Память льда

— Я сперва и зашла, но от тебя воняло, как из отхожей ямы в какой-нибудь задрипанной таверне. Неужели ты согласился бы позориться перед Керулием? Тебя нужно было отмыть и накормить, а я не нянька, чтобы возиться со всякими пьяницами.

Ворчун ничего не ответил.

«Боги, ну почему все женщины в мире не могут быть покорными и молчаливыми? — Однако, подумав еще немного, он хмуро почесал лоб и рассудил: — Хотя, пожалуй, это было бы еще хуже. Мужчинам все же приятнее гасить пламя, чем раздувать едва тлеющие угли».

— Да проснись ты уже, — одернула его Каменная. — Мы пришли.

Моргая, Ворчун уставился на покосившийся домик. Ничего особенного: щербатые кирпичи со следами штукатурки, плоская крыша с подгнившими стропилами. Чтобы войти внутрь, им с Каменной пришлось бы пригнуться. Но командир стражников входить туда не торопился.

— Он что, не мог купить жилище поприличнее? — удивился Ворчун.

— Керулий — скромный человек, — парировала Каменная. — Его древний бог не любит пышность и церемонии. И потом, учитывая недавние обстоятельства, дом этот достался Керулию почти даром.

— Какие еще недавние обстоятельства?

— Чтобы освятить землю для древнего бога, нужно пролить кровь. А тут целая семья покончила жизнь самоубийством. Это случилось почти неделю назад. И Керулий…

— Обрадовался? — подсказал Ворчун.

— Ну, только отчасти. Его, разумеется, опечалила безвременная смерть нескольких человек.

— Еще бы!

— А затем предложил сбавить цену.

— Кто бы сомневался.

— В общем, теперь здесь храм.

Ворчун резко повернулся к женщине:

— Учти: если я иду к Керулию, то это еще вовсе не значит, что я собираюсь принять его веру.

— Тебя никто и не заставляет, — поморщилась Каменная.

— Ты меня хорошо поняла? И Керулий пусть тоже зарубит это себе на носу. Я не намерен преклонять колени перед его богом или хотя бы подходить к алтарю. Если это Керулия не устраивает, я лучше вообще к нему не пойду.

— Да успокойся ты! Никто тебя никуда не втягивает. Очень нужно!

Командир стражников предпочел не заметить насмешки на лице спутницы.

— Ладно, веди, — буркнул он.

Каменная потянула дверь на себя:

— Местные меры безопасности: дверь открывается наружу и ее не так-то просто выбить. Еще одна хитрость: сама дверь шире, нежели дверной проем. Разумно, правда? Это «Серые мечи» придумали. Если паннионцы прорвутся в город, их тут на каждом шагу будут ждать ловушки.

— А что, «Серые мечи» опасаются уничтожения городских стен? Веселого мало. Получается, мы все в западне. Когда тенескарии будут жарить нас на обед, едва ли Керулий вторично спасет наши души.

— Какой же ты пессимист.

— Скорее уж реалист, дорогая.

Каменная пригнулась и вошла в узкий дверной проем. Ворчун немного помешкал, а затем тяжело вздохнул и двинулся следом.

Они попали в небольшую переднюю с голыми стенами и полом, выложенным грубыми плитками. В нишах горело несколько светильников. На железных крючках висела простая одежда. Напротив первой двери находилась вторая, занавешенная длинным кожаным фартуком. Пахло щелочным мылом с легкой примесью желчи.

Женщина сняла плащ, повесив его на свободный крюк.

— Керулию рассказали, что хозяйка дома выползла сюда из комнаты и тут умерла. А кишки волочились по полу следом. У властей возникло подозрение, что здесь не все так просто. Либо ее принудили к самоубийству, либо она потом передумала.

— А может, молочник постучал в дверь и она хотела крикнуть, что сегодня молоко брать не будет, — предположил Ворчун.

Каменная некоторое время молча смотрела на него, как будто всерьез оценивая эту версию, а затем пожала плечами:

— Мне кажется, малость заковыристое объяснение, хотя кто знает? Всякое бывает.

Отодвинув кожаный занавес, она пошла в комнату. Ворчун, тяжело вздыхая, поплелся следом.

Большая комната занимала все остальное пространство дома. В задней стене имелось несколько ниш, занавешенных простыми тряпками. Скорее всего, альковы эти служили либо кладовыми, либо спаленками. Узенький коридор под сводчатым потолком вел в сад во внутреннем дворике. В одном углу громоздились простые деревянные скамьи и сундуки. Середину комнаты занимал очаг, совмещенный с горбатой глинобитной печью. Оттуда исходили приятное тепло и еще более приятный запах свежевыпеченного хлеба.

Керулий сидел прямо на полу, слева от очага, поджав под себя ноги. Жрец склонил голову, на выбритой макушке блестели капельки пота.

Каменная сделала шаг вперед, остановилась и припала на одно колено:

— Хозяин, мы пришли.

Жрец поднял голову. Его круглое лицо озарилось улыбкой.

— Я сумел стереть все плохое с их жизненных дощечек, — сообщил он. — Теперь их души успокоились. У них очень интересный призрачный мир. Я даже слышу детский смех.

— Ваш бог милосерден, — прошептала Каменная.

Морщась, Ворчун направился к сундукам.

— Керулий, я пришел поблагодарить вас за то, что спасли мне жизнь, — выпалил командир стражников. — Простите мою тогдашнюю грубость. Вижу, ваше имущество уцелело. Очень рад… А теперь позвольте откланяться.

— Подожди, командир. Иди сюда.

Ворчун подошел.

— Я хочу кое-что передать для твоего друга Бьюка… это поможет… в его затее.

— Неужели? — удивился Ворчун.

Краешком глаза он заметил, что Каменная следит за ним внимательно и даже ревниво.

«Совсем тронулась девка».

— Будь добр, открой второй сундук… Да-да, вон тот, железный… Видишь, что лежит на темно-сером сукне?

— Вы про глиняную птичку?

— Да. Скажи Бьюку, что птичку следует истолочь в порошок, а потом смешать с охлажденной водой. Воду нужно хорошенько прокипятить. Пусть отсчитает сто ударов сердца и только тогда снимает с огня. Запомнил? Когда раствор глины остынет, его надо выпить. Вот и все.

— А с какой стати Бьюку хлебать эту мутную жижу?

— Глина снимет боли у него животе и поможет кое в чем другом. В нужное время он обо всем узнает.