Первая невеста чернокнижника

– Добро пожаловать, Алина, в Мельхом, - со злой иронией пробормотала я.

Оставалось надеяться, что жители демoнического замка вспомнят обо мне быстрее, чем обнаружат волки. На улице стремительно холодало. Я устроилась на широкой деревянной колоде, поджала коленки, но все равно замерзла, как цуцик.

Вдруг магическая дверь вспыхнула и открылась. С колоды меня подбросило со скоростью распрямленной тугой пружины. На гречишное поле, обалдело сжимая в каждой руке по посоху, вышла Ликерия.

– Придержи! – выкрикнула я.

Но было поздно: дверь мягко прихлопнулась,и из щелей в темноту брызнули красноватые всполохи, означавшие, что Мельхом забаррикадирoвал вход.

– Да блин блинский! – в отчаянье воскликнула я (на самом деле бранно выругалась непечатным словом).

Девица подняла голову. Темнота стерла черты, и лицо напоминало бледное пятно.

– Я была в Мельхоме, – заморожено сказала она.

– Как бы мне теперь туда попасть, - проворчала я и отбитым носком башмака раздосадовано пнула бесполезную дверь сарая.

– Там… не так, как я себе представляла. – Ликерия покачала oбстриженной головой.
– Ничего страшного. Даже летучих мышей нет.

Но есть летучий кот.

– И Макстен Керн не такой, каким кажется. Он просто отдал мне посох.
– Она с недоумением посмотрела на палки в своих руках. – Сказал, я заслужила. Не побоялась пойти в бой с голыми руками.

Спорнoе утверждение. Нож – так себе голые руки.

– Он хороший чeловек, - выдохнула колдунья.

– Не обманывайся, – хмыкнула я. – Макстен Керн вообще не человек.

асколоть пространство девчонке удалось только с третьего раза. Удивительно, как с такими плачевными навыками она решилась напасть на опытного чернокнижника. Поднявшийся ветер драл гречиху,и в воздухе, как мелкий снег, метались светлые цветочные лепестки.

– Увидимся, – попрощалась Ликерия, прежде чем войти в воронку.

– Воздержимся, - махнула я рукой.

Когда портал погас, то темнота показалась непроницаемой. Некоторое время я подслеповато моргала и не сразу в дверях сарая заметила Макстена. Он оперся плечом о кoсяк, скрестил руки на груди. За спиной виднелся кусочек стены с деревянными панелями.

– Заходишь? – тихо спросил он.

Пронзая подлеца злым взглядом, я приблизилась, остановилась на расстоянии вытянутой руки.

– Скотина.

Не переча, он подвинулся и пропустил меня внутрь. Я специально толкнула его плечом, чтобы не сомневался, что дама в ярости.

Мартиша ойбаш, превращенная в изваяние,исчезла. Кровожадный цветочек Васенька, целый и невредимый, закрыв створки, подремывал на подоконнике. Было интересно, сумел ли Эверт разморозить мать или до утра отбортовал в чулан вместе с сундуком, но любопытство не вязалось с образом оскорбленной невинности. Пришлось промолчать.

– Алина, – позвал меня Макс. В голосе никакого раскаянья, как будто я сама себя забыла на гречишном поле и вернула в замок, когда посчитала, что достаточно наказана.

– Пошел в задницу! – рыкнула я.

– Я хотел сказать, что в твоей комнате спит Мартиша, - объявил он мне в спину.

– И что?
– развернулась я и с вызовом дернула подбородком.
– Ты же не думаешь, что я улягусь с тобой в одну кровать?

– Тогда где ты собираешься спать?

– В твоей комнате, конечно, - пожала я плечами. – Вопрос, где будешь спать ты.

ЛАВА 7. Ликбез по родовым проклятьям

Полночи я крутилась в огромной кровати Макстена и пыталась заснуть. Проваливалась в полудрему и снова открывала глаза. В конечном итоге, когда меня сморил сон и перед глазами замелькали неясные образы, я почувствовала, что кто-то уверенной и дерзкой рукой гладит мое бедро. Все жеские вещи оказались в заложниках у Мартиши, оккупировавшей спальню, и пришлось натянуть рубаху Макса. Она доставала до колен и вполне сошла за ночную сорочку. А сейчас кто-то эту самую рубаху-сорочку задирал до самого пупа!

Мгновенно приходя в себя, я стремительно откатилась на другoй край кровати и свалилась на ледяной пoл. Подозреваю, что от грохота проснулась даже Дунечка в клети, приспособленной под курятник.

– лина,ты цела?
– с края кровати свесилась голова Макстена, потом и рука: – Помочь подняться?

Сквозь темноту я возмущенно таращилась на мужскую пятерню и хотела цапнуть за палец. Выразительно проигнорировав сомнительную помощь, я сама поднялась на ноги и одернула рубашку.

– Что ты делаешь, Макстен Керн? – надеюсь, что голос прозвучал холодно, а не oбижeно.

– Мирюсь.

К слову, он завалился в кровать полностью обнаженный и даже не потрудился прикрыться одеялом. Лежал во всей первозданной красе. Учитывая, чтo прямо сейчас он был обязан кукожиться на кушетке в гостиной и энергично прочухивать, по какой причине оказался сосланным на одинокую ночевку в спартанских условиях, ни нагота, ни наглость не радовали. Я вдруг почувствовала себя, собcтвенно, Макстеном Керном, отчаянно пытавшимся не свернуть шею Алине Захаровой, гонявшей на колдовской метле.

– Позволь уточнить, ты миришься, раздевая меня?

– Я выбрал способ, который понравится нам обоим.

– Ты мог просто извиниться, – сухо вымолвила я.

Видимо, он осознал, что легкого и приятного во всех отношениях примирения не получится. С усталым вздохом натянул на голые телеса одеяло и оперся спиной о высокое изголовье кровати. Ругаться с прикрытым Максом было проще, чем с обнаженным.

– Извиниться?
– повторил он хрипловатым голосом.

– чернокнижникам это запрещает вера?

– Нет, просто не за что.

– Да неужели? У меня на лице остались синяки!

– Не остались.

– Ладно, синяков нет, - фыркнула я, – но ты меня бросил среди ночи на другом конце света! Уму непостиимо. Хуже со мной только Эверт поступил, когда выставил из Мельхома в пижаме. Не пойму, это у тебя такой способ воспитания, что ли?

– А получается воспитывать?

– Нет, черт возьми! Мне двадцать три года, я сама способна кого угодно воспитать, даже вингрета. Скоро набью руку и за чернокнижников возьмусь, – заорала я.
– Убирайся из моей комнаты!