Пётр и Павел. 1957 год

"Нет, видел…" – решил про себя Алексей Иванович. Голос, а особенно эта до боли знакомая еврейская интонация окончательно убедили его в этом. "Видел… Только очень давно…И я вспомню… Обязательно вспомню…" А вслух сказал.

– Простите мою безтактность.

Со стаканом горячего чая в руках вернулась Клара.

– Напрасно отказался, у проводницы даже лимон есть!..

– Лимон – это замечательно!.. Это сногсшибательно!.. Где это видано, где это слыхано, чтобы зимой – и даже лимон?!.. А?..

– У тебя поднялось настроение, – утвердительно, как врачебный диагноз констатировала его подруга. – Это хорошо.

– Да уж куда лучше?.. – ухмыльнулся Вениамин и медленно, с трудом, опираясь о столик, поднялся с полки.

– Ты что? – тревожно спросила Клара.

– Не могу я, дорогой товарищ, при посторонних докладывать вам обо всех возникающих в моём организме физиологических проблемах, – он поискал что-то глазами. – Как-нибудь на досуге объясню… И где моя подпиралка?..

– Вот, – она протянула ему красивую, покрытую лаком суковатую палку. Венчала её голова какого-то сказочного существа, отдалённо напоминавшая химеру с крыши собора Парижской Богоматери. Опершись на эту голову, Веня направился в сторону туалета.

Левая нога у него оказалась совершенно никудышной: при каждом шаге он подволакивал её, всем телом опираясь на голову химеры.

– Сейчас Вениамин – самый настоящий инвалид. Без палки или без меня шагу ступить не может. А посмотрели бы вы на него ещё полтора года назад!.. Порох!.. Огонь!.. – как всякая любящая женщина, Клара гордилась своим возлюбленным. Она готова была часами рассказывать о том, какой он у неё замечательный, но заметив удивлённый взгляд Богомолова, пояснила спокойно:

– Ему в лагере позвоночник перебили.

Богомолов сочувственно покачал головой и спросил.

– Несчастный случай?

– Если бы!.. Веня работал в каменном карьере, он должен был по узеньким мосткам в тачке возить камни. А вы сами видите, какой он – совсем не богатырь… И такая работа!.. Иногда товарищи старались помочь: накладывали в тачку поменьше камней. До поры до времени это сходило с рук, но в тот день на карьере дежурил страшный человек – Кузьма. Он сам про себя иногда мрачно шутил: "Я тебе покажу свою мать!.." И показал!.. Заметил, что у Венечки тачка не полная, схватил громадный камень и, когда Венька почти добрался до конца мостков, со всего размаха бросил этот самый камень в тачку… И захохотал… Там высота была метров восемь, никак не меньше… Вот с этой высоты Веня рухнул вниз… А сверху на него посыпались камни и… Сами видите, каков результат. Больше того, он на дне ямы до конца смены пролежал… Кузьма не позволял даже подходить к нему… Только поздно вечером товарищи принесли Вениамина ко мне в санчасть…

В проходе послышался стук палки и шарканье подтягиваемой ноги. Возвращался Веня, и Клара срочно переменила тему разговора:

– Вы не обиделись на меня за то, что я хотела узнать, по какой статье вы сидели? – спросила, не смущаясь, прямо в лоб.

Богомолов вновь растерялся.

– Я вам объясню, отчего так неловко получилось. Мы в пути уже… Веня, шесть или семь дней?..

– Шесть, – уточнил тот.

– Правильно. Так вот, за это время мы уже человек двадцать бывших зэков повстречали. Если не больше… И у меня сработал рефлекс: подумала, и этот тоже… Скажите честно, не обиделись?..

– Помилуйте!.. За что обижаться?..

– Не знаю, все какие-то нежные стали, на всё обижаются. Спросишь – нехорошо, не спросишь – ещё хуже. Одни гордятся, что сидели, для других это – позор. Порой, не знаешь, о чём можно говорить, о чём нельзя…

– А ты почаще помалкивай, чтобы в глазах умных людей дурой не быть, – посоветовал ей Вениамин. – Глядишь, за умную сойдёшь…

Он с трудом протиснулся в угол, поставил палку рядом к стенке и вновь уставился в окно. Клара развязала торбу, такую же серую, как и её ватник, достала новую пачку папирос.

