Письма солдат

Дмитрий закашлялся.

— Перепись говорила о двух с половиной миллионах?

— Перепись, князь. Перепись, — терпеливо повторил император. — МВД дает совсем другие цифры. Я склонен им верить.

— Проблема, — Дмитрий сходу сообразил, к чему его подводил сюзерен.

Влиятельная, богатая и очень многочисленная группа. Все чистые русские, православные, однако, лояльностью группа не отмеченная. Виной тому политика предков сюзерена. Николай Второй много сделал для сглаживания последствий Раскола, но старая рана еще побаливала. Что уж говорить, сенатский период истории православия на Руси, когда Петр превратил церковь в министерство Веры, до сих пор аукается.

— Так вот, у нас вроде бы большинство граждан русские, христиан еще больше, а единства нет. Из этого постоянно вылезают, — царь хмыкнул, — разные нехорошие дела. Министр Куровский подал одни интересный прожект. Предлагает законодательно, моим личным Указом уравнять все церкви, обязать полюбовно принимать всех христиан вне зависимости от обряда и уклона. Заставить всех признать истинность таинств и обрядов других церквей.

— Тебя на костре сожгут.

— Если дуриком переть, Россия взорвется. А если с умом все сделать, может толк выйти.

— Только не во время войны. Помнишь, твой папа все реформы переложил на послевоенный 18-й год. Новый алфавит, европейский календарь, уравнял крестьянское сословие с мещанами. Патриарха разрешил избрать.

— Не считай меня дураком. Мне сейчас надо подготовить патриархов и епископов, поставить их перед неизбежностью принятия. Понял?

— Хорошо. Что требуется от меня?

— Так лучше. Поможешь при разговоре с Анастасием. Начну с него. Суть: полюбовное признание обрядов и таинств всех христианских церквей в моей стране.

— Почему с него? Лучше будет поставить задачу Куровскому обработать вождей раскольников, а тебе начать с лютеран.

— С Анастасием проще. Он второй Патриарх после Синода. Он еще не совсем настоящая Церковь. Всегда могу надавить, напомнить, что у меня целых три патриарха. Могу и подвинуть.

— Согласен. Сложное дело. Но ты прав. Уравнять все церкви, убедить признавать чужие обряды и таинства хорошая идея.

Дмитрий подпер щеку кулаком. В голове князя уже рисовались фантастические перспективы. Да, очень сложно. Да, многие сразу не примут. Да, застарелые обиды тысячелетней давности. Однако, результат того стоит. Медленно, постепенно, но все русские церкви встанут в один строй, в несокрушимую стену щитов.

— Лютеранин сможет подойти к причастию в православной церкви, а венчаться в католическом костеле?

— Суть ты уловил. Жениться сможет на православной, а детей крестить в той церкви, что им двоим ближе. Однако, с протестантами и католиками еще сложнее, чем с православными. С православными они помирятся и расцелуются, а между собой еще долго будут ножи точить. Думаю, если не мой сын, то внук увидят такую чудную картину, я же только положу второй камень в фундамент.

— Что с меннонитами делать будешь?

— Как и со всеми, лаской и отеческим принуждением. Пусть крестятся и молятся как угодно, главное, чтоб в Бога верили и Святую Троицу. Не хотят брать в руки оружие? — Можно понять. У меня и без них только частичная мобилизация. Впрочем, немцы меннониты идут служить санитарами и фельдшерами. Тоже воюют, жизни моих людей спасают.

От императора Дмитрий ушел в состоянии задумчивом. Ни на какую работу он не поехал. Люди не дети. Проживут еще один день без начальника. Машина с охраной ждала у бокового крыльца. Дмитрий попросил отвезти его в Сергиевку. Если семья ждет, работа подождет. Странное дело, но князь оказался совершенно прав. Остаток этого дня его не беспокоили, зато с утра началось. Самое первое — навалились кадровые дела по итогам неудачного сражения у Антигуа. Вплоть до того, что пришлось устанавливать канал связи с флагманским линкором и запрашивать вице-адмирала Макарова.

Глава 24 Тринидад

28 августа 1941. Кирилл.

Благословенный край. Здесь не бывает зимы. На палубе «Выборга» настоящий пляж, точнее говоря, новомодный солярий. Летчики и моряки загорают на тиковом настиле. Авианосец на рейде. С палубы открывается прекрасный вид на порт. У причалов лес мачт. За ними красивый южный город.

— Когда увольнение? — Кирилл Никифоров поворачивается к соседу.

— Да хоть сегодня подпишу. Полетов все равно нет, — Борис Сафонов приподнимает солнцезащитные очки.

— В чем подвох?

— Нет подвоха, Кирилл Алексеевич. Полковник дал негласное указание не жлобиться на увольнения. Пока стоим в Порт-оф-Спейне, надо пользоваться.

Сафонов выдержал паузу. Вокруг стали собираться люди. Слух у молодых летчиков острый. Ребята из первой эскадрильи сразу уловили интересный разговор.

— Точно отпускают?

— Конечно. Да только мне идею одну подкинули. Всей эскадрильей пойти гулять сегодня с обеда и до завтра.

— Так что ж ты не сказал!

— А ты не спрашивал. Хотел в одиночное плаванье уйти.

Кирилл чуть было не закашлялся от возмущения.

— Идемте все! — солнце заслонила атлетическая фигура фельдфебеля Комозина.

— Так. Все здесь? Ворожейкина не вижу.

— Наш звеньевой в ангаре, механикам патрубки чистит, — донесся задорный молодой голос.

Смех смехом, но поручик Арсений Ворожейкин чуть было не погиб, когда во время учебного вылета у его «четверки» заглох мотор. Летчик чудом спланировал на палубу и зацепился за трос с первого захода. Как выяснилось, карбюратор засорился. Разумеется, мотористам и механикам пришлось пережить немало неприятных минут, когда в ангар спустился экспертный консилиум из целого звена истребителей. Дело житейское. Все выжили, и ладно.

— Целая ночь впереди! — обрадовался Зеленов. — Там такие мулаточки юные да сочные, обалдеешь.

— Так, слушать сюда! — Сафонов вскочил на ноги и упер кулаки в боки. — Кто по мулаточкам и негритянкам, чтоб зашли к врачу за кондомами. Кто мимо, тоже чтоб взяли на крайний случай. Если кого в гальюне от гонокока скрючит, или причинное место шанкерами покроется, спишу с корабля в чумной барак, чтоб георгиевский авианосец не позорили. До самой отставки будете на Груманте или Гренландии за белыми медведицами волочиться. Все поняли?!

Даже зимой, хотя какая здесь зима! — Солнце в тропиках коварное. Сгореть можно в считанные минуты. Про лето и говорить нечего. С непривычки люди обгорали моментально. Корабельные врачи спешно поднимали и штудировали циркуляры по профилактике тропических болезней. Солнечных ожогов это тоже касалось.

Сразу после обсуждения грядущего рейда эскадрильи Кирилл набросил на плечи рубашку и спустился в каюту.

Иллюминатор открыт, вентилятор гоняет воздух, но в стальной коробке жарко и душно. Соседей нет. Первым делом Кирилл оделся. По трапам он спускался в нарушение всех уставов и приличий, то бишь в одних кальсонах. Увы, жара, тропики с дисциплиной плохо уживаются.