Петербургское действо

— Эмилія мн во всемъ призналась… Я нахожу это безуміемъ… но что же длать…

— Такъ вы не хотите сознаться! Стало быть, всему конецъ… Это, какъ тотъ поцлуй… выходка, которая не должна имть никакихъ послдствій! Это ужасно! Это даже безчеловчно! съ отчаяніемъ въ голос произнесъ Шепелевъ.

Маргарита молчала и, задумавшись, будто колебалась.

— Ну, такъ прощайте, графиня! Пожалете вы меня, когда будетъ поздно…

И слезы выступили на глазахъ юноши. Онъ провелъ рукой по измнившемуся лицу и выговорилъ глухо:

— Я надюсь, что у меня хватитъ силы…

Маргарита пристально глядла на его красивые глаза. Она замтила искренность и почти наивность чувствъ, которыми звучали его слова.

— Нельзя! нельзя! бормоталъ онъ самъ себ. — Да и зачмъ?.. Лучшаго не будетъ ничего въ жизни… Но помните, графиня, никогда никто не будетъ любить васъ, какъ я люблю. Прощайте…

— Что же вы хотите длать?

— Я хочу… Я попробую застрлиться…

— Какой вздоръ. Никогда вы этого не сдлаете. Полноте, мой милый ребенокъ.

Шепелевъ взглянулъ на Маргариту печально, но спокойно и тихо вымолвилъ:

— Не знаю…. Но я попробую. Я не могу такъ оставаться. Это пытка… Я думалъ… я врилъ, что это вы… Если это были не вы или даже и вы, но вы не хотите сознаться и не сознаетесь… И это такъ и останется!.. Никогда не повторится!..

Юноша восторженно всплеснулъ руками и воскливнуль:

— Зачмъ же я буду жить! Умирать надо? Надо! И скоре!..

И онъ двинулся къ дверямъ. Маргарита бросилась, догнала его и сильно схватила за руку.

— Стойте, говорила она упавшимъ отъ волненія голосомъ. — погодите… Я вамъ скажу…

И она запнулась, будто снова колебалась.

— Ну, ну… шептала она сама себ и вдругъ вскрикнула: — что-жъ тутъ длать? Святая Марія!..

— Ахъ, это слово! Это слово! воскликнулъ Шепелевъ. — Вдь оно за васъ говоритъ. Оно все говоритъ…

Маргарита вдругъ, будто съ отчаяніемъ ршимости, взяла его за руку и потянула въ свою спальню-гостиную.

— Ну, вотъ! Гляди! Глупый, упрямый, капризный! нжно выговорила Маргарита, введя его въ комнату. — Заставилъ меня измнить моему слову! Гляди!

Шепелевъ поглядлъ по направленію ея руки и увидлъ на диван черный газовый костюмъ, а на стол кучу сложенныхъ брилліантовыхъ звздъ съ полумсяцемъ.

Онъ боялся понять, что это, наконецъ, признаніе.

— A «Ночь»! Она? Вдь вы «Ночь»? Вы?..

Маргарита, молча и слегка смущаясь, двинулась къ нему, тихо вскинула руки ему на плечи и, обвивъ его шею, припала къ нему и прильнула губами въ его губамъ. Шепелевъ вскрикнулъ слабо и прошепталъ:

— О, Маргарита! Теперь я… Да что говорить! Ничего… Не надо, не надо говорить…

IV

Маргарита понимала, что посл этого признанія дерзкій и прихотливый поступокъ ея становится роковымъ. Связь съ Шепелевымъ ставила ее въ трудное положеніе съ ддомъ и съ Фленсбургомъ. Приходилось играть и хитрить еще боле! Маргарита въ тому же не обманывала себя и предугадывала, что рано или поздно и тотъ, и другой поймутъ и увидятъ ея игру. Въ дд она теряла тогда огромное состояніе, о которомъ мечтала такъ давно, а въ Фленсбург наживала безпощаднаго врага.

«Все это безсмысленная прихоть! Уступка разума сердцу! думала она теперь. Любовь заставила меня быть глупой, неразсчетливой… Но любовь-ли это? Не вспышка-ли? И вспышка, которая такъ сильна, что не можетъ быть долговчной… Богъ знаетъ! Я сама не знаю!.. Будь, что будетъ! Авось, все это еще не скоро спутается!..»

И Маргарита ошиблась. Все спуталось гораздо скоре и неожиданне.

Іоаннъ Іоанновичъ, поддавшійся ея недавней искусной игр, былъ, однако, достаточно проницателенъ, чтобы не начать вскор же подозрвать внучку.

Посл маскарада онъ былъ уже нсколько разъ, сидлъ у нея подолгу, полушутя, полусерьезно и намеками предъявлялъ уже разныя требованія, общая, однако, при этомъ сдлать немедленно завщаніе въ ея пользу, такъ, чтобы все его состояніе могло перейдти ей.

