Play the kitten

Один из прохожих – белый воротничок, судя по белоснежной рубашке и галстуку - притормозил на тротуаре, стягивая солнцезащитные очки.

– Мисс, с Вами все хорошо? – спросил тот, перекрикивая оглушающий рев мегаполиса. Вайолет быстро закивала, утирая слезы. Прохожий помялся на месте, сжимая ручку сумки, в конце-концов неуверенно удалившись.

Как может чья-то улыбка иметь такой эффект? От взгляда его насыщенно-темных глаз сжимались все внутренности, напоминая Вайолет о том, насколько она слаба. Одного его вида хватило, - всегда хватало - чтобы вывести ее из равновесия, из состояния покоя, которого она с таким трудом добивалась. Разве честно это? Разве может что-то застать врасплох сильнее, чем прошлое, от которого ты пытаешься убежать с таким упорством?

Потребовалось несколько минут на то, чтобы подавить приступ удушья. На улице при двадцатиградусной жаре это удалось с трудом. Но Вайолет смогла, взяла себя в руки, опираясь спиной о нагретые железные прутья, глубоко вдыхая сухой воздух. Впереди – сияющие двери «Кортеза» и начищенная светлая плитка, устилающая полукруглый вход.

Нет, она не может вернуться. Только не сейчас. Нужно все обдумать, умерить пыл. Вайолет смахнула волосы, раздуваемые легким прохладным ветерком, и утерла раскрасневшееся лицо ладонью, стирая влажные, въедающиеся в кожу подтеки от слез, затем развернулась и быстро вышла с территории отеля, направившись вдоль Южной Мэйн стрит, сама плохо понимая, куда держит путь.

***

Она брела по Южной Мэйн стрит, затем по Западному бульвару Пико до бульвара Гейтуэй, плавно переходящего в бульвар Ошен Парк, мимо невероятного количества закусочных с красными диванами у огромных стеклянных окон, мимо офиса Сити Банка и гольф клуба, скрытого от посторонних глаз высоким забором, мимо гостиницы, стены которой увиты зеленым плющом, вдоль дороги мимо зеленых скамеек и низенькой клиники ортопедии. На проезжей части, в каждом ряду краской было выведено «Медленнее. Медленнее, Медленнее. Ученики. Ученики. Ученики». Вайолет понимала, что надписи для машин, а где-то рядом, - возможно, даже на соседней улице - школа, но написанное наполнялось совсем иным смыслом. Чем она сама не ученик этой жизни? Может, она действительно бежит слишком быстро, упуская по дороге что-то важное, именно то, за что нужно покрепче ухватиться? Она повзрослела слишком рано…

Вайолет отрешенно замедлила ход, минуя деревья с серыми стволами и размашистыми кронами. Действительно, вниз по бульвару появилась кирпичная религиозная школа с ухоженной территорией, а далее - ряд домов с абсолютно различным архитектурным решением и дизайном, после – низенькая серая клиника артроскопический и амбулаторной хирургии с мансардными окнами на последнем этаже, а рядом у тротуара –фургон с блинами и панкейками. Низкие здания плавно перетекали в высотки, кирпич отделки – в белый камень. Лос-Аджелес будто кричал, вопил всей своей архитектурой о том, что это город возможностей. Вроде как «Хей, смотри, здесь уживается несовместимое, может и ты попробуешь?». А на деле все оказывалось куда запутаннее. Все, от чего она бежала, настигло ее. Есть ли смысл продолжать бороться?

Тепло солнечных лучей въедалось в кожу. Вайолет ненавидела лето, и именно это лето было самым отвратительным из всех. Да как вообще можно любить время года, когда вся одежда, пропитавшись, липнет к телу, когда нельзя надеть любимые сапоги и прогуляться по туманным низменностям? За что можно любить лето, когда оно приносит самые большие разочарования?

Небо было чистейшим. Ни единого облачка. Лишь голубое полотно с ослепительно сияющим диском. Ярко прорисовывались контуры пальм. Слева мелькнула больница Хантингтон, с ее до ненависти персиковыми стенами каждого корпуса, а через перекресток после – чей-то участок с многочисленными кустами, усеянными бутонами нежных роз.

