Петербургское действо
Шрифт:
И Настя осталась въ постели на нсколько дней. Скрытно отъ всхъ, цлые дни плакала она…
Гарина, наоборотъ, обрадованная извстіемъ о Глб, будто отомщенная, казалась на видъ спокойне, будто выздоровла. Она подозрвала, конечно, канцелярію и Гудовича за ихъ глупое арестованіе, но, главнымъ образомъ, она обвиняла, оговорившаго будто бы ихъ, негодяя киргиза. Василекъ оправдывала брата, но опекунша не врила…
Такъ прошла еще недля.
Однажды утромъ явился въ домъ Тюфякиныхъ, никогда до тхъ поръ не бывавшій у нихъ, Алексй Орловъ. Узнавъ, что Гарина въ постели, он веллъ доложить о себ старшей княжн Васильку Орловъ объявилъ, что
Пелагея Михайловна взволновалась, почуяла новую бду и, кое-какъ поскоре одвшись, сла около постели въ кресло и приняла преображенца, о которомъ только слыхала, какъ о буян. Съ первыхъ же словъ этотъ буянъ, Богъ всть почему, необыкновенно понравился Пелаге Михайловн. Она глядла на него, дивилась и думала:
«Скажи на милость, какъ часто про человка, зря, дурно сказываютъ. Просто витязь, молодецъ, красавецъ! Да какой вжливый, почтительный!»
Къ несказанному удивленію Василька, Орловъ просидлъ глазъ на глазъ съ теткой три часа. Заперевъ дверь по ея же приказанію, Василекъ невольно ршилась раза два подойти къ дверямъ и прислушаться, чтобы знать, чего надо ожидать, бды или радости.
Бесда тетки съ преображенцемъ была тихая, мирная. Василекъ разслышала только голосъ Орлова. Онъ говорилъ краснорчиво, горячо и мягкимъ убдительнымъ голосомъ. Тетка все молчала и только слушала.
«Что онъ ей разсказываетъ?» недоумвала
Наконецъ, Пелагея Михайловна позвала Василька и приказала ей достать изъ сундука, стоявшаго близъ образницы, тысячу червонцевъ. Василекъ достала деньги и, удивляясь, положила на столъ.
— Ну, бери, голубчикъ, только меня и моихъ племянницъ не загубите! A если съумете все сохранить подъ спудомъ, то прізжай, еще дамъ.
Орловъ взялъ деньги, общался бывать, какъ знакомый, поцловалъ ручку Пелагеи Михайловны и ухалъ.
Василекъ ничего не понимала. Гарина, видя изумленное лицо любимицы, усмхнулась насмшливо и выговорила:
— Диву далась! Ну, и дивись! A знать теб этого не приходится. A прідетъ онъ, еще дамъ. Десять разъ прідетъ, десять разъ дамъ! Онъ не обманщикъ, не киргизъ! Душа парень! Я его три раза тутъ цловать принималась, а меня краснобайствомъ не проймешь. A денежки эти, Василекъ, на такое дло!.. Ну, просто скажу, на святое дло!! Да и имъ-то… На, вотъ, подавись! И Пелагея Михайловна злобно стала стучать по столу костлявыми пальцами.
— Подавись! Подавись! Коли только за этимъ дло стало, за деньгами… половину всего своего иждивенія Орловымъ отдамъ, чтобы только отплатить разбойникамъ этотъ стыдъ, да срамъ! Чтобы столбовыхъ дворянокъ тащить съ солдатами, зря, въ холодную, на допросъ и пытку!.. И Гарина прибавила будто себ самой, или мысленно обращаясь къ Алексю Орлову:
— Прізжай, голубчикъ, прізжай! Хоть до пятидесяти тысячъ дойду! A только сверни ты имъ шею…
Въ тотъ же вечеръ громовый ударъ, но уже послдній, разразился надъ домомъ Тюфякиныхъ.
Василекъ, вставшая очень рано, прохлопотавшая цлый день, почувствовала себя вдругъ дурно. Здоровье ея, хотя крпкое, тоже не выдержало, наконецъ, всхъ заботъ и хлопотъ. За вс эти дни у нея бывала только одна радость, когда Шепелевъ появлялся къ нимъ провдать о здоровь Гариной. Но онъ каждый разъ спшилъ, и она едва успвала перекинуться съ нимъ нсколькими словами.
