае, они смогут получить крайне ценного соратника, в случае похуже – просто потеряют его навсегда, при наихудшем раскладе, им придется сражаться с могущественным демоном прямо сейчас.

– Только через мой труп, – добавил Джессвел от себя.

Он так долго бился за Солигоста не для того, чтобы тому снесли голову, подло воспользовавшись мгновением слабости.

Фелисия предложила дать ренегату чая. Джессвел послушно отнес к окаменевшему Солигосту наколдованную чашку и поднес к его лицу. Не получив моментального результата, он запричитал:

– Ну давай, приходи в себя! Что с тобой такое?! Очнись!

То ли тепло и аромат чая, то ли слова Джессвела подействовали, но так или иначе, сковавшая тело судорога, наконец, отпустила. Солигост оскалился, когда вернулся в реальность, и вновь ощутил наплыв тяжелых переживаний, преодолев апогей агонии, он без сил повалился на землю, с облегчением погружаясь в беспамятство. Джессвел в недоумении повернулся к Крэйвелу – ему показалось, что только он понимает, что происходит.

Солигоста оттащили к наспех организованному лагерю в тени обрыва, защищавшего паладинов от пронизывающего ветра. Быстрая оценка состояния привела к выводу, что Солигост спит, судя по глубоким теням у него под глазами, ему это давно было необходимо. Остальные взялись за свои привычные дела, обустраивали лагерь, готовили еду, лечились, чистились и чинились. Как только им удалось справить все свои основные нужды, игнорируемые целые сутки, все улеглись спать. Нести караул решили по очереди короткими отрезками времени. Первым вызвался Крэйвел. Он пребывал в приподнятом настроении и не беспокоился о недосыпе и переутомлении. Даже галлюцинации не тревожили его в этот день, несмотря на то что он вполне ожидал их появления. А когда пришел его черед поспать, никакие кошмары не мучили его.

Прошел день, все отдохнули и отъелись. Ренегат не просыпался. Джессвел беспокоился. Он совершенно не понимал, что случилось с Солигостом. Человек, который казался ему несгибаемым, вдруг будто сломался. Он, конечно, не ждал, что одолеет древнего клятвопреступника в бою один на один, но такого завершения схватки он ни при каких обстоятельствах не мог вообразить. Солигост не соизволил проснуться даже, чтобы справить нужду, и за ним пришлось ухаживать так же, как когда-то за переломанным Джессвелом.

Крэйвел куда лучше понимал состояние Солигоста. Предельное истощение, усталость, накопившаяся за столетие, гора неразрешенных конфликтов и скорбь по семье, к истреблению которой он сам же приложил руку. Некуда возвращаться и не к кому, все силы растрачены впустую, больше никаких целей, никакого смысла. Полный крах.

Когда отряд собрался с силами, чтобы выдвинуться в обратную дорогу, Джессвел хотел забрать фламберг Солигоста, но Крэйвел запретил прикасаться к нему. Кто знает, каковы были результаты противостояния Солигоста и его демона, может быть, демон теперь внутри меча, Крэйвел не хотел проверять. Фламберг остался торчать в скале.

– Если он ему понадобится, сам за ним вернется, – хмуро заявил Крэйвел, хотя предпочел бы, чтобы этого никогда не случилось.

Везли Солигоста на призванном скате. Для удобства с ренегата было решено снять доспехи, эта рванина все равно уже ни на что не годилась. От холода Солигоста спасал согревающий талисман. Кроме прочего, у него нашелся зачарованный свисток, хранящий мертвых скакунов, его предстояло уничтожить, как артефакт некромантов. А также та самая карта, которую Лирэй отдал чернокнижникам в обмен на припасы. Вывод был неутешительным – маги никуда не переезжали, братья-ренегаты перебили жителей той скромной обители.

Всю дорогу Лирэй и Джессвел спорили о том, заслуживает Солигост прощения или нет. Лирэй настаивал на казни без компромиссов, он неустанно перечислял все преступления, которые Солигост совершил на его памяти, и напоминал, что это лишь список того, что известно. Хьола и Фелисия были полностью согласны с этим. Крэйвел предпочитал поддерживать нейтралитет в этом вопросе, но он отдавал себе отчет в том, что проявляет снисходительность к Солигосту только из жалости к его нелегкой судьбе.

Джессвел сокрушенно согласится, с тем, что защищает Солигоста лишь из нездорового фанатизма, в котором было больше эгоизма, чем искреннего сопереживания. Остаток пути молодой паладин пребывал в довольно мрачном расположении духа. Ему было что обдумать и о чем потревожиться. Зато отряд мог отдохнуть от его неугомонности.

Ренегата везли сразу в столицу. Там находился верховный суд, главный храм, королевский дворец, и когда-то – поместье Фрайхрайтов, которое давно снесли до основания так же, как недавно Ронхель. В столице жили и большинство прочих клятвенных родов, в том числе Кримарифы, выходцем из которого был Крэйвел, и Давильнисы, к которым принадлежал Лирэй.

Однако древние паладины совсем не испытывали воодушевления от посещения родных мест. Лирэю было безразлично. Его связь с семьей за долгие годы истлела совсем. Никого из ныне живущих Давильнисов он не знал лично и не имел ни малейшего желания знакомиться с ними. Возможно, родичам и было бы интересно взглянуть на древнего паладина из их рода, который прошел через покаяние и возвращался в родную гавань с легендарной победой, но Лирэю было все равно. Он испытывал больше родственных чувств к Вингрису и Вторнику.