Первый инженер императора IV

— Тогда идем. Время не ждет.

Мы подошли к самой отвесной скале у входа в ущелье. Я передал Ивану специально изготовленный крюк-кошку. Он без лишних слов зарядил его в свою Бьянку, привычно взведя мощный механизм. Затем прицелился, подняв арбалет почти вертикально вверх, выискивая подходящий уступ. Секунду он стоял неподвижно, затем тетива глухо щелкнула.

Крюк, оставляя за собой тонкий, почти невидимый след композитного троса, со свистом взмыл в серое небо. Он пролетел добрый кусок расстояния, ударился о скалу, скрежетнув металлом, соскользнул… и зацепился. Крепко, надежно, за небольшой выступ, поросший камнями и мхом.

Миша подошел к натянувшемуся тросу, ухватился за него обеими руками и несколько раз со всей силы дернул, проверяя крепление. Трос держался намертво.

— Готов, — отозвался он, поворачиваясь к нам. На его лице не было ни страха, ни сомнения. Лишь спокойная, деловая сосредоточенность.

Я посмотрел на них — на Мишу, на Святослава, на Ивана, державшего наготове второй крюк.

— Удачи вам, парни, — сказал я.

* * *

Миша ухватился за трос. Грубые, прочные волокна композита впились в ладони, но он почти не чувствовал этого. Все его существо, каждая мышца, каждый нерв были сейчас одним целым — единым механизмом, настроенным на выполнение одной-единственной задачи: подняться.

Он посмотрел вверх. Серое, безразличное небо, на фоне которого чернел неприступный, почти отвесный склон. Скала казалась живым, враждебным существом, которое с презрением взирало на крошечную человеческую фигурку у своего подножия.

— Готов, — бросил он коротко Ивану, который стоял внизу, держа наготове второй арбалет с крюком.

Командир кивнул, его лицо было непроницаемым. Рядом стоял барон Кулибин, его взгляд был внимательным, изучающим. А чуть поодаль — тот светловолосый парень из отряда Романовича, Святослав, с нескрываемым любопытством и толикой зависти смотрел на него, Мишу, которому выпала честь идти первым.

Миша глубоко вздохнул, выдыхая облачко пара в холодный утренний воздух, и начал подъем. Первые несколько метров были самыми простыми. Он шел, почти бежал по скале, отталкиваясь ногами и перебирая руками по натянутому тросу. Мышцы, привыкшие к нагрузкам, работали легко, слаженно.

Но чем выше он поднимался, тем круче становился склон, тем меньше было уступов, за которые можно было бы уцепиться. Трос, натянутый до самой вершины этого первого участка, заканчивался там, где крюк-кошка мертвой хваткой вцепился в скальный выступ. Дальше — только своими силами.

Он добрался до крюка. Отцепил от пояса один из тех странных, блестящих цилиндров, которые барон назвал «пневмоанкерами». Тяжелый, холодный, он непривычно лежал в руке. Миша нашел подходящую трещину в скале, чуть выше себя. Приставил анкер, как показывал барон. Уперся. Взял небольшой молоток, висевший на петле у пояса. Секунду помедлил, собираясь с духом. Размахнулся.

Бам!

Резкий, шипящий хлопок, похожий на звук взрыва. Отдача неприятно тряхнула руку, заставив на мгновение потерять равновесие. Он удержался, вцепившись свободной рукой в трос. А стальной штырь… он с лязгом вонзился в камень, войдя в него почти на половину своей длины.

Миша подергал его. Мертво. Он пристегнул к кольцу на конце штыря карабин со страховочной веревкой, второй конец которой был закреплен на его поясе. Теперь у него была надежная точка опоры.

Он перевел дух и посмотрел вниз. Его товарищи казались отсюда маленькими фигурками. Он видел их поднятые кверху лица, видел, как барон что-то показывает Святославу, видимо, объясняя на его, Мишином, примере.

Нужно было двигаться дальше. Следующий анкер. Он нашел еще одну трещину, чуть выше и правее. Снова приставил, уперся. Удар! Хлопок! Штырь вошел в скалу, как нож в масло. Еще одна точка страховки.

Так, шаг за шагом, удар за ударом, он полз вверх по этой бесконечной стене. Работа была монотонной, изматывающей. Мышцы предплечий и пальцев горели огнем, спина ныла от напряжения. Холодный ветер свистел в ушах, трепал одежду, пытался сбросить его вниз. Но он упрямо лез вперед.

Опустив голову вниз, чтобы хоть немного дать отдохнуть ноющей шее, Миша увидел, как Святослав карабкается следом. Может он и был лучшим по вскарабкиванию на их сопку или что у них там, но здесь был не спринтерский забег. Молодецкая удаль тут не работала. Здесь был марафон.

Передохнув, Миша снова стал взбираться.

Он не думал об опасности. Не думал о том, что будет, если он сорвется. Мозг был занят другим — поиском следующей трещины или рыхлости в породе. Это была работа. Тяжелая, опасная, но — работа. И он должен был ее выполнить.

Он уже поднялся довольно высоко. Земля внизу казалась далекой, почти нереальной. Фигурки людей превратились в крошечные точки. Он вновь сделал короткую передышку, прижавшись к скале, пытаясь унять сбившееся дыхание. Посмотрел наверх. До вершины оставалось еще метров двадцать, не меньше. Самый сложный участок — почти отвесная стена, лишенная явных уступов.

Ладно. Справимся.

Он снова взялся за анкер. Нашел узкую, едва заметную щель. Приставил. Уперся всем телом, стараясь занять как можно более устойчивое положение. Размахнулся. Удар.

И в этот момент случилось то, чего он боялся больше всего.

Карабин. Тот самый, что он закрепил на предыдущем штыре. Он щелкнул. Негромко, почти буднично. Но для Миши этот звук прозвучал, как удар грома. Он не проверил защелку. Поспешил. Понадеялся на авось. И теперь…

Мир качнулся. Ощущение опоры под ногами исчезло. Он летел вниз. Недолго. Секунду. Может, две. Но эта секунда растянулась в вечность. Он видел, как мимо проносятся серые, равнодушные камни, как удаляется серое, безразличное небо. В голове не было ни одной мысли. Лишь звенящая, ледяная пустота.

— Миша! — донеслись до него голоса побратимов, но так далеко, словно они были вообще по другую сторону этой жизни.

Рывок. Жесткий, почти ломающий ребра. Он повис на страховочном тросе, болтаясь в воздухе, как тряпичная кукла. Второй карабин, тот, что он закрепил еще раньше, выдержал. Он спас его.

Несколько секунд он просто висел, глядя вниз, на зияющую под ним пустоту, пытаясь осознать, что произошло. Сердце бешено колотилось где-то в горле, в ушах стоял гул. Руки и ноги дрожали так, что он едва мог ими управлять.

Он жив. Он выжил.

Посмотрев на своих побратимов, Миша увидел самую большую фигуру Руслана, который смотрел на него пристально, после чего поднял правую руку с, как Миша догадался, выставленным большим пальцем вверх.

Ага. Отличная работа. Иначе и не скажешь.

Злость. Холодная, яростная злость на самого себя, на свою глупую ошибку, вытеснила страх. Сцепив зубы, он ухватился за трос, подтянулся, уперся ногами в скалу. Нужно было лезть дальше. Теперь — еще осторожнее, еще внимательнее. Проверяя каждый узел, каждый карабин, каждую трещину.