Петербургское действо

Квасовъ смущался и роблъ, какъ юноша отправляющійся на первый балъ. Да это и былъ для него первый визитъ въ жизни.

«И зачмъ я иду? Познакомились бы посл, когда она стала бы женой его, ужь родней. Осмютъ только мужика!»

Проходя по мосту черезъ оврагъ, гд уже значительно стаялъ снгъ и кое-гд видна была земля, Квасовъ невольно вспомнилъ о случа съ племянникомъ.

«Должно быть это здсь грабители-то его наградили, шубенку-то сняли. Здсь самое прекрасное мсто для этого: и убить можно, да подъ мостъ до весны спрятать».

Когда Акимъ Акимычъ поднимался по лстниц дома Тюфякиныхъ, то дрожь пробирала его по всему тлу.

Пелагея Михайловна особенно любезно встртила гостя, усадила, предложила чаю. Затмъ явился князь Глбъ, ведя за руку Настю.

— Вотъ вамъ и невста, сказалъ онъ.

Настя старалась улыбаться, но лицо ея было сумрачно. Князь Глбъ старался быть веселъ и добродушенъ, но это какъ-то не шло къ нему.

Пелагея Михайловна тоже старалась побольше занимать гостя разговоромъ, но видно было, что и съ ней что-то творится.

Наконецъ, посл всхъ появилась въ комнат Василекъ. Тихо отворила она дверь, тихо подошла въ столу, гд обыкновенно она всегда разливала чай, и сла, пытливо, зорко гладя въ лицо Квасова.

— Это моя старшая племянница, Василиса, сказала Гарина.

Квасовъ поклонился и внимательно сталъ глядть на двушку.

«Чудное лицо! думалъ онъ. — И что-то такое въ этомъ-лиц удивительное есть!»

Квасовъ думалъ то же, что всякій при первой встрч съ Василькомъ. Его, какъ и другихъ, поразило это испещренное бороздками лицо, освщенное чуднымъ душевнымъ свтомъ великолпныхъ глазъ.

Бесда смолкла на минуту. Квасовъ все глядлъ на Василька и вдругъ выговорилъ нсколько словъ, которыми сразу обворожилъ княжну. Этими нсколькими словами Квасовъ сразу записалъ самъ себя въ число друзей Василька.

— Какъ вамъ болзнь личико испортила! выговорилъ Квасовъ.- A вдь видать и теперь, что вы писанная красавица были?

Василекъ слегка зарумянилась и сладкое чувство сказалось у ней на душ. Эти слова такъ подйствовали на нее, что она пересла тотчасъ поближе къ лейбъ-компанцу, къ дяд этого юноши, котораго она такъ давно не видала и о которомъ все-таки постоянно думала.

Акимъ Акимычъ сталъ простодушно и подробно разспрашивать Василька, на какомъ году она заболла, какъ ее отъ оспы лечили. Василекъ охотно отвчала.

— Ну, что жъ, врно я сказываю, спросилъ Квасовъ, — что вы были до болзни писанной красавицей?

Василекъ разсмялась, а Пелагея Михайловна согласилась что дйствительно такъ.

— Василекъ мой была такая красавица, какихъ мало у насъ въ столиц. Но и теперь она для меня красавица душой своей. Что за польза когда лицо бло, да душа черна! выговорила Пелагея Михайловна и какъ-то странно косо взглянула на Настю и перевела свой быстрый взглядъ на Тюфякина. Что-то злобное сказалось на лиц ея на мгновеніе и она еще быстре отвернулась отъ князя.

Посщеніе Квасова окончилось совершенно для него неожиданно. Онъ пришелъ рано, а собрался домой уже ввечеру, и такъ какъ вс опасались, чтобы его на мосту, какъ и племянника, не ограбили, то Пелагея Михайловна предложила ему дохать до города на ихъ лошадяхъ.

И поздно вечеромъ Акимъ Акимичъ выхалъ изъ дома новыхъ друзей. Лейбъ-компанецъ такъ не привыкъ къ колымагамъ и не привыкъ качаться въ нихъ по рытвинамъ, что едва только экипажъ въхалъ въ улицы, Акимъ Акимычъ остановилъ кучера.

— Стой, голубчикъ, совсмъ умаяло, какъ на качеляхъ! Вотъ-вотъ захвораю и карету испачкаю! Выпусти на свтъ Божій.