– Ты бы лучше в тамбуре покурила, – то ли попросил, то ли приказал ей Веня. – Здесь и так дышать нечем. А?..

– Конечно, конечно… я сейчас, – и она вышла в тамбур.

– Я этой женщине жизнью обязан, – по-прежнему глядя в окно, медленно проговорил хромой старик. – Жаль, с головой у неё проблемы… Поэтому вы, действительно, зла на неё не держите. Как говорится, "на убогих не обижаются", – и заметив недоумение Алексея Ивановича, пояснил: – Нет, нет, вы не думайте, сейчас всё в порядке, всё, как говорится, "в норме"… Но бывают, знаете, такие периоды… Кричит по ночам, с постели вскакивает… людей не узнаёт. Даже близких… Меня, к примеру… Или депрессия… Бывает несколько дней может неподвижно просидеть… Знаете, сидит и плачет… Спросишь: "Что с тобой?", отвечает: "Всё в порядке…", и опять слёзы в ответ. Нервы у неё совершенно ни к чёрту!.. – Помолчав немного, добавил: – За то, что я жив до сих пор, двух людей благодарить должен… Клара насильно меня с того света вытащила… Знаете, буквально за шкирку… И ещё… Когда я совсем пацаном был, один поп всю нашу семью грудью от погромщиков заслонил…

Потом поморщился, как от сильной зубной боли, и буркнул себе под нос:

– Царство ему небесное, кажется, так у вас говорится?..

И тут Богомолов вспомнил!.. Генкин!.. Ну, конечно!.. Веня Генкин!.. Сын парикмахера Арона Бенциановича Генкина!.. Сколько раз Алёшка Богомолов в молодости стригся у него!.. А тот всякий раз, щёлкая ножницами, повторял одну и ту же фразу: "И знаете, молодой человек, и вы никогда и не будете лысым. У вас из одной луковицы три-четыре волосика растут!.. И знаете, и это такая редкость!.." А рядом с парикмахерским креслом постоянно крутился маленький вертлявый шкет – Венька!.. Да, да!.. Вот этот самый лысый хромой старик!.. Хватал со стола расчёску или ножницы, и Арон то и дело кричал своей жене, которая подметала пол или мыла испачканный мыльной пеной бритвенный прибор; "Бася!.. Угомони этого паразита, или я сделаю так, что его не будет больше на этом свете ни сегодня, ни завтра!.."

Алексей Иванович даже засмеялся от удовольствия, что вспомнил.

– Разве я и что смешное сказал? – удивился сильно постаревший "шкет".

– Ни в коем случае! – спохватился Алексей Иванович. – Всё, что вы рассказали очень грустно. А смеялся я оттого, что мы с вами, Вениамин Аронович – старые знакомые!.. Больше того – соседи. Моя фамилия – Богомолов. Алексей Богомолов… Неужели не помните?..

Сын боголюбовского парикмахера оторвал свой взгляд от окна и резко обернулся к Алексею Ивановичу… Ну, уж нет!.. Он помнил. Всё помнил!.. И никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет этого забыть…

Вернулась Клара.

– Представляешь, в тамбуре ещё с одним из "наших" познакомилась! – радостно возвестила она. – Пятьдесят восьмая Б – прим. Десятка без права переписки!.. Антисоветская агитация и пропаганда… Честное слово, я иногда теряюсь, и даже страшно становится!.. Веня, тебе не кажется, вся страна по лагерям сидела?.. То есть буквально вся – от Магадана до Печоры.

Генкин ничего не ответил. Он, не отрываясь, смотрел на Богомолова и думал о чём-то своём. Напряжённо, мучительно думал.

– А мы с вашим мужем, оказывается знакомы! – поспешил обрадовать попутчицу Алексей Иванович. – Когда-то, очень давно, совершенно в другой жизни жили бок о бок. Соседями были… Удивительно!.. Да-а, тесен мир!..

– Правда?! – Клара тоже обрадовалась, но, взглянув на суровое, напряжённое лицо своего Вени, сразу сникла и представилась строго, почти официально: – Клара Корт. Очень приятно.

– Мне тоже очень приятно, – сказал, пожимая узкую сухую ладошку, ничего не понимающий Богомолов. – Кто бы мог подумать?!.. – И, спохватившись, тоже представился: – Алексей… Алексей Иванович.