Петербургское действо

Шепелевъ протянулъ руки, взялъ ее за руки и отнялъ ихъ отъ лица. Онъ почувствовалъ, что эти руки дрожатъ, но не понялъ. Онъ увидалъ ея совершенно измнившееся лицо съ страдающимъ выраженіемъ, онъ увидалъ что-то новое, странное, тревожное въ ея великолпныхъ, вчно спокойныхъ глазахъ, но тоже не понялъ.

— Понимаю, выговорилъ онъ, — это для васъ тяжелое воспоминаніе. Простите меня! Такъ, стало быть, вы знаете, или хоть знали, какъ я мучаюсь теперь. Вы все-таки любили, или можетъ быть до сихъ поръ любите?

Посл первой мгновенной тревоги, Василекъ остановила на его лиц тотъ ясный и глубоко западающій въ душу взоръ, который такъ ненавидлъ князь Глбъ, который такъ часто тяготилъ многихъ. Но только въ этомъ взор теперь, была глубокая, безконечная скорбь. Она долго глядла на юношу и вымолвила наконецъ:

— Да, любила и люблю теперь. И кого? — вы знаете!

Шепелевъ широко раскрылъ глаза. Онъ не понималъ.

— Нтъ, не знаю. Ей-Богу! Вдь не дядюшку-же моего… усмхнулся онъ.

Но, въ эту минуту, сидвшая передъ нимъ княжна вдругъ зарыдала и, закрывъ лицо, быстро вышла изъ горницы.

Шепелевъ, наконецъ, понялъ… и доброе чувство шевельнулось въ немъ!

XVI

Между тмъ, въ палатахъ фельдмаршала Разумовскаго все приняло праздничный видъ и все было готово къ пиру, на который государь самъ назвался.

Безчисленное количество дворни, козачковъ, гайдуковъ, скомороховъ въ разноцвтныхъ фантастическихъ костюмахъ, ожидали създа гостей и самого императора.

Въ большой зал, выходившей окнами въ садъ, былъ накрытъ обденный столъ, сверкавшій при лучахъ заходящаго солнца близной скатертей и серебромъ. Столъ былъ убранъ цвтами и большими канделябрами изъ литаго серебра, изображавшими различные роды охоты. Каждый канделябръ имлъ боле пуда вса и каждый изображалъ какое-нибудь развтвленное дерево, подъ которымъ группировались кругомъ ствола фигуры охотниковъ въ иноземныхъ платьяхъ и какіе-нибудь зври; на одномъ кабанъ, на другомъ медвдь, на третьемъ лиса или волкъ и т. д. Канделябры эти были подарены покойной государыней и выписаны изъ Парижа. Домъ Алекся Григорьевича Разумовскаго былъ, что называется, полная чаша. Состоянія фельдмаршала никто не зналъ и самъ онъ почти счетъ потерялъ своимъ доходамъ. Это было самое огромное состояніе въ Россіи, и въ ту минуту, когда въ государственномъ казначейств было только милліонъ двсти тысячъ рублей наличными деньгами, графъ Алексй Григорьевичъ имлъ нсколько милліоновъ.

Посл кончины императрицы весь домъ его былъ отдланъ чернымъ сукномъ съ плерезами, и онъ думалъ оставить этотъ трауръ на два, на три года, а теперь, по капризу государя, приходилось придать дому праздничный видъ ровно черезъ пятъ мсяцевъ посл кончины государыни.

Но, если палаты приняли праздничный видъ, освободившись отъ чернаго сукна, крепа и газа, то самъ хозяинъ далеко не имлъ веселаго и праздничнаго вида.

Въ ту минуту, когда государь, Жоржъ, Гольцъ и другіе гости собирались на пиръ, графъ Алексй Григорьевичъ сидлъ у себя въ кабинет въ полномъ мундир и во всхъ орденахъ, но лицо его было особенно мрачно и тревожно. Причина этому была не маловажная.

За два дня передъ тмъ, другъ и наперсникъ брата гетмана, Тепловъ, былъ у него, уговаривая открыто стать на сторону императрицы, въ случа, если произойдетъ въ Петербург какое-нибудь дйство въ ея пользу. Разумовскій отказался на отрзъ, онъ общалъ только остаться безпристрастнымъ зрителемъ, а въ случа всеобщаго поворота въ пользу Екатерины, присягнуть однимъ изъ первыхъ.

Тепловъ остался недоволенъ своимъ неуспшнымъ предпріятіемъ, но, узжая, объявилъ графу нчто на столько важное, что смутилъ Разумовскаго на цлыхъ два дня. Какъ другъ дома давнишній и врный, Тепловъ передалъ Разумовскому великую тайну, что государь, въ виду печальнаго состоянія финансовъ и нужды въ деньгахъ для содержанія корпуса Чернышева, перешедшаго на сторону Фридриха, иметъ виды на громадное состояніе Разумовскаго. Однимъ словомъ, Тепловъ объяснилъ графу, что государь собирается, придравшись къ чему-либо, сослать Разумовскаго въ Малороссію и конфисковать почти все его состояніе.