Чаще всего мелькали всевозможные клиники хирургии и стоматологии, словно в Лос-Анджелесе только и делали, что подтягивали лица да отбеливали зубы…

Частые вывески на фасадах высоток напоминали о «Кортезе» своим стилем арт деко. Странно это – осознавать, что ты покинул стены отеля, но дух его по-прежнему следует по пятам…

В тени крон деревьев было прохладно. Вайолет брела по тротуару, не особо задумываясь о том, куда она в итоге придет. Ее знаний местности хватало лишь на то, чтобы определить, что она сейчас в центре Лос-Анджелеса, а где-то впереди должна быть Санта Моника. Как ни странно, шум пролетавших мимо авто и крики жителей успокаивали. В самой гуще событий, в толпе Вайолет понемногу отключалась, казалось, ей понемногу удавалось восстанавливать состояние психики.

Кварталы сменяли друг друга, словно клиенты дешевого мотеля. Повсюду торчали дорожные указатели с черно-белыми надписями «One way», напоминая о старенькой песне группы Blondie, изредка появлялись круглосуточные парковки за низенькими заборами. Перед продолжительным рядом крошечных супермаркетов Вайолет подивилась пустому пространству, окруженному защитной светло-салатовой тканью, утыканной желтыми машинами с копошащимися возле рабочими во флуоресцентных жилетках – месту, где в будущем появится еще один небоскреб, в, возможно, и новый отель, в который когда-нибудь придет такая же Вайолет с такими же глупыми мечтами и надеждами, которые рухнут в одно июльское утро…

***

Через два часа пешей прогулки вдоль дороги Вайолет больше не чувствовала ног. Благодаря чаевым, который дал один из утренних постояльцев, девушка смогла оплатить проезд на транспорте от бульвара Венис прямиком до береговой линии, купить бутылку воды и фисташковое мороженое, да так, что оставалась еще мелочь на обратную дорогу.

Но это лишь в будущем…

Пока что впереди – необъятные песочные просторы, размеренный плеск волн Тихого океана и ослепительная голубизна неба. Ровная, далекая полоска горизонта, изредка прерываемая с двух сторон огромными и холмистыми вершинами Национального парка отдыха Санта Моники и Палос Вердеса.

Слева – парк аттракционов. Кажущееся издали совсем крошечным колесо обозрения размеренно вращалось; переливалась сталь на солнце. Доносилась всем известная развеселая цирковая мелодия и едва различимое детское визжание, прерываемое криками чаек.

Позади – редкие торчащие стеклянные высотки и серебряная крыша одной из многочисленных клиник, ниже по холму – частные коттеджи с огромными окнами и широченными балконами. И море, просто море пальм, напоминавших маленькие полукруглые смешные ершики, торчащие из песка.

Впереди – Тихий океан и безбрежный песочный простор. Нагретый песок таял под ногами, словно розовая сахарная вата на теплом языке.

Вдавался в океан кусок пирса Санта Моники. На пляже, разомленные солнцем, дремали девушки в купальниках; отцы окунали крошечных карапузов в теплую воду. Вайолет грустным, серьезным взглядом глядела на малышей, резвившихся на песке, сооружающих настоящие кривые замки. Как они беззаботны, как легка их жизнь. Вайолет бы сейчас многое отдала за возможность вот также сидеть на корточках с фиолетовой формочкой в руках…

А вон те нимфетки, что разлеглись на ярких полотенцах в почти ничего не прикрывающих бикини? Что они знают о настоящих чувствах? Что они вообще знают о страданиях? Глупые создания, сидящие за богатенькими родителями, думающие, что самое большое разочарование в жизни - застать четырнадцатилетнего кретина-“парня” в объятиях другой…

***

Крепко сжимая в руке свои оксфорды девушка бродила по песку вдоль береговой линии, щурясь на солнце и утопая в мягкости песка, - кое-где попадались сухие водоросли и мелкие камушки - и лежала совсем близко к водной глади, щурясь и глядя на то, как быстро набегали волны, затем утягиваясь обратно с песка оставляя после себя лишь абсолютно гладкую, сверкающую на солнце поверхность. Наступи – и останется идеальный отпечаток. Грациозно пролетали чайки, - их тушки мелькали на фоне солнечного диска - и радостно визжала детвора, обрызгивая друг друга кристальной водой.