Василекъ въ сумерки, чувствуя себя слабой, ршилась уйдти къ себ и прилечь на минуту. А, между тмъ, покуда Василекъ глубокимъ
сномъ заснула у себя, Настя, за два дня вставшая на ноги, оправившаяся немного, но давно ршившаяся на объясненіе съ теткой, вдругъ поднялась съ мста, прошла корридоръ и, постоявъ нсколько мгновеній у двери тетки, быстро, порывомъ вошла…Пелагея Михайловна сидла на постели и раскладывала у себя на колняхъ, на откинутомъ одял, свой любимый пасьянсъ. При звук шаговъ она подняла глаза и увидла передъ собой племянницу, которую не видала давно.
— А! выговорила Гарина язвительно, — собралась провдать! Хворую изображаешь! Почему? Отца родного, что-ли, въ Сибирь угоняютъ? Киргиза на его родину посылаютъ, а теб горе. Блажишь все… Одного жениха вотъ упустила ужь… Смотри, въ двкахъ останешься.
— Тетушка! выговорила Настя глухимъ голосомъ, остановившись за задкомъ кровати Гариной. — Я вамъ… Выслушайте. Вы мн не мать. Вы меня не любите. И я васъ не люблю! Сестру теперь полюбила… Ее мн жаль… A васъ не жаль… Я ухожу за… нимъ… въ Сибирь за нимъ.
Гарина уронила карты на колни, спутала пасьянсъ и, вытаращивъ глаза на Настю, молчала отъ изумленія.
— Вы опекунша, вы хозяйка по закону надъ моими деньгами, все также глухо и медленно заговорила Настя, только глаза ея засверкали ярче. — Надо мной вы ничего не можете… Оставайтесь съ моими деньгами. Я ухожу безъ нихъ.
— Да, какъ смешь ты… зашептала Пелагея Михайловна, теряясь и робя отъ лица и голоса. Насти… Да ты… Васидекъ! Василекъ! вдругъ закричала Гарина, невольно призывая на помощь любимицу. — За киргизомъ! Ухожу! Что ты? Что?!..
— Глбъ для меня дороже всего на свт… Онъ… онъ…
Но Настя не могла договорить. Она ухватилась руками за кровать, поблднла, закрыла глаза и, наконецъ, шепнула:
— Онъ больше брата… Онъ мн теперь… Тамъ въ Сибири законовъ людскихъ нтъ. Тамъ все можно…
И Настя прибавила еще нсколько словъ, едва шевеля губами, невнятно… ослабвшимъ голосомъ…
Но Пелагея Михайловна слышала, поняла, поврила… Она страшно перемнилась въ лиц и мгновенно ухватилась за голову… помотала головой, тихо ахнула, затмъ застонала еще тише и повалилась на подушки.
Настя, шатаясь, вышла и, держась за стну корридора, дошла съ трудомъ въ свою горницу.
Пелагея Михайловна лежала и, при полномъ сознаніи своего положенія, чего-то ужаснаго съ ней, не могла двинуться и не могла позвать…
Только черезъ часъ Василекъ была разбужена горничной, которая тормошила ее за руку. Прійдя въ себя, она услыхала: — Барышня! Барышня! Барын не хорошо… И давно… Полумертвая…
Василекъ вскочила на ноги и не могла даже ничего понять. Она испугалась, но не понимала то страшное, что говорятъ ей про тетку. Побжалъ въ спальню Гариной, она нашла ее въ постели въ страшномъ вид, котораго Василекъ тоже испугалась и тоже не понимала.
Все лицо Пелагеи Михайловны покосило на сторону, она глядла только однимъ глазомъ, слегка закатившимся, ротъ былъ скривленъ. Увидя Василька, Пелагея Михайловна зашевелила ртомъ, но вмсто словъ Василекъ услыхала какіе-то страшные ужасные гортанные звуки, которые можно было принять за шутку, если бы они были произнесены ребенкомъ.
По счастію, пришедшій Акимъ Акимовичъ, давно уже дожидавшійся Василька въ гостиной, чтобы по обыкновенію ссть за чай, — понялъ въ чемъ дло. Тотчасъ же на лошадяхъ Тюфякиныхъ онъ поскакалъ за докторомъ. Затмъ до полуночи прохлопотали вс около Пелагеи Михайловны. У нея сдлался ударъ…