Маргарита и прежде колебалась, и отвращеніе часто являлось у нея къ этому старику; теперь же она окончательно не знала, какъ быть и что длать. Она опять играла на сколько могла умне, но хитрый старикъ начиналъ уже угадывать, подозрвать и раздражаться. Уже раза два страннымъ голосомъ Іоаннъ Іоанновичъ спросилъ у нея, кто и что молоденькій офицеръ, который сажалъ ее въ карету посл бала посла и котораго онъ уже дважды встртилъ у нея въ гостяхъ. Іоаннъ Іоанновичъ, по счастью, какъ всякій старикъ, былъ убжденъ, что женщина не можетъ увлечься юношей.

— Что у тебя за дла съ этимъ щенномъ? спросилъ Іоаннъ Іоанновичъ. — Что онъ влюбленъ что-ли въ тебя?.. Такъ прогони, чмъ возиться съ молокососомъ.

И Маргарита объяснила, что юноша — родственникъ одной ея пріятельницы, которая просила покровительствовать ему. Но старикъ не совсмъ остался доволенъ этимъ объясненіемъ.

И Маргарита начинала бояться, что Іоаннъ Іоанновичъ вдругъ прямо и круто поставитъ вопросъ, на который она не звала что отвчать. Конечно, въ крайнемъ случа могло воспослдовать только одно — возвратить брилліанты, за исключеніемъ броши, проданной Гольцу для Воронцовой. Но чтобы можно было поссориться съ ддомъ снова, для этого надо было себя обезпечить иначе. Гольцъ уже не разъ предлагалъ ей денегъ, но какъ вы велика была эта сумма, все-таки она не могла равняться съ тмъ, что могъ дать ддъ.

Наконецъ, на другой же день посл того же маскарада явился и Фленсбургъ. Она три раза отказала ему, но чрезъ недлю онъ вошелъ почти насильно и прямо, рзко объяснилъ ей, что онъ все знаетъ. И дйствительно, тонкій шлезвигскій уроженецъ разсказалъ Маргарит ея игру съ ддомъ и ея отношенія къ Шепелеву такъ, какъ если бы она сама ему все передала на исповди. Сидя у Маргариты, Фленсбургъ былъ, однако, очень взволнованъ. Лице его было слегка блдно, голосъ прерывался.

— Я отлично понимаю, сказалъ онъ, — что мое положеніе крайне глупо, даже позорно. Для мужчины нтъ положенія смшнй, какъ быть влюбленнымъ и ревновать, не имя на это никакого права. Вы со мной тоже играли, игра вамъ надола и вы бросили. Это для кокетки не преступленіе. Она даже можетъ сама сознаваться въ этомъ… Но… одно время вы не играли! Вы были даже искренни. Но съ тхъ поръ многое перемнилось. Во-первыхъ, въ дом вашемъ появился этотъ отвратительный старикъ и, не смотря на то, что онъ вамъ приходится ддомъ, онъ влюбленъ въ васъ… и вы терпите это… Это вамъ выгодно!..

— Какая нелпость! воскликнула Маргарита и разсмялась, но смхъ этотъ былъ неестественный.

— Главное не въ этомъ… Это пустяки. A вотъ, что не пустяки! Посл вашей дружбы съ барономъ Гольцемъ мн стало казаться, что вы сильно заняты… что у васъ новая цль… какъ бы вамъ это сказать? Что самъ Гольцъ надоумилъ васъ начать войну или осаду кокетствомъ нсколько выше, т. е. выше насъ, простыхъ смертныхъ. Но въ ту минуту, когда я былъ убжденъ, что вы заняты тмъ, чтобы понравиться и влюбить въ себя… скажу прямо — государя!.. въ это время оказалась для меня невроятная вещь! Оказалось, что вы играете, но очень серьезно, съ мальчишкой, съ рядовымъ, почти съ ребенкомъ. Признаюсь, я пересталъ понимать то, что видлъ! Этотъ гадкій, отвратительный старикъ, съ одной стороны, и, съ другой, мальчуганъ, едва вышедшій изъ пеленокъ… Признаюсь, отъ всего этого на меня повяло Петербургомъ. Хотя вы иноземка, но и въ вашей личности сказалось вліяніе Петербурга, т. е. привычки и нравы здшняго высшаго общества. Вся его мерзость, развратъ, даже преступленія противъ самыхъ простыхъ, самыхъ святыхъ законовъ общежитія и нравственности! Вы знаете, я не преувеличиваю! Я не ненавижу… я просто презираю это общество. Вы знаете такъ же, какъ и я, всю эту грязь. Возьмемъ примръ. Вы знаете, что здсь, въ обществ, тоже что и въ народ русскомъ, есть чуть не обычай, что жена юноши сына — сплошь и рядомъ, любовница свекра отца. Ну а ддъ мужа… это еще законне для нихъ…

Фленсбургь говорилъ тихимъ, но дрожащимъ голосомъ и при послднихъ словахъ слегка поблднлъ. Но эти слова его заставили и Маргариту перемниться въ лиц.

— Вы кончили? произнесла она едва слышно.

— Да, хотя не совсмъ еще.

— Ну, съ меня и этого достаточно. Хотя вся ваша рчь есть рчь безумнаго, но тмъ не мене я отчасти довольна, что вы высказались. Вы мн дали право на этотъ разъ окончательно попросить васъ оставить меня и не посщать.

— Стало быть, это полный разрывъ? выговорилъ Фленсбургъ.