Первым делом

«В эту ночь решили самураи перейти границу у реки» — запел Николай Крючков на фоне титров Мосфильма.

— Ой, это прямо про тебя снято, — прошептала Варвара через десяток минут после старта картины, — ты же тоже самураев на Дальнем Востоке бил, как этот Клим.

— Да, похоже, — согласился я, — только я не танкистом, а лётчиком был. А ты, выходит, получаешься Марьяной.

На нас зашикали сбоку, мол мешаете наслаждаться искусством, мы и замолчали. Когда уже всё закончилось, Клим с Марьяной благополучно сочетались браком, а председатель колхоза благополучно последний раз пошутил про бодающегося комара, мы вышли на тёмную уже почти улицу, и Варя спросила:

— И как там самураи на Дальнем Востоке?

— Маленькие, узкоглазые и упёртые, как эти… как ослики — их тоже очень трудно переубедить в чём-то…

— Поподробнее рассказал бы, тебе же есть про что рассказывать, верно? — попросила она.

Я пожал плечами и выдал историю со сбитым Хироси Мифунэ, после чего Варя задумалась.

— Что, так прямо и распорол себе живот?

— Так прямо и распорол… на моих глазах практически.

— Это страшно наверно было?

— Ну да, страшновато, но на войне всякое случается, надо привыкать, — со вздохом отвечал я. — Ты лучше расскажи, что у вас на заводе нового случилось?

— Да ничего почти и не случилось с тех пор, как вы с Милем отъехали… Камов сделал опытный образец новой модели какой-то…

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я, — и что за модель?

— Винт у неё только один, сверху, но большой, метров шесть в диаметре.

— И чего, уже полетела это модель-то?

— Да, первый полёт был, но неудачный, подпрыгнула на десяток метров и тут же назад плюхнулась. Будем доводить…

— Да, вспомнил, что хотел спросить — а что про твоего Афанасия слышно?

— Во-первых, он не мой, — зло отрезала она (странно, подумал я, до этого был твой), — а во-вторых, ничего не слышно, пропал он с концами и всё тут.

— Ну и славно, — резюмировал я, — вот наши казармы, — и я сделал попытку поцеловать её в губы, а она не стала уворачиваться.

— Спасибо тебе, Веничка, — сказала она чуть позднее.

— За что спасибо-то?? — недоумённо переспросил я.

— За всё спасибо. А сейчас давай по своим казармам, время позднее.

Ну по казармам, значит по казармам, не стал спорить я, проводил её до места, вернулся к своему месту обитания, переждал массу скабрезных шуточек и завалился спать. А проснулся от того, что где-то совсем неподалёку взорвалось что-то очень серьёзное…

Я подскочил на своей койке мгновенно, подпрыгнули и все остальные.

— Нас бомбят? — спросил я в воздух, а ответил мне вбежавший в нашу казарму боец с окровавленной физиономией:

— Боевая тревога, подъём, всем по своим местам!

— Знать бы ещё, где у нас боевые места, — ворчал Толик, быстро, впрочем, одеваясь.

В это время ухнуло совсем рядом с нами, здание вздрогнуло, но устояло на месте, посыпались только стёкла. Мы не сговариваясь всей толпой ломанулись вон отсюда.

— Слушай мою команду, — закричал Миль, как самый старший среди нас, — рассредоточиться и по одному двигаться к нашему ангару.

Кисло пахло пороховыми газами, местные полуодетые бойцы метались в разные стороны и было такое ощущение, что орали все и одновременно. Мы с Толиком решили держаться друг друга и довольно решительно продвигались к нашему ангару. После того сильного взрыва, который выбил стёкла в казарме, наступило некоторое затишье.

— А что случилось-то, как думаешь? — спросил меня между делом Толя, — немцы напали что ли?

— Вряд ли немцы, у нас же общей границы с ними нету, — немного подумав, отвечал я, — скорее всего поляки. Или литовцы, но это совсем уж маловероятно.

А вот и наш ангар, целый и невредимый, вслед за нами тут собрались и все остальные лётчики нашей эскадрильи. А следом и представитель штаба прибежал, сообщив нам следующее:

— Все по машинам, немедленный взлёт, перебазируетесь под Бобруйск, аэродром расположен на юго-западе от города. От воздушных боёв уклоняться, если это невозможно, принимать бой. Границу не пересекать ни в коем случае, на провокации не поддаваться. Всё ясно?

— Так точно, — ответил за всех Миль, а потом добавил, — а кто на нас напал-то, товарищ лейтенант?

— Ориентировочно это поляки, эскадрилья Лосей отбомбилась… детали сейчас выясняет вышестоящее командование. Больше ничего не могу сказать.

— Они там в Польше что, совсем ё…у дались? — сказал себе под нос Толик, но лейтенант услышал.

— Разговорчики в строю! — грозно выкрикнул он, — выполняйте приказ, а всё, что сверху этого, узнаете в Бобруйске.

— Слушай, — сказал я Толику, крутя винт, — а Варю-то мы чего, здесь бросим?

— Сколько она весит? — задал мне он вопрос вместо ответа.

— Ну не знаю, — даже растерялся я, — килограмм 50, может 55.

— К себе в кабину если её закинешь, то перегруз небольшой будет, должны долететь.

И я тут же помчался искать подругу… и сразу же почти нашёл её — она сидела на каком-то тючке рядом с общежитием, целая и здоровая, но с остекленевшим взглядом, упёртым куда-то в горизонт, где занималась заря нового дня.

— Подъём, дорогая, — крикнул я ей, — быстро делаем отсюда ноги, пока целые.

— У меня там вещи остались, — сделала она попытку вырваться из моих рук.

— Некогда, — жёстко пресёк я её поползновения, — вещи дело наживное, жизнь дороже.

И я в быстром темпе потащил её к нашему ангару.

— Вот, — продемонстрировал я Варвару Толику, — привёл.

— Давайте в кабину в быстром темпе, все уже вылетели, мы последние.

В задней кабине, конечно, было тесновато вдвоём, но ничего, разместились. И автожир наш, хоть и с натугой, но взлетел после стометрового разгона. Толик заложил крутой вираж над аэродромом, я в это время напряжённо наблюдал за горизонтом, не появится ли откуда новая угроза, но нет — вроде обошлось. А когда полёт выравнялся, я немного успокоился и спросил у Вари:

— Москва-то с птичьего полёта как выглядит? Рассказала бы…

— А то ты сам не знаешь — вы же с Анатолием рядом с нами тогда летели.

— Да мне не до этого было, я вас в прицел высматривал…

Но ничего более про тогдашний полёт мне разузнать не удалось, потому что в переговорной трубке раздался истошный крик Толика:

— Истребители на хвосте, ты куда там смотришь??

Я спохватился и быстренько смерил оком пространство позади нашего А-седьмого… и точно, максимум в километре-полутора от нас висели две чёрные точки, весьма быстро увеличивающиеся в размерах.