Первый инженер императора IV
Шрифт:
— Много, — коротко ответил Иван, который тоже поднялся к нам. — Очень много. Десять тысяч, может, больше.
И тут я почувствовал то, чего никак не ожидал. То, чего здесь быть не должно было. Вибрация в пространстве. Эманации. Холодок побежал по коже.
Краем глаза я увидел, как губы Скворцова едва заметно вздернулись.
— Почувствовал, мой дорогой друг?
Да. Почувствовал. Магия. Вместе с ордой двигалась и она. Очень сильная, резонирующая в пространстве магия.
То, что приснилось Маргарите, конечно же, не было сном. Сны — это, знаете ли, штука
То, что видела Маргарита, было куда сложнее и, откровенно говоря, значительно неприятнее. Будучи Одаренной особой, она, хоть и владела своей Силой весьма прилично, но, увы, не идеально. Идеалу, как известно, предела нет, он всегда маячит где-то на горизонт, но при любой попытке сблизиться — резко разрывает дистанцию.
Именно поэтому с девушкой иногда случались такие вот… инциденты. Когда ее Дар, повинуясь собственной, совершенно нелогичной прихоти, решал, что ей будет крайне интересно посмотреть чужое кино. Прямой трансляцией. Без возможности переключить канал.
И вот что она видела в ту ночь.
Трое магов, сопровождаемые одним-единственным выжившим из недавно перебитого отряда, который еще полчаса назад с энтузиазмом собирался присоединиться к орде, теперь шли в сторону стана Радомира Свирепого.
Выживший, которого звали (хотя это уже не имело никакого значения) Гхырк, шел впереди, спотыкаясь и постоянно оглядываясь. Его лицо было бледным, глаза выражали ту степень ужаса, которую обычно испытывает мышь, обнаружившая себя посреди дома любителей кошачьего царства.
Ближе к глубокой ночи, когда луна, похожая на надкусанный кусок сыра, лениво выкатилась на небо, ренегаты увидели вдали россыпь костров. Словно кто-то высыпал на черную степную скатерть горсть тлеющих углей. Это был стан Радомира.
Они не стали подкрадываться. Зачем? Это было бы слишком… изящно. Их план был прост и прям, как линейка. Поэтому они просто подошли вместе со своим провожатым-пленником.
Первыми их заметили стражники у костра. Они как раз были заняты очень важным делом — спорили, можно ли считать сапог съедобным, если его долго варить с луком. Внезапное появление трех странных фигур прервало эту увлекательную дискуссию.
— Э-э-э… вы хто? — спросил один из стражников, инстинктивно хватаясь за свой ржавый топор.
Но ответить ему не успели. Шум, поднятый стражей, привлек внимание, и из самого большого шатра, откинув полог так, что тот едва не оторвался, вышел сам Радомир Свирепый. Вид у него был заспанный и очень недовольный.
— Вы кто такие? — осведомился он, его голос был подобен скрежету камней. — Чего надо?
— О, — отозвался хитрый К’тул, мгновенно входя в образ немощного, заблудшего старика. Он согнулся в три погибели, опираясь на посох, и закашлялся так, словно пытался выплюнуть собственные легкие. Хотя все внимание Радомира было приковано не к нему, а к Фтангу.
Да, Фтанг производил впечатление. Он стоял, возвышаясь над всеми, как скала, и с любопытством разглядывал кочевников, словно прикидывая, сколько из них поместится у него в кулаке.
Радомир смотрел на него, и в его глазах отчетливо читались два сильных, почти первобытных желания: первое — немедленно потягаться
с этим гигантом силами, и второе — как можно скорее переманить такого воина в свое войско. С таким парнем можно было не просто брать города, а использовать его в качестве тарана.— Мы просто были наслышаны про такого великого воина, как вы, Радомир, — проскрипел К’тул. — И про вашу великую орду. Вот и пришли… с дарами. И с предложением.
— Да? И откуда ветер дует? — Радомир недоверчиво прищурился.
— Со всех сторон, почтенный, со всех сторон, — мягко ответил К’тул. — Ваша слава летит впереди вас, как стая воронов.
— А что, ваши спутники языки проглотили? — Радомир кивнул на молчаливого Идриса и все еще рассматривающего всех Фтанга.
— Я за старшего просто, кши-ши-ши, — рассмеялся К’тул своим наигранным, дребезжащим смешком. — Так вот, мы подумали… раз уж у вас такие грандиозные планы по захвату этих изнеженных городов… то было бы неплохо завладеть этой армией.
Брови Радомира взлетели вверх так стремительно, что едва не затерялись в его спутанных волосах. На мгновение в лагере воцарилась тишина. Даже сверчки перестали сверчать. Ему не послышалось? Этот старый хрыч, который, судя по виду, вот-вот должен был рассыпаться в прах, только что сказал, что хочет завладеть ЕГО армией?
Радомир посчитал, что было бы логично оправдать такую оговорку старика тем, что он впал в маразм.
— Это МОЯ армия, — процедил Радомир, и в его груди тут же вспыхнула Ярость. С большой буквы. Та самая, которую он не испытывал уже много дней. Последний раз в таком приступе он ударом кулака переломил дубовый стол, и сейчас ему отчаянно захотелось проделать то же самое, но с головой этого наглого старика. — МОЯ! — гаркнул он, его рев прокатился над лагерем. — Я — РАДОМИР СВИРЕ…
Хлоп.
Мир вокруг Радомира Свирепого внезапно потерял краски. Стал серым, плоским, двухмерным. А еще он вдруг обнаружил, что наблюдает за всем как бы со стороны. Очень странное и, надо сказать, не самое приятное ощущение.
— … ПЫЙ-пый-пый-пый-пый… пый… пый… ый… ый… й……… — разлетелся его боевой клич затихающим эхом по пространству, словно в пустом автомобильном тоннеле.
Лишь спустя секунду, которая показалась ему вечностью, он понял, что именно произошло. Он увидел свое собственное тело. А вот головы видно не было. А видно не было потому, что здоровяк, пришедший вместе со стариком и тем третьим мужчинок, свел ладони вместе.
Картина прояснилась. И она Радомиру категорически не понравилась. Как и тот хлопок, который он услышал.
Только теперь ему все стало понятно. Здоровяк только что размозжил его, Радомира Свирепого, голову одним простым хлопком в ладоши, как напившегося крови комара.
Так бесславно. Так нелепо. Так… эффективно.
Последней мыслью Радомира было: «А ведь какой воин пропадает… Надо было его все-таки переманить…»
А потом мысли кончились. Как и сам Радомир.
Тело Радомира Свирепого, лишенное головы, еще несколько секунд простояло по инерции, а затем с глухим стуком рухнуло на землю, подняв облачко пыли. В лагере воцарилась гробовая тишина. Кочевники, еще мгновение назад с благоговейным ужасом взиравшие на своего непобедимого вождя, теперь с не меньшим ужасом смотрели на то, что от него осталось.