Квасовъ, отправивъ карету обратно, приказалъ благодарить барыню, а самъ пошелъ пшкомъ, думая о семейств Тюфякиныхъ, которое произвело на него самое странное впечатлніе. Онъ разобралъ всхъ по ниточк.

«Тетушка-опекунша — такъ себ, ничего, барынька изъ дуба дерева, у нея свой нравъ и она себя въ обиду не дастъ. Князь — бсъ, что монахомъ прикинулся. Тетушка его должно быть не очень долюбливаетъ, да, впрочемъ, ему она и не тетка, а чужая. Невста либо хвораетъ, либо какая забота у нея была въ этотъ денъ. А, можетъ, онъ, мужикъ, ей не понравился, она на него и насупилась.»

— A все-таки, вымолвилъ Квасовъ вслухъ, — не по сердцу она мн, эта Настасья Андреевна. Она, что называется, въ замужеств, мужа справлять будетъ, а мой-то Митя ужь будетъ жену изображать. Да. Барышня съ кулачкомъ! A эта! Вотъ другая-то, Василиса-то Андреевна!!.

И Квасовъ на ходу сразу остановился и отъ прилива чувства къ сердцу ползъ въ карманъ за тавлинкой и ахнулъ. Онъ забылъ совсмъ, что, собравшись въ гости, оставилъ тавлинку дома.

— Да, она, другое дло! развелъ Квасовъ руками, бормоча себ подъ носъ:- красавица писанная! Не лицомъ, а очами красавица! Душой красавица! Душа ея вотъ вся на ладони. Нтъ, Василиса — не Настасья. Вотъ кабы на этой порося женить бы, то-то мы бы зажили! Но какъ теперь къ нему подступиться? Коли есть прелестница, его подъ внецъ хоть на цпи веди.

И Квасовъ медленными шагами направился домой, продолжая восхищаться мысленно Василькомъ. Онъ былъ такъ глубоко занятъ понравившейся ему княжной, что въ разсянности дорогой еще раза три слазилъ за тавлинкой въ пустой карманъ и каждый разъ нетерпливо плевался.

— Тьфу! Опять забылъ.

И онъ прибавилъ шагу, чтобы скоре добраться до своей тавлинки и отнюхаться за весь день на славу.

XXV

Апрль мсяцъ уже проходилъ, наступили уже двадцатыя числа. Нева вскрылась, ледъ прошелъ, рка очистилась и невскія воды, холодныя, срыя, незамтно для глазъ уносились теперь въ море.

Стоя на берегу рки, гд уже показалась зеленая трава, преображенскій сержантъ, въ новенькомъ мундир съ иголочки, глядлъ на ровное и гладкое лоно водъ и думалъ: «Да, много воды утекло съ тхъ поръ.» Дйствительно, со Святой недли, за этотъ апрль мсяцъ много воды утекло для всего города и много событій и перемнъ совершилось въ судьб многихъ лицъ, а боле всхъ въ судьб этого сержанта, который былъ не кто иной, какъ юноша Шепелевъ, получившій сразу, вдругъ, Богъ всть какъ, полуофицерское званіе, перескочивъ черезъ два чина.

Помимо перемны одежды простой на боле блестящую, которая удивительно шла въ его блдному и женственному лицу, въ немъ самомъ совершилась тоже перемна нравственная. Онъ былъ теперь мене наивенъ, мене ребенокъ. Три случая повліяли на него и заставили его будто вырости душой.

Во-первыхъ, навки неизгладимая изъ сердца минута встрчи съ «ней» у гадалки и ея поцлуй, молчаливый, но краснорчивый и сказавшій ему все. До сихъ поръ поцлуй этотъ будто дрожалъ и горлъ на его губахъ. Затмъ, вскор посл этой встрчи, незнакомая рука, будто рука фортуны, высыпала на него свой рогъ изобилія. Онъ получилъ прежде всего крупную сумму денегъ, оставленную на его имя въ пакет, покуда онъ былъ по наряду на часахъ. Въ пакет была записка отъ неизвстнаго покровителя, который, даря ему эти деньги, требовалъ, чтобы Шепелевъ немедленно съхалъ съ квартиры дяди и завелъ свою собственную.