Графъ сначала, хотя и встревожился, но не поврилъ хитрому Теплову. Онъ подумалъ, что это выдумка для того, чтобы склонить его въ пользу заговора и пожертвовать крупную сумму денегъ для заговорщиковъ. Тогда Тепловъ досталъ изъ кармана бумагу.

Она была писана рукой, хорошо извстной графу, тайнаго секретаря Волкова. На большомъ лист въ заглавіи было написано: «промеморія». Въ этой докладной записк Волковъ объяснялъ государю, какія есть средства поднять русскіе финансы. Одно изъ главныхъ средствъ было предложеніе сдлать то, что цлое столтіе длалось постоянно, примровъ было безъ числа, начиная съ знаменитаго князя Меншикова и кончая Минихомъ, Бестужевымъ и Лестокомъ. Временщикъ, отправляемый въ ссылку и теряющій громадное состояніе, конфискуемое въ пользу правительства, а иногда въ пользу фаворита, было дломъ на столько зауряднымъ, что Волковъ ничего новаго, въ данномъ случа, не придумалъ, а только повторялъ зады. Въ конц записки стояло одно слово. Графъ узналъ руку государя и разобралъ слова: апробую.

Тепловъ ухалъ, Разумовскій тотчасъ же създилъ къ нкоторымъ старымъ пріятелямъ, създилъ къ Панину и всхъ просилъ разузнать, правда-ли, что онъ наканун ссылки и раззоренія. Свднія, собранныя имъ, были совершенно различны. Одни, близко знавшіе Волкова, увряли, что онъ дйствительно объ этомъ проговорился, но не ради злобы противъ графа выдумалъ это, а ради того, что это было единственнымъ средствомъ поправить россійскіе финансы.

Наконецъ, фельдмаршалъ черезъ Екатерину, государыня черезъ Дашкову, Дашкова черезъ болтушку сестру, цной двадцати фунтовъ калужскаго тста, узналъ, что государь поговаривалъ на счетъ конфискованія имущества Разумовскаго, но, однако, ршиться боялся, такъ какъ въ Петербург слишкомъ любили и уважали графа Алекся Григорьевича. Однимъ словомъ, Разумовскій вернулся домой совершенно смущенный, не узнавъ наврное ничего. Одно только понялъ онъ, что если теперь не совершится ничего, то черезъ полгода, черезъ годъ, рано или поздно, эта бда все-таки постигнетъ его.

Наканун назначеннаго пира, утромъ, гетманъ зазжалъ къ брату и нашелъ его въ полной форм отправляющагося къ государю.

— Что ты, батя? спросилъ гетманъ.

— Да вотъ, поду къ нему, нехай сниметъ съ меня вс кавалеріи и отпуститъ до дому.

Гетманъ уговорилъ брата ничего не длать, доказывая, что если дйствительно государь позволитъ ему ухать въ Малороссію, то вдали отъ двора онъ скоре лишится всего. И два брата хохла, носители національныхъ чертъ характера, побесдовали и ршили, какъ горю пособить.

И вотъ теперь передъ графомъ Алексемъ Григорьевичемъ, ожидавшимъ прізда государя и гостей, стоялъ на стол большой золотой подносъ съ его вензелемъ, на немъ лежалъ каравай хлба, а на карава солонка, отдланная драгоцнными каменьями. Подъ хлбомъ виднлась пачка разныхъ бумагъ.

Разумовскій сидлъ, задумавшись, изрдка прислушивался къ шуму на улиц, изрдка косился на подносъ и на пачку бумагъ подъ караваемъ и раза два или три пожалъ плечами. Этотъ жестъ ясно говорилъ:

— Что-же длать! По невол!

И разъ, посл долгой думы, переведя глаза снова на подносъ съ караваемъ, онъ усмхнулся досадливо и выговорилъ:

— Нехай състъ!

Когда раздался громъ копытъ на двор, графъ Алексй Григорьевичъ быстро всталъ. Два лакея, которымъ заране было отдано приказаніе быть наготов, вошли въ кабинетъ и подняли подносъ. Разумовскій быстро двинулся на встрчу государю, а за нимъ понесли и подносъ.

Государь всегда, слзши съ любимой лошади, долго гладилъ ее, ласкалъ, разговаривалъ съ ней, показывалъ ее въ десятый, сотый, тысячный разъ своимъ приближеннымъ, увряя, что такого коня на свт нтъ, что этотъ конь много призовъ выигралъ въ Англіи, хотя конь тамъ никогда не бывалъ.

Прежде, чмъ государь покинулъ лошадь, Разумовскій усплъ спуститься на самый подъздъ.

— А! здорово! Ну, вотъ мы и пріхали покутить! Раскошеливайся, хозяинъ! Жаль мн, что самаго бднаго человка въ Питер раззоряю, да что длать! шутилъ государь.

И эти слова по невол какъ бы подтвердили мысль Разумовскаго, что слухи о Волков не есть выдумка.

Фельдмаршалъ, когда государь вошелъ на подъздъ, опустился на одно колно и вымолвилъ:

— Ваше величество, примите приношеніе на пользу государственную отъ вашего врнаго раба.