Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
– Каких результатов? Мне не нужны подробности – просто обрисуйте ситуацию, чтоб они были довольны. Поверьте, это в ваших интересах.
– Хорошо. Рано утром наш отряд свяжется с ее любовником, с этим Лэтемом, и скажет: если он хочет видеть ее живой, пусть приходит на свидание в парк или к какому-нибудь памятнику, в общем, туда, где могут укрыться несколько наших лучших снайперов. Когда он придет, обоих изрешетят пулями.
– Где свидание?
– Решает отряд, не я. Понятия не имею.
– Где ее сейчас содержат?
– Какое Берлину до этого дело? – Неонацист вдруг прищурился, вопросительно
– Откуда я знаю, черт возьми?
Услышав повышенный тон, питбули устрашающе зарычали.
– Я просто повторяю то, что мне приказали узнать!
Встревоженный Лэтем чувствовал, как по лицу струился пот. Выдержка, черт возьми, и еще раз выдержка! Еще немного осталось!
– Ладно. Почему бы и нет? – сказал низкорослый двуногий бульдог. – Поезд идет, и с расстояния в пятьсот миль его не остановить. Она на квартире на рю Лакост, дом 23.
– Номер квартиры?
– Отряд мне не сообщал. Она сдавалась, у них даже телефона нет. К утру они, естественно, исчезнут, а хозяин останется с платой за несколько месяцев и без жильцов.
«Шаг первый, – подумал Дру. – Шаг второй – избавиться от этих проклятых собак и остаться наедине с Кенигом».
– По-моему, это все, что требовалось Берлину, – сказал он.
– Ну, так какую информацию вы должны мне передать? – спросил нацист-лютеранин.
– Скорее приказ, чем информацию, – сказал Лэтем. – Вы должны временно прекратить деятельность, не отдавая и не получая ни от кого указаний. В нужное время Берлин с вами свяжется и прикажет возобновить операции. Более того, захотите получить подтверждение переданного мною приказа – делайте это на самом нижнем уровне, желательно через Испанию или Португалию.
– Безумие какое-то! – захлебнулся миниатюрный прелат, а собаки зарычали и одновременно щелкнули зубами. – Haltet! – заорал он, успокаивая животных. – Я самый законспирированный человек во Франции!
– Меня просили передать, что так же думал некто по имени Андрэ, так теперь с ним покончено.
– Андрэ?
– Я же сказал – я не знаю, кто он и что все это значит.
– Mein Gott, Андрэ! – Голос нациста ослабел, лицо выражало смятение и страх. – Он был так хорошо замаскирован!
– Простите, не понял, ячейки в Америке не от всех требуют знания немецкого. В Берлине считают, он сделал ложный шаг.
– Его невозможно было обнаружить.
– Значит, возможно. Сказали, что он вернулся в Страсбург – кто его знает, где это.
– Страсбург? Так вы знаете.
– Ни черта я не знаю и знать не хочу. Мне бы добраться до Хитроу и сесть в самолет до Чикаго.
– Что я должен сделать?
– Я уже сказал, Геракл. Утром звоните своим связным в Испании или Португалии – по телефону подальше отсюда, – получаете подтверждение моих приказов и действуете, как хочет Берлин. Куда уж яснее?
– Все так сложно…
– Сложно, черт возьми, – сказал Лэтем, беря Кенига под локоть, и тут же зарычали собаки. – Давайте
загоните собак, я за вами следом. С вас выпивка хотя бы.– Да, конечно… – Кениг отдал команду, и два питбуля бросились в открытую дверь. – Ну вот, герр зонненкинд, заходите.
– Сейчас, – сказал Дру, резко захлопывая дверь, и рванул нациста на себя. С его плеч упала голубая шаль, обнажая небольшой пистолет у него в левой руке. Прежде чем обескураженный Кениг смог среагировать, Лэтем схватился за оружие, выворачивая его против часовой стрелки в надежде, что у нациста или запястье треснет, или пистолет вывалится; кисть и в самом деле ослабла, пальцы Кенига растопырились от дикой боли. Дру схватил оружие и отбросил его в траву.
За этим последовало нечто похожее на смертельную схватку двух зверей в человеческом обличье, охваченных каждый своей страстью – один идеологической, другой глубоко личной. Кениг походил на шипящего атакующего кота со стремительными бросками и мощными лапами, Лэтем являл собой зверя покрупнее – рычащего волка с обнаженными клыками, бросавшегося на горло противника – в данном случае, на все, за что можно ухватиться, удержать и остановить. В конце концов верх взял значительно превосходящий ростом и весом и слегка силой волк. Оба зверя, окровавленные, без сил, знали, кто выиграл схватку. Кениг лежал на земле, одна рука была сломана, другая растянута, а мышцы обеих ног частично парализованы. Лэтем с расцарапанными руками, с грудью и животом настолько измочаленными, что его подташнивало, навис над нацистом и плюнул ему в лицо.
Затем Дру нагнулся, вытащил из-за пояса моток веревки, которую ему дал Гюго, и стал связывать нацистского лидера, заводя ему руки и ноги за спину; при каждом сопротивлении веревки только затягивались туже. Закончив, Лэтем разорвал голубую шаль на ленты, как простыни в отеле «Нормандия», и вставил кляп псевдосвященнику. Взглянув на часы, он оттащил Кенига в кусты, точным ударом погрузил его в беспамятство, выхватил телефон и набрал номер Стэнли Витковски.
Глава 32
– Ты, сукин сын! – орал полковник. – Моро готов тебя пристрелить, и я его не виню.
– Значит, эти двое выбрались уже?
– Ты соображал, что делаешь? И вообще…
– Успокойся, тогда узнаешь.
– Мне успокоиться? Да, мне есть из-за чего успокоиться. Кортленда вызывают утром на Ке-д’Орсе отдуваться за твои проделки; тебя же объявляют персоной нон грата и выдворяют из страны; иностранное правительство заявляет мне официальный протест, а ты говоришь мне «успокойся»?
– За этим стоит Моро?
– Не совсем он.
– Тогда справимся.
– Ты слушаешь или нет? Ты напал на двух агентов Второго бюро, оглушил, связал, как заложников продержал несколько часов без связи и тем самым прервал важнейшее расследование французской разведки!
– Все так, Стэнли, но я добился прогресса, а Моро это нужно больше всего.
– Какого?..
– Пошли отряд морских пехотинцев в лютеранскую церковь в Нейи-сюр-Сен.
Лэтем дал Витковски адрес и рассказал про связанного Кенига в кустах.